1. 
Проблема
происхождения человека и общества (сущность и содержание антропосоциогенеза)
На место
теистической концепции происхождения человека в Новое время пришли концепции,
разрабатываемые в рамках деятельностной парадигмы. Последние предполагают
комплексный подход, включающий обычно такие факторы, как труд, язык, сознание,
те или иные формы общности, регулирования брачных отношений, нравственность.
Несмотря на то, что указанные концепции претендуют на научность и могут
продемонстрировать явные достижения в объяснении происхождения человека,
антропосоциогенез и до сего времени во многом представляется загадочным.
В
соответствии с эволюционной теорией, считается, что человек произошел от
обезьяны. Однако ряд разработчиков этой концепции в лице Геккеля, Гексли и
Фохта сформулировали в 1863 г. одно из затруднений, назвав его проблемой
«недостающего звена», иными словами, морфологически определенной формы между
нашими обезьяноподобными предками и современным человеком разумным. Спустя сто
лет это недостающее звено так и не было найдено, что и было зафиксировано теистически
ориентированным философом, палеонтологом и антропологом Тейяром де Шарденом.
Чтобы
конкретно сориентироваться в длительности этого процесса, пишет Тейяр де
Шарден, мысленно перенесемся в мир конца третичного периода. От Южной Африки до
Южной Америки через Европу и Азию – раздольные степи и густые леса. И среди
этой бесконечной зелени мириады антилоп и зебровидных лошадей, разнообразные
стада хоботных, олени со всевозможными рогами, тигры, волки, лисицы, барсуки,
совершенно похожие на нынешних. Эта природа настолько похожа на нашу, что мы
усилием воли убеждаем себя в том, что нигде не поднимается дым лагеря или
деревни. И вдруг, спустя «планетарный миг», примерно тысячу лет, мы
обнаруживаем человека. Что же случилось между последними слоями плиоцена, где
еще нет человека, и следующим уровнем, где ошеломленный геолог находит первые
обтесанные кварциты? – задается вопросом Тейяр де Шарден. И отвечает: поистине
человек самый таинственный и сбивающий с толку объект науки. Он вошел бесшумно
и шел столь тихо, что когда мы замечаем его по нестирающимся следам каменных
орудий, выдающих его присутствие, он уже покрывает весь Старый Свет – от Мыса
Доброй Надежды до Пекина. Безусловно, он уже говорит и живет группами. Уже
добывает огонь. «Первый человек» является и может быть только как множество
людей.
Если, говорит
французский мыслитель, мы бы сфотографировали прошлое отрезок за отрезком в
попытке запечатлеть у человеческого рода этот переход, то не сумели бы получить
каких-либо результатов. По той простой причине, что феномен возник внутри.
Таким образом, по мысли Тейяра де Шардена, «парадокс человека» состоит в том,
что переход осуществился не через морфологические изменения, а внутри, и потому
не оставил заметных следов. Этот подход разделяют многие философы. Суть
перехода от обезьяны к человеку, считает украинский философ В.П. Иванов,
состоит не в возникновении особой, эмпирически фиксированной формы,
«обезьяночеловека», а в уходе вовнутрь, в самость, в субъективации внешних
проявлений жизнедеятельности. В результате расчленяется прежде единый процесс
объективных закономерностей, «проклевывается» особая сфера бытия «для себя» в
объективном бытии. Объяснение отсутствия эмпирически фиксируемого
«промежуточного звена» представляется убедительным. Однако остается загадкой,
почему развитие ушло во внутрь и было столь интенсивным, что спустя
«планетарный миг» проявило себя во вне одновременно на всей территории Старого
Света каменными орудиями, групповой организацией, речью и использованием огня.
Вопрос о
сверхвозможностях мозга обсуждает Н.П. Бехтерева, крупный специалист в
области физиологии психической деятельности. Она отмечает, что требования,
которые предъявляют земные условия к мозгу, во много раз ниже, чем его
возможности. В объяснении его сверхвозможностей она склоняется к инопланетарной
версии происхождения человека. Однако и в этом объяснении мы наталкиваемся на
трудность, которую формулирует сама Бехтерева: «Где та планета, на которой
исходные требования к мозгу на много порядков выше, чем здесь?» Действительно,
такой планеты мы не знаем и, более того, в науке все более крепнет убеждение,
что мы одиноки во Вселенной.
В XIX в.,
особенно после создания Ч. Дарвиным эволюционной теории, получила
распространение трудовая теория происхождения человека. Нам она известна в ее
марксистском варианте, однако, не сводится к ней. Все сторонники этой теории
считают, что именно труд, начинающийся с изготовления труда, создал человека. В
ходе трудовой деятельности рука становится все более гибкой и свободной.
