Министерство образования УР
УдГУ
Факультет психологии и педагогики
РЕФЕРАТ ПО ИСТОРИИ ФИЛОСОФИИ
ТЕМА:    ФИЛОСОФСКО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ
ВОЗЗРЕНИЯ НИКОЛО МАКИАВЕЛЛИ И СОВРЕМЕННОСТЬ
Ижевск 
СОДЕРЖАНИЕ
1. 
ВВЕДЕНИЕ………………………………………………………………………………… 3
2. 
НИКОЛО
МАКИАВЕЛЛИ. ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА….. 4
3. 
“ГОСУДАРЬ”
МАКИАВЕЛЛИ………………………………………………… 7
4. 
ПОНЯТИЕ
“МАКИАВЕЛЛИЗМА”……………………………………….. 15
5. 
МАКИАВЕЛЛИЗМ
И СОВРЕМЕННОСТЬ ( ПРОБЛЕМЫ МОТИВАЦИИ ЛИДЕРОВ)……………………………………………………………………………….. 16
6. 
ЗАКЛЮЧЕНИЕ……………………………………………………………………….. 21
7. 
СПИСОК
ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ………………… 22


ВВЕДЕНИЕ.
Цель
оправдывает средства.
В
разработке теории политики Николо Макиавелли, несомненно, стоял на
прагматических и утилитарных позициях, следуя принципу “цель оправдывает
средства” и четко отграничивая политику и мораль. Он решительно отстаивал
смелость и решительность, уверенность и гибкость в проведении политики,
выступал за соединение в политике “черт льва и лисицы”, отмечая, что
“необходимо быть лисой, чтобы разглядеть западню, и львом, чтобы сокрушить
волков”. К сожалению, эти и аналогичные высказывания были односторонне
истолкованы как проявления крайнего аморализма, лицемерия, вероломства,
жестокости и даже преступности политики, в связи с чем понятие “макиавеллизм”
нередко используется лишь в негативном плане. Это серьезно искажает
действительную позицию  Макиавелли, который хотя и был сторонником решительного
и смелого достижения поставленных политических целей, подчинения морали высоким
политическим целям, но отнюдь не стоял на позиции безоговорочного признания,
что любая цель всегда и везде оправдывает любые средства ее достижения.  
В данной
работе мы попытаемся рассмотреть различные точки зрения: традиционную,
излагаемую в большинстве учебных пособий по политологии < 4, 6 >, а также анализ основного труда
Макиавелли “Государь” Л.М.Баткина< 1 >. 


НИКОЛО
МАКИАВЕЛЛИ. ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА.
НИКОЛО МАКИАВЕЛЛИ (1469—1527) — италь­янский политический мыслитель, основатель свет­ской
политической науки. Широкое распростране­ние получил термин “макиавеллизм”, под
которым понимается тактика вероломного захвата власти, диктатура личной власти,
авантюристическая внеш­няя политика тайных сговоров, обмана союзников,
лицемерие и цинизм; все может быть выражено девизом: “цель оправдывает
средства”.<
6 >
Политические позиции и воззрения
Макиавелли отражали конкретно-историческую обстановку того времени. В условиях
раздробленной Италии XVI в. необходимы были, по мнению Макиавелли, и жест­кая
диктатура власти, и насилие в отстаивании идеалов республики, и использование
иных мер, ко­торые в другие времена были бы неоправданны.
На этапе раннебуржуазного развития
политика, как и другие сферы общественной жизни, начина­ет осознаваться как
особая и крайне важная сфера человеческой деятельности. Ренессансные концеп­ции
общества и государства отрывались от своей теологической основы, бывшей
господствующей в средние века. Одним из первых, кто откликнулся на политику как
самостоятельную сферу жизни общества, был Макиавелли.
Мыслитель из Флоренции в
своих произведени­ях фокусирует один из критических моментов гу­манистической
традиции — момент преодоления синкретизма Возрождения. Так, из человеческих
мотивов поведения на первое место выносятся два: страсть к приобретению
(собственничество) и чес­толюбие (чувство собственного достоинства). Эти два
интереса, первый из которых является преоблада­ющим, учитываются не только при
анализе пове­дения отдельных личностей, но и поведения широ­ких масс.
