МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ИНСТИТУТ
                           МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ
                               ( УНИВЕРСИТЕТ )
                   Испанское рыцарство ( «Песнь о Сиде» )
                                       курсовая работа
                                       студента Ш курса МО
                                       20 ак. группы
                                       Землянского А. А.
                                       научный руководитель
                                       семинарских занятий
                                       Кирсанова Н. В.
                                Москва,1998г.
                                 Оглавление:
1. Введение
                                                         стр.2
2. Характеристика источника
                                       стр.2-5
3. Исторический Сид
                                              стр.5-6
4. Обзор литературы
                                              стр.6-8
5. Внутренняя структура испанского рыцарства
                       стр.8-17
6. Вассалитет
                                                     стр.17-22
7. Власть короля
                                                 стр.22-30
8. Заключение
                                                   стр.30-32
9. Библиография
                                                стр.33
                                   Введение.
      Почти  восемь  веков  испанской  истории  связано  с   Реконкистой   —
героической борьбой христианских народов Испании за  отвоевание  захваченных
арабами земель. В этот период,  первоначально  возникнув  в  горах  северной
Испании,  куда  не  докатилась  волна  арабского  нашествия,  закалившись  в
беспрестанных  войнах  с   маврами,   сложились   и   окрепли   христианские
’’государства  Реконкисты’’.  Неудивительно,  что  многие  черты  экономики,
культуры   и    социально-экономического    устройства    этих    государств
формировались  под  воздействием   необходимости   противостояния   грозному
мусульманскому соседу, испытав в  то  же  время  сильное  арабское  влияние.
Очевидно,  что  два  фактора  были  главнейшими  среди   всех   существенных
обстоятельств формирования социальной структуры и  политической  организации
христианских государств Испании и  предопределили  своеобразия  ‘’испанского
феодализма’’.
     В данной работе рассматривается лишь  один  из  аспектов  этой  сложной
исторической  проблемы  —  организация  и  внутренняя  структура  испанского
рыцарства, господствующего класса средневековой Испании.  Проведение  такого
исследования  требует  анализа  правового  положения  рыцарства  в   четырех
главных   ‘’ключах’’:   внутренняя   структура     рыцарства,    особенности
вассалитета, отношения рыцарства  и  королевской  власти,  семейно-классовая
структура  рыцарства,  —  которые  раскрывают  все  особенности   социально-
правового  положения  этого  общественного  слоя.  При  этом   более   точно
определить действительный вес  тех  или  иных  правовых  норм,  определявших
положение рыцарей, помогает изучение их нравственно-правовых воззрений.
     Исследование проводится применительно к концу Х1  века,  переломного  в
истории
Реконкисты:  в  Х1  веке  христианские  государства  перешли  в  решительное
наступление   на   ослабленный   внутренними   смутами   мусульманский    юг
Пиренейского  полуострова.  К  этому  времени  сложился  и   обрел   ‘’черты
устойчивости’’ (В.К.Пискорский)  социально-политический  строй  Кастильского
королевства, главенствующая роль которого в Реконкисте утвердилась  также  в
этот период.
     Итак, задачей данной работы является  исследование  социально-правового
положения,  структуры  кастильского  рыцарства  и  его  нравственно-правовых
воззрений,  а  ее  целью  —   выявление   особенностей   организации   этого
социального слоя.
                          Характеристика источника.
     Источниковой основой данной работы является ’’Песнь о моем Сиде’’.  Сам
выбор  эпического  произведения  как  источника  для   изучения   социально-
правового  положения   общественного   слоя   может   показаться   странным.
Действительно, ’’Песнь о Сиде’’ не свод законов, и рассчитывать на  то,  что
в ней содержаться четко зафиксированные правовые нормы и точные  юридические
формулировки,  не  приходиться.  Но  дело  в  том,  что  в  подобного   рода
источниках можно почерпнуть массу сведений о таких сторонах  истории  права,
какие находят отражение далеко не во всех собственно правовых источниках.
     Независимо от того, было ли право записанным или  устным,  литературное
произведение фиксирует его  не  как  сочетание  абстрактных,  оторванных  от
реальной жизни юридических понятий и положений, подобно  сборникам  законов,
а  как  некую  совокупность  обычаев,   определявших   поведение   людей   в
повседневных   жизненных    ситуациях,    которые,    однако,    чрезвычайно
психологически достоверны, поскольку являются своеобразными  ’’слепками’’  с
’’усредненной’’  действительности.  Это  позволяет   очень   точно   оценить
реальное значение, которое те или иные правовые нормы имели  в  общественной
жизни людей.