Одновременно развивается мозг, достигается все более тесное сплочение людей и
возникает потребность что-то сказать друг другу. Таким образом, орудийная
деятельность, сплочение в общество, речь и мышление есть решающие факторы
превращения обезьяны в человека. Затем добавляются регулирование брачных
отношений, нравственность и другие моменты становления и существования
человека.
Существенной
чертой антропосоциогенеза является именно то, что изготовляемые человеком
орудия труда аккумулируют в себе способы деятельности с ними. Это достигается
тем, что в процессе изготовления предмету придается целесообразная форма.
Распредмечивание этих форм осуществляется как развитие человеческих
способностей.
Поскольку же
человек в одном из своих определений есть совокупность способностей и влечений,
их приобретение и совершенствование есть развитие человека, составляющее
содержание антропосоциогенеза. Однако следует иметь в виду, что опредмечивание
и, соответственно, распредмечивание не может быть сведено только к изменению
формы предмета. Собственно целесообразность опредмечивается только тогда, когда
применяемые человеком предметы опосредованы системой общественных отношений.
Без включения в систему общественных отношений социальное наследование
невозможно. Сама же система общественных отношений невозможна без общественных
предметов.
Антропосоциогенез
есть непрерывный процесс становления такой живой, постоянно пульсирующей
системы, конденсирующие в себе способы деятельности с ними, способы отношений
людей к миру, друг к другу и самим себе.
Человек живет
не только в физическом, но и символическом мире, нити которого сплетаются в
символическую эту сеть. От этой теории отталкивается крупнейший американский
философ и культуролог Л. Мэмфорд, критически проанализировавший трудовую
теорию становления человека и предложивший существенно иную концепцию
антропосоциогенеза.
По мнению Л. Мэмфорда,
прошлый век – век постоянной переоценки роли орудий и машин. В течение этого
периода господствовало определение человека как животного, использующего орудия
труда. В результате простая находка фрагмента черепа рядом с грубо
обработанными булыжниками признается вполне достаточной для идентификации
существа как проточеловека. Несмотря на заметные анатомические отличия и от
более ранних человекообразных обезьян и от людей, и несмотря на отсутствие в
течение последнего миллиона лет заметного усовершенствования технологии
обтесывания камней, Мэмфорд обращает внимание на важный факт: вовлечение в
производство моторно-сенсорных координаций не требовало и не вызывало какой-либо
значительной остроты мысли. Иными словами, способность к изготовлению орудий
труда не требовало и не создавало развитого черепно-мозгового аппарата у
древних людей. У многих насекомых, птиц, млекопитающих появились более
радикальные новшества, чем у предков человека: сложные гнезда, домики, бобровые
плотины, геометрические ульи, урбаноидные муравейники и термитники. Это
свидетельствует о том, что если технического умения было бы достаточно для
определения активности человеческого интеллекта, то человек долгое время
рассматривался бы как безнадежный неудачник по сравнению с многими другими
видами.
Однако
проблематика антропосоциогенеза на этих подходах не кончается.
2. 
Человек как природное, социальное и
экзистенциальное (духовное, метафизическое) существо
Под человеком в философии принято
понимать представителя вида «гомо сапиенс», который является высшей ступенью в
развитии всех известных науке живых существ на нашей планете.
Не трудно видеть, что в подпочве разных
пониманий антропосоциогенеза таится вопрос о природе человека. В философской
литературе сложились две позиции по этому вопросу. Согласно одной, природа
человека всецело социальна. Согласно другой, она не только социальна, но и
биологически нагружена. При этом речь не идет о том, что жизнедеятельность
человека имеет и биологические детерминанты, определяющие зависимость человека
от набора генов, баланса вырабатываемых гормонов, обмена веществ и бесконечного
множества других факторов.
Раскрывая вопрос о сущности и природе
человека, следует заметить, что человек – это живая система, единство телесного
и духовного. В этой системе выделяют, в частности, организмено-структурный
уровень, куда входят различные телесные органы. Функциональный уровень
представлен, например, системами метаболизма и др. Психический уровень – это
деятельность центральной нервной системы. Сознательный уровень в человеке как
системе проявляется в форме сложных мыслительных процессов. Будучи живой
системой, человек является единством наследственного (биологического) и прижизненно
приобретенного (социального, или культурного), прошлого, настоящего и будущего.
Человек обладает механизмом не только
биологического (через генофонд), но и социального (через воспитание и культуру)
наследования. Во втором случае имеется в виду присвоение всего того, что
накоплено человечеством и представлено в разнообразных формах культуры. Это –
опыт и знания, способы деятельности, традиции, ценности, нормы.