Деятельность собственника дистанцируется от деятельности власть имущих, но
последние про­должают сохранять свою опеку. “Он (государь) дол­жен побуждать
граждан спокойно предаваться тор­говле, земледелию и ремеслам, чтобы одни
благоустраивали свои владения, не боясь, что эти владения у них отнимут, другие
— открывали свою торговлю, не опасаясь, что их разорят налогами; более того, он
должен располагать наградами для тех, кто заботится об украшении города или
госу­дарства”<
3 > .
Еще более определенно Макиавелли
отделял по­литику от религии и морали. Им было положено начало секуляризации
политической мысли, ее осво­бождению от теологии. В своем взгляде на соотно­шение
церкви и государства он резко расходился со средневековыми представлениями и
ставил ре­лигию на службу государству, а не государство на службу религии.
Макиавелли стал на исторически
перспективную точку зрения в важнейшем для Европы XVI—XVIII вв. вопросе — о
соотношении религиозной и государ­ственной власти — и обосновал определяющую
роль светской власти. Политика имеет свои закономер­ности, которые должны
изучаться и осмысливать­ся, а не выводиться из теологических постулатов, из
Священного Писания. Макиавелли не выявляет природу экономической власти. Но
есть анализ че­ловека “политики”, включающего в себя то, что поз­днее было
названо Вебером понятием социальной роли и ролевой функции, которые так или
иначе соотносятся с понятием личности новоевропейско­го типа и культуры,
индивида, принадлежащего самому себе.
В традиционалистском
обществе, как отмечают исследователи, нет “ролей”, которые не сливались бы с
человеком в целом. Макиавелли, сконструи­ровав абсолютно нетрадиционалистского
индивида, таким образом провозгласил смену принципов: принцип традиционализма
уступал место принци­пу личности. Признавалась не только сила “Фортуны”
(судьбы), обстоятельств, которые заставляют че­ловека считаться с силой
необходимости, но и сила “доблести” (“вирту”) —человеческой энергии, уме­ния,
таланта. “Вирту” — активное и ведущее на­чало в жизни человека и общества.
Макиавелли вводит один из
ключевых терминов политической науки — государство. Го­сударство означает
политическое состояние общес­тва. Необходимость тех или иных форм правления
Макиавелли выводит из задач, стоящих на поли­тической повестке дня. Для
объединения государ­ства лучшей формой правления выступает монар­хия, но после
объединения страны лучшей формой является республика.
Деятельность государства
— это такая сфера про­явления интересов, чувств, настроений людей, групп,
правительств, в которой действуют свои пра­вила поведения, морали, отличающиеся
от отноше­ний между частными лицами.
Государство создается и
сохраняется не только с помощью насилия, но и хитрости, коварства, обма­на.
“Надо знать, — пишет мыслитель, — что с вра­гом можно бороться двумя способами:
во-первых, законами, во-вторых, силой. Первый способ присущ человеку, второй —
зверю; но так как первое часто недостаточно, то приходится прибегать и ко второ­му.
Отсюда следует, что государь должен усвоить то, что заключено в природе и
человека и зверя… Из всех зверей пусть государь уподобится двум: льву и лисе.
Лев боится капканов, а лиса — волков, сле­довательно, надо быть подобным лисе,
чтобы уметь обойти капканы, и льву, чтобы отпугнуть волков”< 3 >.
Макиавелли удалось
выявить ряд общих зако­номерностей политической жизни, поэтому многие положения
не утратили своего исторического зна­чения и в наши дни. Его работа “Государь”
явля­ется настольной книгой политических деятелей раз­ных стран, что говорит о
прозорливости автора и глубине его идей.


“ГОСУДАРЬ”
МАКИАВЕЛЛИ.
 “Первая задача — понять произ­ведение так, как понимал его
сам автор, не выходя за пределы его понимания. Решение этой задачи очень труд­но
и требует обычно привлечения огромного материала.
Вторая задача — использовать свою
временную куль­турную вненаходимость. Включение в наш (чужой для автора)
контекст”.
 М. М. Бахтин
Как уже говорилось выше, основное
произведение Макиавелли “Государь” и сегодня является настольной книгой для
многих политических деятелей, служит своеобразным сво­дом правил политического
властвования.
