Елена Третьякова 
Пресса
на рубеже XXI века переживает затяжной кризис. Все признают необходимым поиск
гуманных методов и технологий. В этом смысле российская текущая словесность
первой половины XIX столетия — особенно ценный участок истории журнального
общения. Феномены этого замечательного периода дают шанс разрешить сегодняшние
проблемы, опираясь на лучшее в национальном самосознании. 
Один
из дебютантов русской текущей словесности 1840-х годов, Федор Михайлович
Достоевский, вступил в литературу, движимый мыслью, что журналистика должна
слышать и передавать не только голос АВТОРА, но и голоса ПЕРСОНАЖЕЙ. Роман
«Бедные люди» показал, что писатель отдает преимущество тем средствам
изображения, которые способны показать человека не как безгласный предмет, а
как субъект собственного слога. Он способствовал тому, чтобы понятие
«слог» (широко используемое в выражениях типа «писано хорошим
слогом«; »писано дурным слогом») перестало восприниматься вне
конкретных отношений между пишущим и всеми остальными (персонажами,
читателями). 
Слог
— способ словесного выражения, обладающий известной стилевой целостностью. Он
обусловлен тем, как пишущий понимает и отражает свою связь с другими людьми.
Эта связь способна оказать решительное влияние на качества повествования,-
настаивал Достоевский. Для этого он изобразил разные способы письменного
общения между людьми. 
Один
из способов — «ратазяевский» — представлен как неблаготворно влияющий
на человеческую коммуникацию (в число писаний Ратазяева входят пародии на
исторический роман 1830-х годов, на великосветскую повесть, на статьи
Белинского об Александре Сегреевиче Пушкине и гумористические наброски
миргородской жизни). Другой способ — сочувственная переписка между образованной
бедной дворяночкой Варенькой Доброселовой и незаметным петербургским чиновником
Макаром Алексеевичем Девушкииным — показан как оптимизирующий чувства и
взаимоотношения людей. 
Об
особенностях дискурса, предопределенных тенденцией к моно- или полифонизму,
исследователи словесной деятельности заговорили значительно позднее, чем Федор
Михайлович Достоевский [1]. М.М.Бахтин в первой половине, а во второй половине
XX века — Э.Бенвенист, французские поструктуралисты и другие исследователи
экстралингвистических факторов речи обосновали методы анализа, позволяющие
установить, в какой мере предмет и адресат журнального слова оказываются
субъектами собственного слога, либо (под воздействием сторонних идеологических
манипуляций) превращаются в повод для проявлений слога авторского. 
В
концепт СЛОГ у Достоевского входят три значения слов, составляющих
синонимическую пару слагать/складывать: 
1)
сочинять («слагаю стихи»), 
2)
формировать человека и его судьбу («телосложение», «так судьба
сложилась»), 
3)
соединять («сложить усилия», «живу вдвойне, потому что вы тоже
живете весьма близко от меня»,- пишет Девушкин). 
Все
три смысла важны в концепции отношений между Варенькой и Макаром Алексеевичем. 
После
прогулки на острова Макар Девушкин сообщает: «Я-то думал, маточка, что вы
мне все вчерашнее настоящими стихами опишете, а у вас и всего-то вышел один
простой листик. Я к тому говорю, что вы хотя и мало мне на листике вашем
написали, но зато необыкновенно хорошо и сладко описали и природу, и разные
картины сельские, и все остальное про чувства — одним словом, все это вы очень
хорошо описали. А вот у меня так нет таланту. Хоть десять страниц намарай, так
ничего не выходит, ничего не опишешь. Я уж пробовал. Пишете вы мне, родная моя,
что я человек добрый, не злолюбивый, ко вреду ближнего не способный и благость
Господню, в природе являемую, разумеющий, и разные, наконец, похвалы воздаете
мне. Все это правда, все это совершенная правда; я и действительно таков, как
вы говорите, и сам это знаю; но как прочтешь такое, как вы пишете, так поневоле
умилится сердце…» [2]. 
В
связи с ситуацией сочинительства (значение 1) показаны и сопоставлены друг с
другом слог сформированный и несформированный. Удручающее состояние слога
Макара Алексеевича вполне очевидно, но значение 2 (формирование как программа
судьбы человека) вводит в сюжет возможность надежды на лучшее. Значение 3
(зависимость этой программы от обоих участников коммуникации) намечает роль
Вареньки. Ей дано спасти, а не погубить Макара Девушкина (она Доброселова
потому, что селит в нем добро). 
Итак,
то, что концепт СЛОГ у Достоевского сигнализирует о внутренней необходимости
человека прибрать слова для своих чувств и мыслей, было очевидно уже в первом
романе этого писателя. «Бедные люди» убедительно показали:
литературная практика тех, кто общается с людьми на манер Ратазяева, влечет за
собой деструкцию слога и порчу жизненного пространства. 