При философском исследовании человека
нельзя обойти стороной и так называемую биосоциальную проблему. Она является
весьма сложной для науки и имеет большое значение для практики воспитания,
поскольку характеризует природу человека.
Биосоциальная проблема – это проблема
соотношения и взаимодействия социального и биологического (природного), приобретенного
и унаследованного, «культурного» и «дикого» в человеке. Эта проблема
взаимовлияния двух начал в человеке как уникальном явлении мира. Она
свидетельствует о противоречивости человеческого существа, его разорванности.
Под биологическим в человеке принято
понимать анатомию (строение) его тела, физиологические процессы в нем.
Биологическое образует природные силы человека как живого существа. Оно активно
влияет на процессы деторождения, период детства и юности, общую
продолжительность жизни. Биологическое сказывается на индивидуальности
человека, на развитии его некоторых способностей – наблюдательность, формы
реакции на внешний мир. Все эти силы передаются от родителей посредством
рождения и дают человеку саму возможность существования в мире.
Под социальным в человеке философия
понимает, прежде всего, его способности мыслить и практически действовать. Сюда
относится и духовность, т.е. мир чувств и мыслей, способность любить и
ненавидеть, радоваться и страдать, язык человека. Важной составляющей социальных
качеств человека является его отношение к внешнему миру, гражданская позиция.
Все это вместе взятое и составляет социальные силы человека. Они обретаются им
в обществе через механизмы социализации, т.е. приобщения к миру культуры как
кристаллизации духовно-практического опыта человечества, и реализуются в ходе
разнообразной деятельности.
Как же соотносятся социальное и
биологическое? В решении этого вопроса наиболее распространены три позиции.
Первый подход – это биологизаторская
трактовка человека (З. Фрейд и др.). Основными в человеке предлагается
считать его природные качества. Поэтому человек якобы изначально является
пленником природы, а общество с его нормами культуры – это его постоянный враг
и угнетатель. Оно подавляет естественное в человеке, например, устанавливает
различные запреты и ограничения.
Второй подход представляет собой
преимущественно социологизаторскую трактовку человека. Его сторонники начисто
отрицают биологическое начало в человеке, либо явно недооценивают его значение.
Третий подход в решении биосоциальной
проблемы старается избежать названные выше крайности. Эта позиция представлена
в работах современных отечественных ученых (Н.П. Дубинин, И.Т. Фролов
и др.) и характеризуется стремлением рассматривать человека как сложный синтез.
Переплетение биологического и социального начал. Признается, что человек
одновременно живет по законам двух миров – природного и социального. Но
подчеркивается, что основные качества имеют все же социальное происхождение.
Эти качества ведь не даны человеку при рождении, что совершенно очевидно.
Биологическое и социальное в человеке наслоились друг на друга. Под
воздействием социализации природное становится культурным, «благородным». Все
это в итоге не только делает человека цивилизованным существом, но и дает ему
дополнительные шансы на выживание в окружающем его мире.
Говоря о биосоциальной проблеме, надо
иметь в виду и следующее. В XX в. биологическое начало в человеке весьма
быстро изменяется под активным воздействием неблагоприятных социальных, технологических
и экологических факторов. Эти изменения все чаще носят негативный характер.
Например, современный образ жизни способствует росту стрессовых заболеваний и
т.д. В результате происходит разрушение так называемого биосферного
(природного) человека, уменьшаются его шансы на выживание. Это является весьма
опасным фактором, тенденцией и проблемой нашего времени.
Природное в человеке (например, наличие
полноценного мозга) – необходимое условие развития в индивиде его социальных
качеств. Суть проблемы состоит в том, что человек, чтобы остаться человеком,
должен сохранить свою биологическую природу как основу существования. Надо
сохранить, прежде всего, свой генофонд, свой мозг, анатомию и физиологию.
Задача заключается в том, чтобы совместить природное и социальное в человеке,
привести их в состояние согласия и гармонии.
3. 
Категории человеческого бытия: вера,
надежда, любовь. Проблема счастья. Смысл человеческого бытия
Категории человеческого бытия: вера, надежда, любовь
Сущность философской категории бытия заключается в том, что в ее
содержании фиксируется не просто существование вещи, человека, идеи или мира в
целом, а более сложная связь всеобщего характера. Предметы со всем
многообразием их свойств существуют, и это существование обусловливает связь этих
предметов между собой и со всем тем, что существует в мире. Бытие – это то, что
присутствует в мире, т.е. движется и развивается, сейчас, во всем многообразии
взаимных связей и противоречивых взаимодействий.