Непосредственно Макиавелли занимают свойства чи­стой
индивидности. Именно в них — как в неустранимое условие—упирается решение его
прикладной задачи. Индивид как субъект исторического действия и он же как
“универсальный человек”, который должен ссохнуться до “государя”,— это
как-никак один и тот же индивид. Обычный политик — конкретный “этот” —
ограничен сво­ей отдельностью; он, скажем, по природе склонен дейст­вовать или
обдуманно, медлительно, осторожно, или напористо и безоглядно. Между тем
выясняется, что лучше всего, если правитель был бы человеком, который спосо­бен
вести себя и так, и этак, и по-всякому, т. е. меняться по обстоятельствам,
поступать, как он считает нуж­ным,— и в этом смысле преступать границы своей
при­роды, с ее единичностью и готовностью, быть творцом самого себя. Его-то
Макиавелли, как известно, и вообра­жает, описывает, ожидает, о нем возвещает в
трактате о “Государе”. Лишь такой человек может стать великим политиком и
спасителем Италии.
 “Индивидуализм”
Макиавелли не имел внутренних, духовных проблем, все проблемы Госу­даря — во
внешнем мире.
Возрождение еще не знало
понятия личности, но оно его подготавливало вплотную. Основанием предощущения
личности послужили концепции гумани­стического диалогизма и “варьета”.
Свернутые внутрь индивида, они дали в высшей степени парадоксальную концепцию
“универсального человека”, т. е. своего рода ренессансного человека без
свойств, индивида в качестве собственной возможности.  Это и было нечто вроде
первого фантастического наброска идеи личности.
    Так вот: у Макиавелли можно
наблюдать первый кри­зис этой идеи. По Макиавелли, если подойти к природе
индивида с за­просами энергичного практического целеполагания, по­требно ее
коренное преобразование. “Фортуне” не в си­лах противостоять природный индивид,
сам являющийся лишь одним из моментов прихотливой натуралистиче­ской комбинации
случайностей. Только свободная в от­ношении к себе индивидуальность, не
предопределенная готовыми парадигмами поведения, не ограниченная своей
частичностью и малостью, только ее доблесть в состоянии бросить вызов судьбе.
Нечто крайне важное именно для конституирования новоевропейской индивидуальной
лич­ности было преподано, таким образом, в “Государе” с не­сравненной остротой.
Исследователи Макиавелли,
безусловно, давно приня­ли во внимание, что в центре всех размышлений фло­рентийца
об истории и политике находился “доблестный” индивид, способный добиваться
своих целей. Однако изучение касалось исключительно то­го, каким он виделся
Макиавелли: что разуметь под “доб­лестью”, в какой степени “фортуна” ставит
пределы возможностям человека, что, собственно, такое эта “фортуна”, должны ли
мы считать безукоризненно ра­ционального и потому удачливого государя
концентриро­ванным образом реальности или, скорее, идеальным про­ектом и так
далее. В этом же теоретическом кру­гу всегда оставались попытки вскрыть
пагубность (или, напротив, историческую вынужденность и оправдан­ность)
крайнего “индивидуализма” Макиавелли, не при­знающего препон для восхваляемой
им сильной личности.
Хотя новому государю
никак невозможно избежать жестоких мер, “тем не менее он должен вести себя уме­ренно,
благоразумно и милостиво. Или: “Госу­дарь должен стараться, чтобы в его
поступках обнару­живались величие, сила духа, значительность и твердость”.
“Госу­дарь должен также выказывать себя поклонником даро­ваний, оказывать почет
тем, кто отличился в каком-либо искусстве или ремесле. Он должен побуждать
граждан спокойно заниматься своими делами, будь то торговля, земледелие, или
что-либо иное… Он должен являть собой пример милосердия, щедрости и широты, но
при этом твердо блюсти величие своего достоинства, которое должно
присутствовать в каждом его действии”<3>.
Макиавелли требует от
правителя великодушия, в сущности, не менее, чем вероломства. О щедрости он
роняет: “…и многие другие достигли высочайших степеней”, ибо “были и слыли
щедрыми”. Он пишет весьма характерно о щедрости, что эту добродетель нужно
уметь “употреблять умело и как сле­дует”<3>. 