     Далее, специфика любого литературного  произведения  как  источника  по
истории социальных отношений и права состоит еще и  в  том,  что  оно  может
выражать критическое отношение к некоторым  реально  действовавшим  правовым
нормам, характеризуя их как ’’несправедливые’’.  Очевидно,  подобные  оценки
отражают нравственно-правовые взгляды автора произведения, а через него —  и
того социального слоя,  выразителем  идей  которого  он  являлся,  поскольку
представления  о  справедливости  в  разделенном  на  антогонические  классы
обществе носят социально обусловленный  характер.  Иными  словами,  изучение
представлений о справедливости, содержащихся  в  литературном  произведении,
дает   возможность   исследовать   нравственно-правовые    воззрения    того
социального слоя, взгляды которого нашли отражение в этом произведении.
     Итак, эпическое произведение, в принципе, содержит сведения  о  реально
действовавших в период  его  создания  правовых  нормах  и,  в  тоже  время,
передает  морально-правовые  воззрения  того  общественного  слоя,  в  среде
которого оно бытовало,  что  позволяет  использовать  его  для  исследования
социально-правового положения этого слоя.
     ’’Песнь о моем Сиде’’ дошла до нас в единственном списке,  сделанном  в
1307 году неким Педро Аббатом.  Памятник  до  1755  года  хранился  в  одном
дораицисканском монастыре близ Бургоса, где его нашел Томас Антонио  Санчес,
который в 1779 году осуществил первое издание поэмы.
     Сделанный Педро Аббатом список крайне  неисправен  —  отчасти  по  вине
переписчика, из-за небрежности которого некоторые стихи  несомненно  выпали,
другие  переставлены  перепутаны.  Кроме  того,  рукопись  дошла  до  нас  в
неполном виде — не хватает  одного  места  в  самом  начале  и  еще  двух  в
середине.  Для  восполнения  этих  пропусков  и  восстановления  правильного
порядка стихов исследователи пользуются текстами испанских  хроников  ХШ-Х1V
веков,  которые  дают  прозаический  пересказ  ’’Песни  о   Сиде’’,   иногда
настолько подробный, что в некоторых местах еще различаются остатки  стихов.
     На русский язык текст поэмы был переведен выдающимся  советским  ученым
Б.И.Ярко[1], который всякий раз опираясь на серьезные  научные  соображения,
внес ряд  текстологических  поправок,  переставил  стихи  и  т.д.  Отсюда  —
различия в нумерации строк поэмы  в  его  переводе  и  оригинальном  издании
Р.Менендеса Пидаля[2], возникшие по  этой  причине,  что  Р.Менендес  Пидаль
нумерует строки манускрипта, а Б.И.Ярко — стихи поэмы.
     Рукопись Педро Аббата — несомненная копия с ныне утерянного  оригинала.
В связи с этим  долгие  споры  вызывал  вопрос  о  происхождении  и  времени
возникновения поэмы. В настоящее время общепринятой  является  точка  зрения
Р.Менендеса Пидаля, считавшего, что ’’Песня…’’ была составлена около  1140
года  в  районе  упоминающегося   в   поэме   города   Медины   (современный
Мединасем),  в  ту   пору   бывшего   пограничной   крепостью   Кастильского
королевства[3]. Что же касается проблемы происхождения поэмы и  ее  связи  с
романсами ( песенным жанром средневековой испанской литературы  ),  то  этот
вопрос до сих пор горячо дискутируется, являясь частью сложной и  запутанной
проблемы формирования эпических  произведений.  Очевидно,  стилистическое  и
композиционное единство ’’Песни о Сиде’’  указывает  на  то,  что  она  была
плодом творчества  одного,  притом  весьма  одаренного  поэта-хуглара  (жанр
пера),  обработавшего  и  записавшего  устные  предания  о  Сиде,  жившие  в
народной среде[4].
     Поэма состоит из трех частей, которым испанские ученые  дали  названия:
’’Изгнание Сида’’, ’’Свадьба дочери Сида’’ и ’’Оскорбление в лесу  Корпес’’.
В первой части рассказывается о том, как  Сид,  несправедливо  обвиненный  в
расхищении дани, или  же  самим  собранной  с  мусульманских  государей,  по
приказу короля покидает Кастилию.  Удаляясь  в  изгнание  вместе  со  своими
преданными вассалами, Сид оставляет в королевстве свою жену и  двух  дочерей
— Эльвиру и Соль. В землях  мавров  он  одерживает  ряд  блестящих  побед  и
завоевывает несколько  городов,  в  том  числе  —  уже  во  второй  части  —
Валенсию. Между тем постепенно восстанавливаются  добрые  отношения  Сида  с
Альфонсом, к которому он три раза  направлял  послов  с  богатыми  дарами  и
мольбами о разрешении вернуться  в  Кастилию.  Наконец,  Альфонс  мирится  с
Сидом и отпускает его жену и дочерей в Валенсию. Растущая слава и  богатство
Сида пробуждают зависть у его давних врагов,  а  двое  знатных  инфантов  из
рода каррионскиих графов,  надеясь  на  богатое  наследство,  просят  короля
посватать за них  дочерей  Сида.  Повинуясь  приказу  короля,  Сид  неохотно
соглашается на этот брак.