Основные категории бытия человека,
определяющие его жизнь, – это прежде всего свобода, поиски смысла жизни,
творчество, любовь, счастье, вера, надежда, смерть и другие.
Вера. Религиозная вера – это возможность сверхчувственного
опыта. Но для очень большого числа людей такой опыт – пустой звук. И даже люди,
которым он доступен, часто не улавливают присущего ему сверхчувственного
характера.
Вера, считал Франк, есть воля открывать
душу навстречу истине, прислушиваться к тихому, не всегда различимому «голосу
Божию», как мы иногда сред оглушающего шума прислушиваемся к доносящейся
издалека тихой мелодии.
Вера в своем первичном существовании
есть не мысль, не убеждение в существовании трансцендентного личного Бога как
такового, а некое внутреннее состояние духа, живая полнота сердца, подобная
свободной радостной игре сил в душе ребенка. И это состояние духа определено
чувством нашей неразрывной связи с родственной нам божественной стихией
бесконечной любви, с неисчерпаемой сокровищницей добра, покоя, блаженства,
святости.
Таким образом, жить в вере – значит жить
в постоянном напряжении всех своих сил, целиком жить в настоящем, жить сердцем,
для которого любой предмет, любая внешняя данность открывается в ее
несказанности, значительности, таинственной глубине. Вера – это горение сердца,
зажженного силой, которая по своей значительности и ценности с очевидностью
воспринимается как нечто высшее и большее, чем сам человек. Вера не есть ни
идея, ни система идей. Она есть жизнь и источник жизни, самосознание, которое
само испытывается и действует как живая и животворящая сила. Вера – всегда
подвиг, «безумие», поэтому верующим душам предстоит великая и последняя борьба,
которой нет конца.
Когда человек достигает внутреннего
преображения, духовной просветленности через усилия веры, то ему открывается
реальность, которая по своей очевидности, ошеломляющей силе красоты и мудрости
так захватывает и потрясает человека, что любые эмпирические факты его
существования, все радости и невзгоды повседневной жизни кажутся чем-то
случайным и совершенно не важным. Состояние веры отличается от состояния
повседневной озабоченности, как поэтическое вдохновение от физически тяжелого и
бессмысленного труда.
Надежда. Надежда – ожидание блага, осуществления
желаемого. В античности не было единого представления о ценностном значении
надежды. Негативное ценностное значение надежды обусловливалось тем, что она
воспринималась как иллюзия, добровольный самообман. Однако из представления об
иллюзорности не всегда делался вывод о том, что надежда является злом; часто
она выступала в роли утешения – как средство, хотя и не способное отвести удары
судьбы, зато избавляющее человека от страдания, вызванного ожиданием
неизбежного. По Платону, у хороших и правильно мыслящих людей надежды истинные
и достижимые, у дурных и неразумных – ложные и несбыточные. С такой трактовкой
связано и понимание надежды как положительной ценности (справедливой награды за
добродетельную жизнь), в античности закрепившееся и в том, что надежду
изображали на монетах, а в древнем Риме существовало ее культовое почитание.
Понятие надежды занимает существенное
место в моральной философии И. Канта. Согласно Канту, высшее благо
(философский эквивалент понятия Царства Божьего) составляется из двух
элементов – добродетели (нравственности) и счастья, между которыми объективно
существует напряжение: в моральном законе не содержится необходимого основания
для связи между нравственностью и счастьем. Совершенное осуществление
добродетели и достижение соразмерного с добродетелью счастья непостижимы
разумом и могут быть предметом лишь надежды. В качестве условий возможности
высшего блага и оснований надежды на его достижение Кант называет свободу,
бессмертие души и бытие Бога. Благодаря постулату о бытии Бога оказывается
возможной надежда на осуществление высшего блага во всей полноте – достижение
соразмерного с нравственностью счастья.
Надежде в современной философии
противопоставляется безнадежность как отсутствие всякого обмана.
Надежда-иллюзия считается всего лишь предлогом для ухода от решения
смысло-жизненных дилемм в мир грез.
Оборотной стороной иррациональности
надежды является ее соотнесенность со свободой. Согласно Рикёру, надежда
соотнесена со свободой отрицания смерти. По Левицкому, надежда есть проявление
свободы, поскольку она представляет собой «постулирование определенной благой
возможности как субъективно долженствующей осуществиться»; лишенный надежды,
лишен и свободы.