 “Разумный правитель не может и не должен оставаться верным
своему обещанию, если это оборачивается против него и если исчезли причи­ны,
побудившие дать обещание. Подобное наставление бы­ло бы нехорошим, ежели люди
были бы хороши; но так как они скверны и не стали бы держать данное тебе слово,
то и тебе незачем его держать. А благовидного предлога нарушить обещание —
какому правителю и когда недо­ставало? Можно было бы привести бессчетное
множество свежих примеров…” и т. д. Всему этому предшествует
общетеоретическое соображение: “Вы должны знать, что бороться можно двумя
способами: во-первых, законно, во-вторых, насильственно. Первый способ присущ
чело­веку, второй — животным; но так как первого часто не­достаточно, следует
прибегать и ко второму. Таким образом, государю необходимо уметь превосходно
пускать в ход то, что свойственно и человеку и животному. Именно этому
иносказательно учили государей древние авторы, рассказывавшие о том, как Ахилла
и многих других го­сударей в древности отдавали на воспитание кентавру Хирону,
чтобы он их взрастил и выучил. Что это значит иметь наставником полуживотпое,
получеловека, как не то, что государь должен уметь совместить в себе обе эти
природы, потому что одна без другой сделала бы его власть недолгой”<3>.
Читатели Макиавелли всегда обращали и обращают внимание (что
вполне естественно), на оправдание в трактате — вопреки общепринятой морали —
насилия и обмана, “животной” природы государя. Тем более что сам автор уделяет
этому больше всего доводов и слов. Но очень важно понять, что упоминания и о
другой, “человеческой”, благой и законной стороне государствен­ной
деятельности, никоим образом не имеют характера риторической уловки, пустой
отговорки. Теоретически равно необходимы обе “природы”: чтобы государь пред­стал
в образе Кентавра. Ведь без такой двойственности исчезло бы универсальное
умение “употреблять” свои добродетели и пороки. После уже приводившей­ся фразы,
что “если… добродетелями обладают и сле­дуют им всегда, то они вредны; но
если государь произ­водит впечатление обладающего ими, то они полезны”, далее
значится:
“Иначе говоря, надо казаться сострадательным, вер­ным слову,
милостивым, искренним, набожным , и быть им на самом деле; но сохранять в душе
готовность, если понадобится, не быть таковым, чтобы ты мог и сумел изменить
это на противоположные качества”<3>. 
Ответ состоит не в том, что Макиавелли проповедовал какое-то
неслыханное, дьявольское лицемерие, дело в том, что, по мысли Макиавелли,
“мудрый государь” вообще вовсе не лицемерен.  Идеальный государь, который
видится Макиавелли, действительно щедр, прямодушен, сострадателен и т.п.; и он же действительно скуп, хитёр,
жесток.   
Конечно, Макиавелли многократно
напоминает, что правитель, желающий неуклонно следовать добру, неиз­бежно
потерпит поражение, ибо люди по природе злы; если же он прибегнет к насилию и
обману, то сумеет по­бедить и упрочить власть во благо тому же народу. Этот
мотив в трактате есть. Но отнюдь не выбор в пользу зла составляет глубинную
коллизию “Государя”. Такого аб­солютного выбора Макиавелли вообще не делает.
Правда, автор, не дрогнув, высказывается за порочное поведение политика, если
оно сулит успех. Набрать у Макиавелли соответствующих, внушающих нам отвращение
цитат несложно. Но их нельзя по-настоящему истолковать вне цели и смысла его
идейного построения в целом.
В 19-й главе Макиавелли разбирает три
примера добродетельных римских императоров и четыре примера императоров
порочных. “Марк, Пертинакс и Александр были все людьми скромного образа жизни,
любили спра­ведливость, ненавидели жестокость, прилежали милосер­дию и благости
— и все, кроме Марка, кончили, плохо. Только Марк прожил жизнь и умер в
величайшем поче­те”<3>.
Впрочем, ему не нужно было домогаться власти, он ее унаследовал — и сумел
прочно удержать, “внушив по­чтение своими многочисленными добродетелями” солда­там
и народу, так что “не было никого, кто его ненави­дел бы или презирал”<3>. Но в другом случае: распущенные
преторианцы не захотели сносить честную жизнь, к кото­рой их принуждал
Пертинакс, и убили его. Доброта Александра была такова, что за 14 лет правления
он не казнил ни одного человека, зато сам был убит мятежны­ми войсками. “Нужно
заметить: добрыми делами можно навлечь на себя ненависть точно так же, как и
дурными”<3>.