     В третьей части поэмы рассказывается о том, как приехавшие  в  Валенсию
инфанты, получая от  Кампеадора богатые подарки, во всех  опасных  ситуациях
проявляют себя жалкими трусами. Не выдержав насмешек дружинников  Сида,  они
решаются отомстить ему, выместив обиду на своих женах  —  его  дочерях.  Под
тем предлогом, что они хотят показать своим женам владения в  Каррионе,  они
отправляются из Валенсии в Кастилию. В лесу Корпес они избивают своих жен  и
бросают их на съедение диким зверям. Чудом им удается спастись. Сид  требует
у короля созыва кортесов, чтобы публично обвинить  каррионскиих  инфантов  в
злодеянии  и  отомстить  им.  На  заседании  кортесов  король  и  его  судьи
заставляют инфантов вернуть  Сиду  все,  что  он  им  подарил,  и  назначают
судебный поединок. Неожиданно, на кортесы являются  посланцы  из  Наварры  и
Арагона, которые от имени своих королей просят Сида выдать дочерей замуж  за
наследников престолов этих государств. Сид и Альфонс дают согласие на  брак.
В судебном поединке  бойцы  Сида  побеждают  инфантов.  Поэма  заканчивается
воспеванием Сида, не только защитившего свою честь, но  и  породнившегося  с
королями Испании.
     Таким образом, ’’Песнь о Сиде’’, несмотря на некоторое  упрощение  цели
исторических событий и полное умолчание о некоторых из них, все же  довольно
точно  передает  реально  последовавшие  за  изгнанием  Сида  из   Каталонии
события[5]. На глубокий историзм поэмы указывали многие видные  ученые.  Как
вполне  достоверное  историческое   произведение   поэму   рассматривали   и
средневековые  хронисты,  использовавшие  ее  при  составлении  исторических
летописей. Это позволяет считать  ’’Песнь  о  Сиде’’  надежным  историческим
источником.  Причем,  если  внешняя  канва  событий   подвержена   в   поэме
определенным искажениям — результату  забвения  и  путаницы,  происшедших  в
течение сорока-пятидесяти лет, пока рассказ ходил из уст в уста[6], — то  по
количеству и качеству содержащихся в ’’Песне…’’ сведений  об  юридических,
военных и социальных институтах, обычаях и правах  людей  того  времени,  ее
можно  считать  настоящей  энциклопедией  испанской  действительности  Х1-ХП
веков. Как отмечал Р.  Менендес  Пидаль,  ’’Песнь  о  моем  Сиде’’  является
необходимым источником для любого труда по истории Испании Х1 века[7].
      Степень  достоверности  черпаемых   в   поэме   фактических   сведений
проверяется и  получает  подтверждение  с  помощью  собственно  исторических
документов. Испанский исследователь-правовед Эдуардо де  Инохоса,  используя
разнообразные юридические источники Х1-ХП  веков,  подтвердил  достоверность
сообщающихся в поэме сведений  о  юридических  институтах  того  времени[8].
Следовательно, ’’Песнь о Сиде’’  может  служить  достоверным  источником  по
истории феодального права Испании и особенностей ее  социально-политического
устройства.
     В то  же  время  поэма  сообщает  много  сведений  о  бытовавших  среди
испанского  рыцарства  воззрений  на  справедливость   как   на   требование
соответствия между  практической  ролью  отдельных  социальных  групп  и  их
общественным признание, между  трудом  и  вознаграждением,  преступлением  и
наказанием.