Рациональность и ценность надежды:
— 
надежда раскрывается
/ открывается человеку;
— 
субъективно, надежда
противодействует риску антипатии, отвращения;
— 
надежда создает
новые надежды;
— 
надежда создает
всегда ожидания с возможным положительным исходом, внушая оптимизм;
— 
придает уверенность
человеку в его сознании в устойчивости, прочности и надежности его настоящего
бытия, его жизни;
— 
надежда всегда
обращена к идеалу и мечте, к лучшему и наилучшему для человека сейчас и в
будущем;
— 
обращенность надежды
в будущее заставляет человека мыслить хотя бы минимально рационально,
последовательно, исходить из смены состояний и т.п.;
— 
надежда укрепляет у
человека «самоуверенность» и чувство самоценности;
— 
надежда – это
исходное начало для предвидения будущего. При этом, «Жизнь – это утраченные
надежды», утраченные возможности, но она всегда содержит хоть «искорку
надежды», а значит, обретения и новых надежд, как бы поднимая и возвышая
человека над повседневностью;
— 
надежды, по сути, –
локомотивы для жизнеутверждения человека, для его перспективной
жизнедеятельности, лекарства для снятия неуверенности, сомнений, колебаний,
различных страхов и фобий, паники и отчаяния.
Представление о надежде как о
положительной ценности включает и утверждение ее действенности в личностном,
социальном и космическом аспектах. Э. Блох считал, что надежда ориентирует
на осуществление высшего блага как торжества коммунизма и Царства Свободы, где
преодолеваются какие-либо противоречия в человеческом бытии и человек
становится бессмертным. По Э. Фромму, надежда как основная характеристика бытия
направлена на активное преобразование человеком и обществом «земной» реальности
в направлении ее «большей жизненности».
Любовь. Любовь – самый верный свидетель
существования. Только находясь в состоянии любви, человек чувствует, что
действительно живет, а не через него что-то живется, случается помимо его воли
или желания. Он чувствует это каждую минуту так же, как идеально здоровый
спортсмен чувствует каждую клеточку своего молодого тренированного тела.
С точки зрения философии то, что я
кого-нибудь люблю, объясняется не предметом любви, а моей способностью любить.
Другими причинами нельзя объяснить возникновение любви.
Любят не за что-то, любят, потому что
любят. Для любви нет причин, как нет причин для добрых поступков, нет причин
для существования совести. А когда находятся такие причины, то ни любви, ни
совести нет.
Человек делает добро, поступает по
совести не потому, что преследует какую-нибудь конкретную цель, а потому, что
он добр, совестлив и не может жить иначе. Человек любит потому, что не может не
любить, даже когда обнаруживает, что любимый на самом деле не обладает особыми
достоинствами. Любящий видит в любимом то, что не видят другие, чего не видит
весь мир. Человека невозможно познать никакими тестами, никакими опросами и
исследованиями. Но есть одно безошибочное средство узнать человека – надо его
полюбить.
Поскольку нет никаких биологических,
физических или психологических оснований для любви, поскольку любят не за
что-то, любят потому, что не могут не любить, то у любви есть только
метафизические основания. Метафизика, метафизическое сознание – это видение
бесконечности позади всякой вещи или любого явления, видение бесконечного фона,
открытости, невыразимой, не улавливаемой в строгих понятиях атмосферы, «легкого
дыхания». Человека любят за то, что в нем приоткрывается эта бездонная
неисчерпаемая глубина, приоткрывается тому, кто его любит.
Любовь – не массовое явление, а редкий
подарок, достающийся далеко не всем людям. Она встречается редко еще и потому,
что люди боятся любви, так как это – постоянная забота и тревога за любимого
человека, постоянная ответственность. Любовь никак не совпадает со счастьем в
будничном смысле этого слова.
Любовь – очень парадоксальная вещь.
Во-первых, любовь нередко возникает тогда, когда любить нельзя, и развивается,
преодолевая различные препятствия. Вся художественная литература построена на
описании этого конфликта – любовь Тристана и Изольды, Ромео и Джульетты,
Алексея Вронского и Анны Карениной.
Отсюда вытекает второй парадокс – любовь
всегда связана со смертью: или потому, что препятствия для ее осуществления
оказываются непреодолимыми, или потому, что любящий человек осознает, как
хрупко и недолговечно его чувство, когда он остро переживает тот факт, что он
живет, дышит, радуется жизни, и потому своим главным врагом считает небытие,
распад, смерть.
Воспитывать – значит пробуждать
способность любить. Труд жизни начинается с труда души, с любви, а уже потом
идет труд ума и рук. Обычно говорят, что всех любить невозможно, что есть люди
не достойные любви. Тем не менее, детей надо, прежде всего, учить любви:
научатся любить людей – будет кого и что любить, а они потом уже сами научатся
ненавидеть тех, кто хочет погубить любимое и дорогое.