Далее Макиавелли переходит к
образчикам иного рода. “Если вы рассмотрите теперь, напротив, качества Коммода,
Севера, Антонина Каракаллы и Максимипа, то найдете, что они отличались крайней
жестокостью и хищностью, и все, кроме Севера, кончили, плохо”<3>. Там преуспел один из троих, здесь
один из четверых; статистика, если можно так выразиться, даже не в пользу
порока…
О добродетельнейшем Марке Аврелии, философе на троне,
Макиавелли отзывается с уважением. Север, который “вел себя, то как свирепейший лев, то как хитрей­шая
лиса”,— человек в его глазах тоже заслуживающий восхищения. Вот два государя,
которые действовали противоположными способами, но оба восторжествовали. А
также: вот правители, которые действовали одинаково, но один победил, другие
проигра­ли. Каждый поступал в соответствии со своим характе­ром, но
обстоятельства всякий раз были несходные.
Кому же должен подражать “мудрый государь”, Мар­ку или
Северу? “…Новый государь в новом государстве не может подражать действиям
Марка и ему незачем уподобляться Северу; но ему следует заимствовать у Севера
те качества, которые необходимы для основания государства, а у Марка — те
достойные и славные каче­ства, которые пригодны для сохранения государства, уже
установившегося и прочного”<3>. Значит, ни Север, ни Марк, ни сплошной порок, ни стойкая добродетель —
сами но себе еще не пример госу­дарственного человека.
Макиавелли пишет: “Пусть никто не думает, будто можно всегда
принимать безошибочные решения, напро­тив, всякие решения сомнительны; ибо в
порядке вещей, что, стараясь избежать одной неприятности, попадаешь в другую.
Мудрость заключается только в том, чтобы, взвесив все возможные неприятности,
наименьшее зло почесть за благо”<3>. Нет абсолютных
решений, нет безусловно полезных способов поведения. Выбрать в каж­дый момент
наименьшее зло — это и значит быть уни­версальным, объемлющим в себе все человеческое,
впро­чем, не актуально, а про запас, до востребования.
Итак, нужен “редкостный человек”… И
если Госу­дарь в конечном счете не милостив, не жесток, не кова­рен, не
прямодушен, не щедр, не скуп, а таков, каким требуют быть меняющиеся
обстоятельства,— это никоим образом не означает просто обезличенности.
Государст­венная “мудрость” нуждается в особой концентрации личных дарований.
“Государю прежде всего следует каждым поступком создавать впечатление о себе,
как о великом и знаменитом человеке”<3>. 
Надо исходить “из себя”. В
интеллектуальном отношении — и во всех отношениях. “…Только те спосо­бы
защиты хороши, надежны и прочны, которые зависят от тебя самого и от твоей
доблести”. Соответст­венно те, кто потерял власть, пусть винят в этом себя. Воспользоваться
шансами, которые время от времени предоставляет фортуна, способен только
какой-то необык­новенный, господствующий над собственной природой, не зависящий
от себя и вместе с тем всецело исходящий из себя индивид.
У всех наслуху, что, по Макиавелли,
“цель оправды­вает средства”. Макиавелли действительно высказал не­что
подобное.
Очень легко возразить и тысячу раз
возражали, что самая наилучшая цель пятнается, извращается дур­ными средствами,
поскольку цель заложена уже в средствах, средства же входят в химический состав
цели, они системно нераздельны и пр. Все это элементарно и справедливо. Однако
у Макиавелли настоящая и, пожа­луй, совершенно новая проблема не в том, что
Государь должен, если надо, прибегнуть к насилию, обману, но в том, что, когда
он прибегает к милосердию, это тоже рас­четливая политическая акция, а не
органика индиви­дуального поведения. Личность правителя выступает в качестве
средства, как бы он себя ни вел. Политика, по Макиавелли, делает необходимым
такое превращение, а это бесконечно глубже, чем выбор между честным или
бесчестным средством.
У Макиавелли — пожалуй,
именно благодаря тому, что вопрос был поставлен в пределах узкой политической
целесообразности, а не в метафизическом плане — политик пугающе свободен от
всего, что мог­ло бы ограничить его индивидуальное веление, от бога, от
принятой морали, от собственной природы, от всего, кроме обстоятельств. Зато
эта же невиданная свобода превращает его потенциально во все то, чем
новоевропей­ская история и культура позволят стать отдельному человеку. 
Итак, поскольку автор “Государя”
создал поразитель­ную модель индивида, который совершенно свободен по
отношению к себе и сам решает, как себя вести, каким ему быть в конкретной
обстановке, по исходному опреде­лению это нечто весьма нам знакомое,
напоминающее об идеализованном гуманистическом индивиде, способном “стать тем,
чем хочет”. 