Дом,
где поселился Ратазяев, страдает от наплыва вечных неустройств. Но избавление
от катастрофически разверзшихся хлябей приносит возможность общения,
формирующего хороший слог. Такая возможность появилась у маленького старого
чиновника в переписке с Варенькой Доброселовой. Из рук этой доброй девушки
Макар Алексеевич получил самую ценную для него книгу — «Повести
Белкина». 
Включенные
в роман, суждения Макара Девушкина о литературе продемонстрировали тонкое
мастерство Достоевского-полемиста. Он, как когда-то Пушкин в памфлетах
Феофилакта Косичкина, имитировал мнение скромного необразованного читателя. И достиг
великолепного комического эффекта: подвергнув насмешке низкопробные журнальные
штампы, осветил переписку смиренных обитателей петербургских углов атмосферой
теплого животворного юмора. 
Достоевский
полагал, что журналистика должна способствовать формированию хорошего слога и
стимулировать процесс индивидуальной душевной работы читателей. Смысловая
емкость мира становится богаче для читателя только тогда, когда в
соприкосновении с адресованными ему текстами он остается вольным в принятии
выводов и оценок. Важно и еще одно условие: вселенная, многократно увеличив
просматриваемый разумом объем, не должна терять своей подчиненности мерам
человеческого и человечного. 
Макар
Девушкин радостно сообщал Вареньке Доброселовой о своем нечаянном открытии:
«…Случается же так, что живешь, а не знаешь, что под боком там у тебя
книжка есть, где вся-то жизнь твоя как по пальцам разложена. Да и что самому
прежде невдогад было, так вот здесь, как начнешь читать в такой книжке, так сам
все помаленьку и припомнишь, и разыщешь, и разгадаешь…<…> а это читаешь,-
словно сам написал, точно это, примерно говоря, мое собственное сердце, какое
уж оно там ни есть, взял его, людям выворотил изнанкой, да и писал все подробно
— вот так!» (Т.1. С.59). 
Это
откровение перифразировало мысль, высказанную Белинским в 1844-м году в одной
из статей цикла «Сочинения Александра Пушкина»: «Но каким
образом уловить тайну личности поэта в его творениях? Что должно делать для
этого при изучении его произведений? 
Изучать
поэта, значит не только ознакомиться, через усиленное и повторяемое чтение, с
его произведениями, но и перечувствовать, пережить их <…> …всякий
великий поэт никогда и ничего не выдумывает, но облекает в живые формы
общечеловеческое, и потому, в созданиях поэта, люди, восхищающиеся ими, всегда
находят что-то давно знакомое им, что-то свое собственное, что они сами
чувствовали или только смутно и неопределенно предощущали или о чем мыслили, но
чему не могли дать ясного образа, чему не могли найти слова, и что,
следовательно, поэт умел только выразить. Чем выше поэт, то есть чем
общечеловечественнее содержание его поэзии, тем проще его создания, так что
читатель удивляется, как ему самому не вошло в голову создать что-нибудь
подобное: ведь это так просто и легко!» [3]. 
Однако
смысл всего, происшедшего с Девушкиным на страницах романа Достоевского,
заключался в том, чтобы оспорить намерение критика встать между Пушкиным и
большинством простых читателей журналов. Работая над «Бедными людьми»
(роман закончен в 1845-м году), Достоевский напряженно думал о том, что текущая
словесность не должна препятствовать внутреннему становлению людей. Тайна
личности, отразившаяся в творениях поэта, принадлежит каждому в отдельности.
Личное знакомство с текстами Пушкина способно даже такого задавленного
обстоятельствами бедного чиновника уверенно сказать о себе: «Сердцем и
мыслями я человек». 
Форма
повествования — роман в письмах — была выходом к внелитературной драматизации
действия. В повествовании (письменном общении двух героев) драматическое, эпическое,
лирическое не были категориями чисто литературного рода, а совпадали со вполне
реальными способами жизненной самооценки людей. Было заметно, что словесность
Достоевский понимает как некое драматическое единство, создавать которое
следует не впадая в монологическую декламацию, а глубоко вникая в
субъективность всех живых голосов и будучи тактичным в каждом стороннем
высказывании о человеке. 
Федор
Михайлович ощущал, что пространство «журнальной сцены» — это жизнь, и
старался напомнить журналистам, что они создают не плоское зеркало. Все
отражаемое в журналистике выходит из внутреннего пространства человеческих душ
и устремляется обратно. 
Список литературы
1.
М.М.Бахтин, в середине 1920-х годов впервые поставивший вопрос о новаторстве
взглядов писателя (см. статью: Волошинов В. Слово в жизни и слово в поэзии,
«Звезда, 1926, N 6 и книгу Бахтин М.М.»Проблемы творчества
Достоевского», 1929), подробно разработал философские и эстетические
аспекты проблематики полифонизма в словесной деятельности (см. его книгу
«Эстетика словесного творчества», М., 1979). 
2.
Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: В 30-ти т. Л.,1972. Т.1. С.79.В дальнейшем
тексты Достоевского цитируются по этому изданию. 
3.
Белинский В.Г. Собр. соч. в 3-х т. М.,1948. Т.3. С.376.