Согласно теории Фрейда постоянная задача
развивающейся человеческой культуры есть обуздание любовной жизни, и первые
собственно культурные законы направлены сначала на запрет сексуальных отношений
между родственниками, а потом и на ограничение сексуальной жизни вообще,
например браком. Но многочисленные запреты, наложенные культурой на сексуальное
наслаждение, сказались и в том, что позднейшее разрешение его в браке не давало
человеку полного удовлетворения. Правда, и неограниченная половая свобода не
приводила, по Фрейду, к лучшим результатам. Ценность любовной потребности
тотчас понижалась, если удовлетворение становилось слишком доступным.
Таким образом, любовь, прежде всего
сексуальная, является, по Фрейду, базисом человеческой культуры. Она не просто
связывает одного человека с другим. Эрос объединяет семьи, племена, народы,
нации в одно большое целое – человечество.
Любовь не только конституирует человека
как личность, но и является средством более глубокого и более точного открытия
реальности.
Очень часто люди довольствуются
суррогатами, многочисленными формами псевдолюбия.
Во-первых, большинство людей считает,
что любовь – дитя сексуального наслаждения и если два человека научатся в этом
смысле вполне удовлетворять друг друга, то они постигнут искусство любить.
Любовь не является следствием сексуального удовлетворения: наоборот, даже
знание так называемых сексуальных приемов – это результат любви.
Второй формой псевдолюбия, которая вместо
человеческого счастья приводит лишь к неврозам, страданиям, является
привязанность одного или обоих «любовников» к фигуре одного из родителей. Уже
во взрослом состоянии они переносят на любимого человека чувство ожидания или
страха, которые испытывали по отношению к отцу или матери.
Еще одна форма псевдолюбия –
любовь-поклонение. Люди часто имеют склонность обожествлять любимого. Он теряет
себя в любимом человеке, вместо того чтобы находить себя в нем.
Проявление невротической любви вызвано
нежеланием замечать свои грехи и сосредоточенностью на недостатках и слабостях
«любимого» человека.
Видом псевдолюбия является также
«временная аберрация». Многие помолвленные или молодожены мечтают о блаженстве,
которое, как они думают, ожидает их впереди, хотя в данный момент они уже
начинают скучать друг с другом.
И наконец, очень частая форма
псевдолюбви – проекция своих проблем на детей. Когда человек чувствует, что не
в состоянии придать смысл собственной жизни, он старается обрести его в сыне
или дочери. Не найдя смысла для себя, можно и ребенка воспитать неправильно.
Часто не расторгают несчастливый брак, выдвигая такой аргумент: мы не можем
разойтись, чтобы не лишать ребенка благодеяний единой семьи.
Понимание того, что человек без любви –
жалкое, неполноценное существо, не постигающее смысла своего существования,
выражено в Послании апостола Павла коринфянам: «Если я говорю языками
человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал
звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и
всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто».
Проблема счастья
Каждый понимает счастье по-разному. Вопрос «что есть
счастье?» равнозначен в некотором смысле вопросу «что есть истина?». Уяснение этой проблемы позволяет нам осознать свое
отношение к жизни, свои идеалы, ценностные ориентации, нравственные принципы.
Очевидно, более правомерно ставить вопрос не о том, как сделать себя
счастливым, а о том, как стать достойным счастья.
В философском
смысле: счастье – поиск истины, реализация своих творческих потенций. В
осознании вопросов счастья проявляется вся личность человека в целом:
эмоциональная, волевая, интеллектуальная сфера.
Ницше считал, что мудрый человек не
обязан быть счастливым – если человек знает, зачем он живет, ему не важно, как
он живет.
Конечно, никто не знает точно, что такое
счастье, и разные люди понимают его по-разному. Наиболее распространенная точка
зрения подменяет счастье удовольствием. Удовольствие – это имитация счастья.
Крайним видом такого иллюзорного счастья является наркотическое опьянение:
человек полностью отрешен от мира, полностью растворен в чистом удовольствии,
абсолютно счастлив и доволен, в данный момент больше ничего ему не нужно, и сейчас
он не думает о том, что наступит очень тяжелое похмелье, тяжкие страдания.
Люди чаще имеют возможность и желание получить
поверхностные удовольствия, а не глубокие. Причем тот, кто познал много
поверхностных удовольствий, имеет меньше возможностей испытать в будущем такие,
которые захватили бы его целиком.