Но гуманисты брали “доблестного” и
“героического” че­ловека наедине с собой (а также в абстрактно-риториче­ском
отношении к общине и согражданам, в сосредото­ченных творческих занятиях или
посреди более или менее условной “деятельной жизни”, в пасторальных грезах или,
может быть, в кругу семьи,). А Макиавелли размыкает этого индивида и грубо
швыря­ет в поток истории<1>.
Макиавелли, кажется, единственный, кто в ренессансной
культуре, низведя “универсального человека” до “государя”, тем самым придал
нарождающейся личности это неожиданное экспериментальное измерение. Мимо
жестких соображений флорентийца не мог, начиная с Шекспира, Сервантеса и
Спинозы, пройти никто, кого волновало испытание индивидуальной жизни и души со­циальной
практикой. Не случайно трактат о “Государе”, невзначай оброненный уходящей
ренессансной эпохой, стал знаменитым и насущным уже за ее пределами. В конечном
счете Макиавелли не столько исказил или сузил центральную проблему гуманизма,
сколько ради­кально преобразил ее и вывел через узкую протоку Воз­рождения
непосредственно на просторы культуры после­дующих веков, включая, конечно, и
наш трагический век.<1>


ПОНЯТИЕ “МАКИАВЕЛЛИЗМА”.
МАКИАВЕЛЛИЗМ — образ, схема политического по­ведения, пренебрегающая
нормами морали для до­стижения политических целей. Отличительной особенностью
макиавеллизма, его основанием явля­ется тезис: “цель оправдывает средства”,
когда ради достижения поставленных целей считаются оправ­данными и приемлемыми
любые средства, включая вероломство, коварство, жестокость, обман полити­ческого
противника.<6>
Главным механизмом борьбы за власть и
ее осу­ществлением является сила. Именно сила позволя­ет гарантировать
стабильность власти, а при ее ут­рате трудно возвратить власть. Основа власти
государя — хорошие законы и хорошее войско. Страсть к завоеваниям — дело
естественное и обыч­ное, а “крепкая и решительная власть никогда не допустит
раскола”. Макиавелли довольно подробно описывает пра­вила, которыми
руководствуется государь в зави­симости от обстоятельств и времени правления,
ста­дий борьбы за власть и пользования властью. При этом он выделяет негативные
и положительные качества государя, условия их взаимопревращения друг в друга.
Так, на пути к власти щедрость необ­ходима, а при достижении власти она вредна.
Го­сударю следует избегать следующих пороков: пре­зрения и ненависти подданных,
злоупотребления милосердием и других. Презрение возбуждается непостоянством,
легкомыслием, изнеженностью, ма­лодушием и нерешительностью. Государь наделя­ется
и набором положительных качеств: верность данному слову, прямодушие, неуклонная
честность, сострадательность, милостливость, искренность, благочестивость,
великодушие, бесстрашие, муд­рость и др.
МАКИАВЕЛЛИЗМ
И СОВРЕМЕННОСТЬ ( ПРОБЛЕМЫ МОТИВАЦИИ ЛИДЕРОВ).
Конкретные исследования пока­зывают, что
властолюбие или карьеризм далеко не всегда явля­ются единственными или главными
движущими силами вхожде­ния человека в политику и его дальнейшей деятельности в
дан­ной сфере. Политики, воплощающие подобную мотивацию, так сказать, в
“чистом”, законченном виде, обычно легко распозна­ются общественным мнением
(или хотя бы наиболее проница­тельной его частью) и как бы выделяются им в
особую категорию.  Таких деятелей отличают явные черты поведения: цинизм,
вероломство, неразборчивость в средствах, жестокость. В политологии и
политической психологии их относят к макиавеллическому типу лидеров (по имени
флорентийца Никколо Макиавелли, рекомендовавшего в XVI в. именно такую линию
поведения со­временным ему властителям).
Г.Г. Дилигенский
В политико-психологической литературе <2> важнейшим мотивационным источником
лидерства обычно признается потребность во власти. С этим тезисом, вероятно, со­гласится
большинство людей, весьма да­леких от научных политологических исследований и
изысканий. Борьба за власть — явная или тайная — пронизывает политичес­кую
жизнь любого общества. Многие авторы считают стремление к власти присущим
биологической природе человека, заложен­ным в его генах. Они располагают
убедительным доказательст­вом — ведь ожесточенная борьба за лидерство в группе
происхо­дит и в животном мире.
