Гаврила Романович Державин
вступил в литературу уже немолодым, много повидавшим и пережившим человеком со
стихами, говорившими о бренности жизни, о смерти и бессмертии. И закончил путь
монументальным восьмистишием, одой «На тленность».
Он написал оду за два дня до
кончины и подтвердил этим, что остался поэтом в мире до гробовой доски.Многие
современники Державина считали его придворным поэтом. Но он никогда таковым не
был, несмотря на попытки склонить его к этому (вспомним безуспешное увещевание
поэта А. В. Храбровицким, статс-секретарем Екатерины II). Державин не мог стать ручным стихотворцем, хотя бы из-за своего горячего
нрава. «В правде черт», — говорил он сам о себе. Характер заставлял
его наперекор вельможам и царям говорить «истину… с улыбкой».Ясно,
что без простодушной улыбки, себе на уме, царям ничего нс скажешь. А Державин
говорил и умел, пусть не всегда, добиваться своего, зная, что правда на его стороне.
В сознании своей правоты он обращался в стихах к Богу, к Высшему Судии.
Находясь под судом после
тамбовского губернаторства, в оде «Величество Божие» он создает гимн
во славу Творца, но не может не воскликнуть:Но грешных пламя и язык Да истребит
десницы строга!Эта мысль была почерпнута поэтом из одного из псалмов книги
Давида. После счастливого оправдания Державин обращается еще к одному псалму
«Милость и суд воспою Тебе, Господи», и под гнетом мучающих его
размышлений о суде и справедливости поэт вновь и вновь развивает излюбленную
тему, используя ту же неисчерпаемую книгу Давида.
В переложении очередного псалма
«Истинное счастие» он вновь обрушивается на
«беззаконников»:Они с лица земли стряхнутся, Развеются и разнесутся,
Как ветром возметенный прах.
Используя псалом в стихотворении
«Радость о правосудии», Державин говорит:Да правый суд я покажу,
Колеблемы столпы земные Законом Божьим утвержу…
В переложении из псалма
«Доказательство творческого бытия» поэт рисует величественную картину
мира: Небеса вещают Божью славу… Нощи нощь приносит весть…
Охватывая в воображении как бы
сразу все мироздание, бездны и выси, поэт словно стремится взлететь туда, где
можно дышать полно, не боясь ледяного и разряженного воздуха. Но это удавалось ему далеко не всегда.
А если удавалось, то оттого, что
ногами он всегда крепко стоял на земле.
Его чеканное (через Юнга
восходящее еще к библейскому) «я червь — я Бог» было и метафорой,
рисующей образ самого поэта. Ведь
о том же позднее говорит и Пушкин, являя поэта, погружен-ного в «заботы
суетого света«, но с душой, готовой встрепенуться, как »пробудившийся
орел».
Державин искренне полагал, что
поэт призван изобразить человеческую душу, словно художник-акварелист, не
отрывающий от листа бумаги кисти, пока рисунок не закончен. Это удалось ему в оде «Бессмертие
души»:Как червь, оставя паутину И в бабочке взяв новый вид, В лазурну
воздуха равнину На крыльях блещущих летит, В прекрасном веселясь убранстве, С
цветов садится на цветы: Так и душа небес в пространстве Не будешь ли бессмертна
ты?Определив в «Доказательстве Творческого бытия» гармонию мироздания
как главный аргумент Божьего присутствия в мире, Державин живописует его
картины с лирическим удивлением перед Творением, перед грозной и прекрасной его
тайной, а не просто как созерцатель:В тяжелой колеснице грома Гроза, на тьме
воздушных крыл, Как страшная гора несома, Жмет воздух под собой, — и пыль И
поит кипят, летят волнами, Древа вверьх вержутся корнями, Ревут брега и воет
лес…
Позднее в «Памятнике»
поэт записывает себе в заслугу умение «в сердечной простоте беседовать о
Боге», в полной уверенности, что:Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный,
Металлов тверже он и выше пирамид; Ни вихрь его, ни гром не сломит
быстротечный, И времени полет его не сокрушит…
Одой «Бог» он начинает свое
собрание сочинений. Державин
всегда отмечал первостепенность для стихотворца религиозной поэзии.
В своем «Рассуждении о
лирической поэзии« Г. Р. Державин писал: »В духовной оде удивляется
поэт премудрости Создателя, в видимом им в сем великолепном мире чувствами, а в
невидимом — духом веры усматриваемой; хвалит провидение, славословит благость и
силу Его».
У самого Державина Бог — это
песнь, и восхищенное любование мирозданием, и определение своего места в нем,
это — и удивление перед Создателем и созданием, и своеобразный лирический
символ веры. Осмыслив изложенные моменты из творческого поэтического наследия
Г. Р. Державина, можно утверждать, что назначение поэта он видел прежде всего в
посредничестве его между Создателем и людьми. Державинские представления о
поэзии и поэте вобрал в свое творчество великий Пушкин, явление которого само
по себе подчеркнуло правоту державинского гения. Державин благословил Пушкина
как прекрасное будущее России, которое еще с большей лукавинкой улыбалось
царям, отстаивая правду на земле, еще более откровенно говорило с Богом и
людьми о смысле бытия.
В завершение хочу вновь вернуться
к оде «На тленность», которой Г. Р. Державин закончил свой творческий
и жизненный путь. Ее текст на грифельной доске, написанный рукой поэта за два
дня до смерти, постепенно тускнел и осыпался, подтверждая свойства «реки
времени». Но звуки его лиры еще слышны, вера в слово крепка, и по-прежнему
величественно, красноречиво и прекрасно говорит нам о бессмертии души, об
истине и Боге «старик Державин»..