Многие отождествляют счастье с полным
удовлетворением своих потребностей: у них все есть, они богато живут, им
доступны любые физические и духовные удовольствия – что еще надо для счастья?
Некоторые люди связывают свое
представление о счастье с карьерой, прежде всего с политической: им кажется,
что настоящее счастье – иметь власть, управлять другими людьми, все время быть
на виду, слушать слова одобрения. Но, как показывает жизнь, политические деятели
редко бывают счастливы – власть быстро развращает и опустошает человека.
Ни забвение, ни наслаждение, ни
удовлетворение всех потребностей, ни власть не приносят, видимо, настоящего
счастья, они дают лишь имитацию счастливой жизни, которую сменяют пресыщение и
разочарование. Мудрецы считали, что единственно возможный вид счастья – жизнь в
согласи с самим собой, без страха, без напрасных надежд и мечтаний, в спокойном
и ясном видении проблем и невзгод. Счастье – это внутренняя умиротворенность,
когда вместо страха и забот жизнь проникнута пониманием святости каждой
прожитой минуты, святости и красоты окружающего мира, которые отражаются в его
душе.
Все внешние источники счастья и
наслаждений по своей природе крайне ненадежны, сомнительны, преходящи, подчинены
случаю. В этом отношении больше, чем в каком-либо ином, важно, что именно мы
имеем в себе.
Счастье возможно только сейчас, в эту
минуту, в настоящем. Но обычно мы не задерживаемся в настоящем, утверждал
Паскаль. Мы вспоминаем прошлое, мы предвкушаем будущее, словно хотим поторопить
его слишком медленный шаг. Мы так неосмотрительны, что блуждаем по недоступным
нам временам и вовсе не думаем о том единственном времени, которое нам
принадлежит. Мы так легкомысленны, считал Паскаль, что мечтаем только о воображаемых
временах и без рассуждений бежим от единственно существующего в
действительности. Это потому, что настоящее обычно ранит нас. Мы его прячем от
самих себя, потому что оно нас удручает, а если оно нам приятно, то жалеем, что
оно ускользает. Мы пытаемся удержать его в будущем и предполагаем распоряжаться
такими вещами, которые отнюдь не в нашей власти, в том времени, до которого мы
вовсе не обязательно доживем.
Мы почти не думаем о настоящем, считал
он, а если и думаем, то лишь для того, чтобы в нем научиться получше управлять
будущим. Настоящее никогда не бывает нашей целью. Таким образом, мы вообще
никогда не живем, но лишь собираемся жить и постоянно надеемся на счастье, но
никогда не добиваемся его, и это неизбежно.
Пока человек не нашел ничего святого в
своей жизни, не почувствовал глубину, волнующую красоту настоящего мгновения,
его жизнь поверхностна. Он может жениться, иметь детей, хороший дом и деньги,
может быть умным и удачливым. Но его жизнь будет лишена того аромата мудрости и
спокойствия, без которого все похоже на тень.
Смысл человеческого бытия
Начиная
рассмотрение проблемы смысла человеческого бытия, вспомним определение
человека, данное Э. Кассирером: человек, прежде всего животное
символическое, живущее в новой, созданной им самим реальности – символическом
универсуме, состоящем из бесчисленного множества символических нитей, на
которые опирается каждый из составляющих эти нити символов. Символ многозначен,
«бесконечен и бездонен», не столько концентрат знания, сколько указание, обозначение
определенной направленности, «план, проект или программа жизнедеятельности» (М. Бахтин).
Смысл жизни
имеет человеческое измерение. В мире, где нет человека, нет ни смысла, ни
бессмыслицы. Только человек в процессе взаимодействия с миром способен выработать
понимание смысла жизни. Это действо он совершает не произвольно, а в
соответствии со своими ценностными установками, нормами и идеалами,
обусловленными его субъективными особенностями и объективными условиями его
бытия.
Человек не
просто вырабатывает понятие смысла жизни, но и борется за его воплощение.
Эффективность
этого поиска напрямую зависит от меры свободы и ответственности человека.
Отсутствие или ограничение свободы личности затрудняют выбор ее
смыслообразующих ценностей, и потому освобождает личность от ответственности за
свои намерения и поступки.
Смысл жизни
похож на цель. Прежде чем достигать цель, двигаться от цели к результату,
человек должен определить для себя цель, поставить ее. Но целеполагание – лишь
первый этап. Человек совершает действия не для того, чтобы поставить,
определить цель, а для того, чтобы достигнуть ее. Так и смысл жизни. Поиск
смысла жизни – первая часть проблемы. Вторая часть – реализация смысла жизни,
смыслозначимая, осмысленная жизнь.