Подобный подход к психологии
лидерства при всей внешней бесспорности, разумеется, не может решить проблему
его моти­вации. Скорее он ставит новые вопросы. Во-первых, стремление к власти
у одних людей сильнее, чем у других; у многих оно вооб­ще отсутствует. Понять
причины этих различий необходимо хотя бы для того, чтобы выяснить, кто и почему
становится полити­ческим лидером. Во-вторых, даже на уровне обыденного созна­ния
власть не признается единственно возможной целью поли­тиков. Весьма обычное в
сегодняшней российской прессе и об­щественном мнении осуждение политиков за то,
что они думают только о власти, а, скажем, не о благе народа, равносильно при­знанию,
что хотя бы в принципе у них могут быть и иные, менее своекорыстные цели. Если
это так, важно понять, как потреб­ность во власти взаимодействует в психологии
лидера с другими мотивами и с какими именно.
Сильную потребность во власти,
присущую потенциальным и реальным лидерам, проще всего объяснить их врожденными
ин­дивидуальными особенностями. И действительно, исходя из здра­вого смысла
невозможно отрицать, что условием достижения и осуществления лидерства является
какой-то минимальный набор природных задатков: организационные способности,
воля, сила убеждения, быстрота реакции, стиль общения и т.д., хотя, как мы уже
видели, этот “набор” различен в различных социально-исто­рических условиях.
Способности же, как известно, трансформи­руются в потребности: человек,
способный осуществлять власть, испытывает потребность в ней. Однако в ходе
своего развития политико-психологическая наука вышла за рамки “генетическо­го”
подхода. С 30-х годов на исследование психологических пред­посылок лидерства
значительное влияние оказывают идеи фрей­дистского психоанализа. Они побуждают
искать эти предпосыл­ки в условиях первичной социализации личности, в
отношениях ребенка с непосредственной социальной средой.
Так, в работах американского
психолога Г. Лассуэла доказы­вается, что психологической основой политической
деятельнос­ти является бессознательное вытеснение “частных конфликтов”,
пережитых личностью, в сферу общественных объектов и после­дующая их
рационализация в понятиях общественных интересов.  По мнению этого автора,
проявляющаяся во все более сильной форме потребность во власти имеет
компенсаторное происхож­дение: обладание властью психологически компенсирует
ущер­бность, фрустрацию, испытываемую личностью. Иллюстрацией к этим тезисам
может служить высоко оцениваемая в США биог­рафия президента В. Вильсона.
Стремление Вильсона к власти и характерные черты его полити­ческого стиля:
жесткость позиций, неумение идти на уступки и компромиссы авторы выводят из
отношений будущего президен­та с суровым и требовательным отцом. Эти отношения,
сочетав­шие идентификацию с отцом и подавленную враждебность к нему, породили в
психике Вильсона фрустрацию, которую компенси­ровало жесткое осуществление
власти.
Подобное психоаналитическое
анатомирование собственных национальных лидеров приобрело широкое
распространение в американской литературе. Так, в одной из биографий Р. Никсона
этот президент описывается как невротик, одолеваемый страстью к
самоутверждению, страхом смерти и потребностью в эмоцио­нальном враге, что
порождало у него склонность к провоцированию политических кризисов,
подозрительность, социальную изо­ляцию и трудности в принятии решений1.
Можно по-разному оценивать
адекватность подобных выво­дов. В американской политической психологии
психопаталогический подход к феномену лидерства вызвал серьезные возраже­ния.
Один из ее видных представителей Р. Лэйн даже выдвинул в противовес этому
подходу тезис, в соответствии с которым ус­пешно действующими демократическими
политиками становят­ся люди со здоровой, уравновешенной психикой17.
В любом слу­чае было бы неверно недооценивать значение бессознательных
внутрипсихических конфликтов в развитии и укреплении пот­ребности во власти и
различных черт личности, проявляющихся в ее осуществлении.
Современные американские
исследователи разработали коэф­фициент измерения уровня макиавеллизма,
основанный на та­ких показателях, как слабая роль эмоций в межличностных отно­шениях,
пренебрежение конвенциональной моралью, отсутствие идеологических убеждений,
наслаждение, получаемое от мани­пулирования другими людьми.
