Работу над «Рудиным» Иван Сергеевич Тургенев начал в 1855.
Сначала роман назывался «Гениальная натура». Под «гениальностью»
Тургенев понимал способность убеждать и просвещать людей, разносторонний ум
и широкую образованность, а под «натурой»-твердость воли, острое чутье к
потребностям общественной жизни. Но по ходу работы такое название перестало
удовлетворять Тургенева, так как по отношению к Рудину оно зазвучало
иронически : «натуры» в нем вышло мало, не хватало воли к практическому
делу, хотя «гениальность» в нем была.
На рукописи авторская пометка : «Рудин. Начат 5 июня 1855 года, в
воскресенье, в Спасском, и кончен 24 июля 1856 года, в воскресение, там же,
в 7 недель. Напечатан с большими прибавлениями в январской и февральской
книжках «Современника» за 1856 год».
Под «большими прибавлениями» Тургенев подразумевает свои переработки
отдельных глав романа и дописывание новых при подготовке «Рудина» к печати,
когда после чтения романа в редакционном кружке (а состоялось оно в первые
же дни приезда писателя в Петербург в октябре 1855 года) у друзей Тургенева
возникли пожелания, чтобы он отчетливее оттенил фигуру главного героя.
Некрасову и некоторым другим литераторам был ясен и подтекст романа, и
сложность исторического фона, на котором развертывался сюжет, и значение
деятельности тех лиц, которые послужили автору прототипом (Бакунин,
Станкевич и др.).
Дружеские советы помогли многое уяснить Тургеневу. Его постоянная
готовность проверять себя сказывалась, в частности, в том, что он редко
отдавал печатать свои произведения, не выслушав мнение тех, кому доверял.
Прежде всего он стал перерабатывать страницы, посвященные юношеским
годам Лежнева и Рудина, а затем эпилог романа. Время от времени он
прочитывал Некрасову главы и страницы, написанные заново, и встречал
горячее одобрение с его стороны. Сообщая о работе Тургенева над эпилогом,
Некрасов в одном из писем предрекал, что «выйдет замечательная вещь. Здесь
первый раз Тургенев явится самим собою… Это человек, способный дать нам
идеалы, насколько они возможны в русской жизни».
Появление романа в печати вызвало много толков и споров в литературных
кругах и среди читателей.
Критик «Отечественных записок» рассматривал Рудина лишь как бледную
копию предшествующих героев русской литературы — Онегина, Печорина,
Бельтова. Но ему возражал Чернышевский в «Современнике», отмечая, что
Тургенев сумел показать в образе Рудина человека новой эпохи общественного
развития. Сопоставив Рудина с Бельтовым и Печориным, Чернышевский
подчеркнул, что «это люди различных эпох, различных натур, — люди,
составляющие совершенный контраст один другому».
После выхода романа в печать Некрасов выразил уверенность, что для
Тургенева «начинается новая эпоха деятельности, для его талант приобрел
новые силы, что он даст нам произведения еще более значительные, нежели те,
которыми заслужил в глазах публики первое место в нашей новейшей литературе
после Гоголя».
В письме к Тургеневу Сергей Тимофеевич Аксаков говорил о жизненности
изображения типа Рудина и отметил, что роман «возбуждает много мелких
вопросов и раскрывает глубокие тайны духовной природы человека».
Говоря о признании романа в среде народнической интеллигенции, нельзя
обойти слова В.Н. Фигнер: «Мне кажется, весь роман взят прямо из жизни, а
Рудин — чистейший продукт нашей русской действительности, не пародия, не
насмешка, а настоящая трагедия, которая совсем не умерла, которая ещё
живет, ещё продолжается…». «Во всяком образованном человеке нашего
времени сидит частица Дмитрия Рудина», — писал Степняк-Кравчинский.Главный герой романа во многом автобиографичен : это человек
тургеневского поколения, который получил хорошее философское образование за
границей.
Характер Рудина раскрывается в слове. Это гениальный оратор. «Рудин
владел едва ли не высшей тайной — тайной красноречия. Он умел, ударяя по
одним струнам сердец, заставлять смутно звенеть и дрожать все другие». В
своих философских речах о смысле жизни, о высоком назначении человека Рудин
просто неотразим. Человек не может, не должен подчинять свою жизнь только
практическим целям, заботам о существовании, утверждает он. Без стремления
отыскать «общие начала в частных явлениях» жизни, без веры в силу разума
нет ни науки, ни просвещения, ни прогресса, а «если у человека нет крепкого
начала, в которое он верит, нет почвы, на которой он стоит твердо, как
может он дать себе отчет в потребностях, в значении, в будущности своего
народа?».
