Все,
что было в душе, все как будто опять потерялось, 

и
лежал я в траве, и печалью и скукой томим. 

И
прекрасное тело цветка надо мной поднималось, 

и
кузнечик, как маленький сторож, стоял перед ним. 

Николай
Заболоцкий

Идея
блага человечества и его спасения всегда лежит в основе любой антиутопии. Но в
ходе осуществления этой цели происходит трансформация: цель далека, а “дорога в
ад вымощена…” Всякая антиутопия всегда идеологична и социальна.

В
“традиционных” антиутопиях всегда изображалось усовершенствованное общество
будущего, в котором царит геометрический порядок, целесообразность, но отнята
свобода. В современной антиутопии действительность представляется хаотичной, все
связи — социальные, экономические, нравственные — разрушенными. Никакого
оптимистического выхода из такой ситуации писатели не дают. Если в прежних
антиутопиях формой освобождения личности мог быть индивидуальный бунт, то
теперь хаос настолько подавляет, что бунт просто бессмыслен там, где бунтуют
все и по разным соображениям.

Можно
сказать, что антиутопия — форма “предупреждающей” прозы, главный мотив которой
— социальный. Здесь могут выражаться и философские, и бытийные проблемы
человеческой жизни. Метафора часто дает сильный посыл для выражения философской
мысли.

Роман
Анатолия Кима “Отец-Лес” поднимает этические и философские проблемы бытия людей
XX века. Не случайно автор определяет жанр произведения как “роман-притчу”. В
притче отсутствует описательность, персонажи не имеют не только внешних черт,
но и характера. Выводы притчи всегда однозначны.

Роман
“Отец-Лес” — своего рода история жизни в XX веке трех поколений старинного рода
Тураевых — деда, сына и внука. В этом роде соединилась дворянская и крестьянская
кровь, что позволяет ему представлять русский народ. Род Тураевых вобрал в себя
страдания и муки народа, выпавшие за весь век на его долю: голод конца 20-х,
“лишенство”, ужасы фронта и концлагерей, как советского, так и немецкого.

Мысль
о страдании и свободе человека — главная философская мысль романа. Каждое из
трех поколений Тураевых по-своему понимает свободу, по-своему относится к
страданию. Николай Николаевич — старший из рода, офицер-ветеринар, человек
честный, добрый. В молодости он решил освободиться от общества, ибо оно, “с его
жесткими обязательствами, предрассудками и разными правилами, как благородными,
так и подлыми”, мешало постичь натуральную свободу, как ему казалось, полную и
неограниченную.

С
юности Николай Николаевич не любил высоких слов, затемняющих истинный смысл. Он
плохо вписывался в среду студенческой молодежи конца XIX века с ее мечтаниями
об общественной пользе, о благе народа.

Революция
для него — не лучший способ преобразований, он предпочитает эволюционный ход
истории. “…Общество есть собрание таких, как мы, отдельных индивидов, и если
каждый из нас принесет своим трудом пользу себе, то тем самым он принесет
пользу и обществу. Это естественный ход, господа, соответствующий природной
закономерности”.

Николай
Николаевич представлял, что свобода может реализоваться только в уединении, в
изоляции от общественной суеты. В густом лесу он выстраивает себе дом. “Колин
Дом” называет его жена Анисья — крепкая крестьянская баба, ставшая хозяйкой в
этом доме. Николай Николаевич пытается на собственном опыте разобраться, что же
такое свобода. В уединенности, отрезанности от остального мира он увидел
раскрепощение, но не свободу.

Образ
ожога души проходит через весь роман. Он возникает в сознании и ощущениях Глеба
Тураева. Но это генетически переданное чувство, рожденное физическими муками,
испытанными отцом, душевной тоской деда. Ожог — это скорбь “по навеки
утраченному прошлому”, ужас от реалий этого прошлого.

С
одной стороны, герои романа испытывают одиночество. С другой — их сознание
перегекает. Так, мысль, рождающаяся в сознании деда, передается внуку. Глеб
воплощается в отца, а отец продолжает мыслить в сыне, то есть они составляют
нечто единое, общее. “Николай Тураев в одну минуту утратился как
самостоятельная духовная единица, словно бы мгновенно погиб, потому что его сын
Степан видел рядом с собою на обочине грязной дороги растоптанного человека со
страшным, искаженным лицом, а сын Степана, Глеб, из-за этого же потерял всякое
желание жить…”

Все
судьбы в романе связаны и переплетены друг с другом и в пространстве, и во
времени. Разные времена смыкаются, образуя не вектор, линейно ведущий из
прошлого в будущее, а некую пульсирующую точку, в которой сливается прошлое
деда, настоящее отца, прошлое внука. В пространстве Леса и Дома одновременно
разворачиваются судьбы разных персонажей, существовавших в разное время, прежде
умерших и воплотившихся в другие жизни или в деревья. Автор объединяет духовные
миры всех своих персонажей, разделенных десятилетиями, веками и сотнями
километров, составляет самые невероятные комбинации судеб.

Анатолий
Ким показывает, что судьбы отдельных людей связываются в непрерывную цепь
страданий всего Человечества. Николай Николаевич отрицает прогресс, так как
видит в нем только поиски путей взаимо истребления. “Мир человеческий погряз,
обслуживая свое звериное начало. Величие наших грандиозных злодеянии никак не
сравнимо с жестокостью самых свирепых хищников. А вся сила и гений разума
превращаются в силу нашего самоуничтожения и в гении неодолимого зла, мучительства
и тоски. Называется все это прогрессом”.

Язычество
в романе теснейшим образом переплетается с буддизмом. На основе представлений о
переселении душ буддизм утверждает, что живые существа способны
перевоплощаться. Анатолий Ким, соединяя язычество и буддизм, перевоплощает
людей в деревья. Символом Дома Тураевых служит раздвоенная вилорогая сосна, о
происхождении которой в текст романа вплетена микроновелла. Дерево печали —
липа воплощает в себе душу той девушки-фельдшерицы, которая самовольно ушла из
жизни, и “непостижимая печаль, страшность была в том”. В молодом дубке
возродилась душа Гришки, забитого за воровство деревенскими мужиками: “… душа
Гришкина все человеческое прошлое забыла, и в шелесте дубовой листвы не было
никаких отзвуков былых страстей и следов неисповедимых мучений”.

Отзвуки
буддистской философии с ее уравниванием всех людей в страдании образуют центр
концепции свободы молодого Николая Тураева. Если язычество и буддизм
проявляются в знаках-символах романа, которые и образуют его атмосферу, то
христианство выступает в виде сентенций или авторских трактовок евангельских
сюжетов. Так, Ким описывает встречу воскресшего Христа с путешествующими в
Эммаус и эпизод преломления хлеба. Писатель предлагает понимать Вознесение как
расхождение человеческого и божественного.

В
системе изобразительных средств романа особое место занимает образ Железного
Змея. Он появляется в период войн, питается железом, изготовленным людьми для
убийства друг друга. Идущий от народной сказки образ Змея тем не менее кажется
неорганичным и искусственным в поэтическом мире романа. Его символика слишком
откровенна и однозначна, что разрушает недоговоренность и таинственность
повествования.

“Отец-Лес”
А. Кима не предлагает своей законченной философской концепции свободы. Это не
философское произведение, а литературное. Но роман ставит вопросы и пытается
предложить свои варианты ответов.