Далее, очень
важно, с одной стороны, искать и находить смысл жизни, а, с другой, не
переоценивать значение этого вопроса, не зацикливаться на поисках смысла жизни.
Жизнь отчасти имеет смысл, а отчасти не имеет.
Жизнь имеет
смысл в той мере, в какой она осмысленна, разумно организована, человечески
значима.
Жизнь не
имеет смысла, т.е. вопрос о смысле неуместен в той мере, в какой она
автоматична и растительна, в какой она управляется инстинктами, регулируется
органическими потребностями. Наличие этой второй стороны жизни позволяет
человеку не напрягаться слишком сильно в поисках смысла жизни, не спешить с
жизнезначимыми ответами и решениями, т.е. в какой-то мере расслабиться,
отдаться потоку жизни, плыть по ее течению.
Сказанное о
смысложизненной природе человека позволяет понять все значение проблематики
смысла жизни человека. Вопрос о смысле жизни есть вопрос о предназначении
человека.
Тогда
проблема, как ее сформулировал Камю, состоит в том, «существует ли логика,
приемлемая вплоть до самой смерти?» Среди многих подходов к решению этой сложной
проблемы можно выделить три главных: смысл жизни изначально присущ жизни в ее
глубинных основаниях; смысл жизни за пределами жизни; смысл жизни созидается
самим субъектом.
Для первого
подхода наиболее характерно религиозное истолкование жизни. Единственное, что
делает осмысленной жизнь и потому имеет для человека абсолютный смысл, есть не
что иное, как действенное соучастие в Богочеловечской жизни.
В основе
второго подхода лежит секуляризованная религиозная идея. Человек способен
переустроить мир на началах добра и справедливости. Движение к этому светлому
будущему есть прогресс. Прогресс превращает каждое человеческое поколение,
каждого человека, каждую эпоху в средство и орудие для окончательной цели –
совершенства, могущества и блаженства грядущего человечества, в котором никто
из нас «не будет иметь удела» (Бердяев).
В
соответствии с третьим подходом жизнь не имеет смысла, проистекающего из
прошлого или будущего, тем более из потустороннего мира. В жизни самой по себе
вообще нет никакого раз и навсегда заданного, однажды определенного смысла.
Только мы сами сознательно или стихийно, намеренно или невольно самими
способами нашего бытия придаем ей смысл и тем самым выбираем и созидаем свою
человеческую сущность.
Если же
говорить о том общем, что можно обнаружить во всех трех рассматриваемых выше
подходах, то это общее обнаруживает достаточно сложный состав, оценка которого
не может быть однозначной.
С другой
стороны, всем им присуще стремление к человеческой солидарности и
заинтересованность в становлении человеческого в человеке. Смысл возможен
только в общении с окружающими. Всегда были люди, которые знали и помнили, что
внимание к делам человечества должно быть смыслом жизни.
В чем же
конкретно смысл жизни? Ясно, что каждый отвечает на этот вопрос по-своему. С
другой стороны, в нем есть общие моменты. Это – любовь и творчество. В
подавляющем большинстве случаев люди осмысляют-оценивают свою жизнь именно в
русле этих двух категорий.
Итак, смысл
жизни – это самостоятельный, осознанный выбор человеком тех ценностей и
идеалов, которые ориентируют его на самореализацию, связанную с удовлетворением
потребностей творить, отдаваться, делиться с другими, а иногда и жертвовать
собой ради других.
Список
литературы
1. Балашов Л.Е. Философия: Учебник. – 2-е изд. – М.:
Издательско-торговая корпорация «Дашков и Ко», 2006 г. – 603 с.
2. Философия: Учебник для студ. высш. учеб. заведений / А.К. Рычков,
Б.Л. Яшин. – М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 2004 г. – 384 с.
3. Гуревич П.С. Основы философии: Учебное пособие. –
М.: Гардарики, 2000 г. – 438 с.
4. Философия: Учебник для высших учебных заведений. / Под ред.
Л.Г. Кононович, Г.И. Медведев. – Ростов – н/Д.: «Феникс», 1996 г.
– 576
5. В.Г. Горбачев Основы философии: Курс
лекций. – М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 1998 г. – 352 с.
6. Спиркин А.Г. Философия: Учебник.
– М.: Гардарики, 1999 г. – 816 с.
7. Философия: Курс лекций: Учебное пособие
для студентов вузов / Моск. ин-т национ. и регион. отношений; науч. руковод.
авт. колл. докт. филос. Наук В.Л. Калашников. – М.: Гуманит. изд.
центр ВЛАДОС, 1997 г. – 384 с.