Просвещение, наука, смысл жизни — вот о чем говорит Рудин так увлеченно,
вдохновенно и поэтично. Он рассказывает легенду о птице, залетевшей на
огонь и опять скрывшейся в темноту. Казалось бы, человек, подобно этой
птице, появляется из небытия и, прожив короткую жизнь, исчезает в
безвестности. Да, «наша жизнь быстра и ничтожна; но все великое совершается
через людей».
Его высказывания вдохновляют и зовут к обновлению жизни, к
необыкновенным, героическим свершениям. Силу воздействия Рудина на
слушателей, убеждение словом, ощущают все. И каждый восхищается Рудиным за
его «необыкновенный ум». Не признает достоинств Рудина лишь Пигасов — от
обиды за свое поражение в споре.
Но в первом же разговоре Рудина с Натальей раскрывается одно из главных
противоречий его характера. Ведь только накануне он так вдохновенно говорил
о будущем, о смысле жизни, о назначении человека, и вдруг предстает усталым
человеком, не верящим ни в свои силы, ни в сочувствие людей. Правда,
достаточно одного возражения удивленной Натальи — и Рудин корит себя за
малодушие и вновь проповедует необходимость делать дело. Но автор уже
заронил в душу читателя сомнение в том, что слова Рудина согласуются с
делом, а намерения — поступками.
Противоречивый характер своего героя писатель подвергает серьезному
испытанию — любви. Это чувство у Тургенева то светлым, то трагичным и
разрушительным, но всегда это сила, обнажающая душу, истинную натуру
человека. Вот тут то и обнаруживается настоящий характер Рудина. Хотя речи
Рудина полны энтузиазма, годы отвлеченной философской работы иссушили в нем
живые источники сердца и души. Перевес головы над сердцем ощутим уже в
сцене первого любовного признания.
Первое возникшее на его пути препятствие — отказ Дарьи Михайловны
Ласунской выдать дочь за небогатого человека — приводит Рудина в полное
замешательство. В ответ на вопрос:«Как вы думаете, что нам надобно теперь
делать?» — Наталья слышит : «Разумеется, покориться». И много тогда горьких
слов бросает Наталья Рудину: она упрекает его в малодушии, трусости, в том,
что его высокие слова далеки от дела. И Рудин чувствует себя жалким и
ничтожным перед нею. Он не выдерживает испытания любовью, обнаруживая свою
человеческую неполноценность.
В романе главному герою противопоставлен Лежнев-открыто, прямолинейно.
Рудин красноречив — Лежнев обычно немногословен. Рудин не может разобраться
в самом себе — Лежнев превосходно понимает людей и без лишних слов помогает
близким, благодаря душевному такту и чуткости. Рудин ничего не делает —
Лежнев всегда чем-то занят.
Но Лежнев не только антагонист Рудина, он истолкователь героя. Оценки
Лежнева не одинаковы в разные моменты, даже противоречивы, но в целом они
внушают читателю понимание сложного характера героя и его места в жизни.
Самую высокую оценку Рудину дает, таким образом, его антагонист, человек
практического склада. Может быть, он-то и есть истинный герой романа?
Лежнев награжден и умом, и пониманием людей, но деятельность его ограничена
существующим порядком вещей. Автор постоянно подчеркивает его будничность.
Он деловит, но для Тургенева невозможно свести весь смысл жизни к
деловитости, не одухотворенной высшей идеей.В Рудине отражается трагическая судьба человека тургеневского поколения.
Уход в отвлеченное мышление не мог не повлечь за собой отрицательных
последствий : умозрительность, слабое знакомство с практической стороной.
Такие люди, как Рудин, носители высоких идеалов, хранители культуры, служат
прогрессу общества, но явно лишены практического потенциала. Ярый противник
крепостного права, Рудин оказывался абсолютно беспомощным в осуществлении
своего идеала.
В русской жизни ему суждено остаться странником. Его судьбе вторит
другой образ странника-скитальца, образ бессмертного Дон Кихота.
Финал романа героичен и трагичен одновременно. Рудин гибнет на
баррикадах Парижа. Вспоминаются слова из рудинского письма к Наталье : «Я
кончу тем, что пожертвую собой за какой-нибудь вздор, в который даже верить
не буду…».