Наиболее благоприятными для проявления макиавеллизма
считаются ситуации, в которых политик обладает относительной свободой действий
в определенной сфере, например, если он возглавляет ведомство, обладающее
относительно высоким уров­нем автономности в государственном аппарате. Именно
таким, по мнению некоторых американских исследователей, было поло­жение Г.
Киссинджера в администрации Никсона, что и позво­лило расцвести пышным цветом
макиавеллическим чертам этого деятеля.
За пределами американского контекста ситуации, благопри­ятные
макиавеллизму, легко обнаружить в условиях тираничес­ких, абсолютистских и
тоталитарных режимов. А также в обста­новке крупных революционных катаклизмов,
когда разрушены старые и еще не возникли новые “нормы-рамки” политической
деятельности. Достаточно вспомнить о таких отечественных во­площениях
макиавеллизма, как Сталин, Берия или Андропов. Именно специфика и
ограниченность исторических (или адми­нистративно-управленческих) условий, в
которых проявляются деятели макиавеллического типа, показывают, что гипертрофи­рованное
властолюбие не может рассматриваться как единствен­но возможная мотивация
лидерства.
С этой точки зрения особый интерес
представляют мотивы революционных лидеров. Эта проблема кажется достаточно слож­ной.
С одной стороны, обстановка революционного подполья, Жесткой дисциплины и
конспирации создает предпосылки “во­ждизма” и революционного макиавеллизма (по
принципу “цель оправдывает средства”). С другой стороны, невозможно отрицать,
что для многих рево­люционных лидеров исходным мотивом их деятельности были
бескорыстные мотивы борьбы за свободу и народное благо, которые в России
утвердились в культуре и ценностных ориентациях разночинной интеллигенции.
Исследователи, принадлежащие к психоаналитическому направлению, склонны видеть
в таких мо­тивах лишь рационализацию личных неосознанных страстей, но это
трудно доказать в каждом конкретном индивидуальном слу­чае. В то же время
очевидно, что наиболее революционные тече­ния — и прежде всего большевизм — по
мере своего становле­ния, развития и особенно приобщения к борьбе за власть и
ее осуществлению неизбежно порождали макиавеллический тип ли­дерства.
Возможно, у многих
революционных лидеров потребность во власти развивается и укрепляется не с
раннего детства, а под влиянием тех лидерских ролей, которые они приобретают в
рево­люционном движении. Реальная власть, сначала над ближайшими сторонниками,
а потом и над более широкой массой, превращается у них в способ самовыявления и
самоутверждения, в потребность и устойчивую установку. Такая динамика в общем
не противоре­чит современным научным представлениям о мотивации.
Важно иметь в виду, что политика —
далеко не единственная и даже не самая благоприятная сфера для удовлетворения
пот­ребности во власти. В демократическом “рыночном” обществе власть
промышленного и финансового магната или менеджера крупной компании во многом не
уступает, а по показателю ус­тойчивости превосходит власть политического
лидера. Люди, пос­вятившие себя политике, прекрасно знают, что лишь немногие из
них достигнут верхних этажей политического здания, где ин­дивид (президент,
премьер, министр, партийный лидер, губерна­тор) является носителем реальной
власти; даже члены высших законодательных органов обладают лишь властью
коллективной вряд ли способной удовлетворить сильное личное властолюбие.
Кстати, эмпирические исследования, проводимые среди запад­ных законодателей, не
обнаруживают у них подобной мотива­ции. Все это подтверждает многообразие и
сложность мотивации политиков вообще и политических лидеров в частности.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Макиавелли удалось
выявить ряд общих зако­номерностей политической жизни, поэтому многие положения
не утратили своего исторического зна­чения и в наши дни. Его работа “Государь”
явля­ется настольной книгой политических деятелей раз­ных стран, что говорит о
прозорливости автора и глубине его идей.


СПИСОК
ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
1.  Баткин Л.М. Итальянское возрождение в поисках
индивидуальности. М., “Наука”,  1989.
2.  Дилигенский Г.Г. Социально-политическая психология.
М., “Новая школа”, 1996.
3.  Макиавелли Н. Избранные сочинения. М., 1982.
4.  Мельник В.А. Политология. Минск, “ Вышейшая школа”,
1997.
5.  Психология господства и подчинения. /Сост.
А.Г.Чернявская. Минск, Харвест, 1998.
6.  Политология. Краткий энциклопедический
словарь-справочник. М., 1997.
7.  Словарь по этике. М., 1983.