      Рассматривая  выраженные  в  поэме  представления  о   справедливости,
необходимо помнить, что ’’Песнь  о  Сиде’’  —  прежде  всего  художественное
произведение,  автор  которого  располагал  целым  арсеналом   средств   для
выражения своих взглядов  и  представлений  о  справедливости,  к  их  числу
относятся прямые суждения автора, характеристики действующих  лиц,  наконец,
композиция и сам сюжет поэмы, по которым можно составить  достаточно  полное
представление о морально-правовых воззрениях  поэта.  Но  насколько  взгляды
самого  поэта  соответствуют  бытовавшим  среди  рыцарей   представлений   о
справедливости?  По-видимому,  можно  утверждать,  что   воззрения   хуглара
достаточно точно соответствуют воззрениям самих рыцарей,  поскольку  ’’Песнь
о Сиде’’ — типичное произведение рыцарской культуры,  написанное  целиком  о
рыцарях и для рыцарей. Один из стихов поэм гласит:
                             1178 — Mala cuenta es,  senores,  aver  ninguna
pan…[9]
Вряд ли поэт имел ввиду деревенские низы. Однако  и  у  высшей  поэма  тоже,
вероятно, не имела бы успеха: слишком уж заметна неприязнь хуглара к  высшей
аристократии,  отмечавшаяся   многими   исследователями[10].   Учитывая   же
нескрываемую симпатию и  уважение  автора  к  простому  рыцарству,  вассалам
Кампеадора, включая тех, кто получил личное дворянство за  военные  заслуги,
следует  согласиться  с  мнением  профессора  А.А.Смирнова,  писавшего,  что
’’поэт адресовался в  первую  очередь  к  демократическим  низам  рыцарства,
ущемленным высшей аристократией, а также к тем  активным  кругам  горожан  и
состоятельного  крестьянства,  которые  в  своей  патриотической  борьбе  за
освобождение  и   объединение   родных,   смыкались   с   названным   мелким
рыцарством’’[11].Сам же автор поэмы либо  происходил  из  рыцарских  кругов,
либо тесно сжился с ними, создав для них свои творения.
     Таким образом, ’’Песнь о Сиде’’  отражает  морально-правовые  воззрения
мелкого испанского рыцарства, в то же время  являясь  ценным  источником  по
социально-правовому        строю        Испании         Х1-ХП         веков.
                                                      Исторический  Сид[12].
     Жизнь Родриго Диаса де Бивар легла в  основу  цикла  сказаний  о  Сиде,
представлен-ного Знаменитой ’’Песнью о моем Сиде’’, поэтами  ’’Родриго’’,  и
’’Охада Саморы’’, целой серией романов.
     Само  прозвище  ’’Сид’’  происходит  от  арабского  слова,  означающего
’’господин’’. Реальный , исторический Сид —  прототип  главного  героя  этих
произведений — принадлежал к высшей кастильской знати. После  смерти  короля
Фернанда 1 в развернувшейся между его наследниками междоусобице он встал  на
сторону старшего сына умершего монарха —  короля  Кастилии  Санчо  П.  Когда
между Кастилией и Наваррой возник  спор  из-за  одного  замка,  который  обе
стороны согласились разрешить по средствам поединка,  Родриго  Диас  победил
наварского рыцаря и за это был прозван Кампеадором ( ’’Ратоборцем’’ ).
     После смерти Санчо П ( 1064 ) к власти пришел изгнанный им  его  родной
брат — Альфонс V1, с воцарением  которого  при  дворе  выдвинулась  леонская
знать. Отношения Альфонса   V1  и  Родриго  складывались  непросто,  и  дело
закончилось тем, что король изгнал своего вассала из королевства (  1081  ).
В течении нескольких  лет  Сид  со  своей  дружиной  служил  попеременно  то
христианским,  то  мусульманским  властителям  Испании,  дважды  мирился   с
АльфонсомV1, но оба раза — ненадолго.  Наконец,  в  1094  году  он  завоевал
Валенсию, подчинил себе ряд  других  мусульманских  городов  и  окончательно
примирился с Альфонсом. В эти годы он и  получил  прозвище  ’’Сид’’,  обычно
дававшееся тем испанским сеньорам, у которых были мусульманские вассалы  или
данники.
     Все годы своего правления  в  Валенсии  Родриго  провел  в  непрерывных
войнах с маврами. Он умер в своих владениях в  1099г.,  оставив  после  себя
двух дочерей, из которых  старшая  —  Кристина  —  вышла  замуж  за  Рамона,
инфанта Наварского, а младшая — Мария — за Раймонда, графа Барселонского.
                                                     Обзор литературы.
     Двойственность задачи данной работы — исследование  социально-правового
строя  Испании  конца  XI  века  и  морально-правовых  воззрений  испанского
рыцарства  —  является  причиной  того,  что  вся  привлекаемая   литература
довольно  четко  делится  на  две  группы:  обобщающие  труды   по   истории
средневековой Испании и литературно-исторические исследования «Песни о  моем
Сиде»   К числу последних относится самый ранний из  использованных  научных
трудов — статья П.  Грановского  «Испанский  эпос»,[13]представляющая  собой
отклик на книгу Дози об историческом Сиде,  в  которой  французский  ученый,
опираясь на арабские источники, развеял витавший над  Сидом  ореол  героя  и
«разоблачил» его как алчного и  кровожадного  завоевателя.  Полностью  попав
под влияние идей Дози и распространив  его  выводы  и  на  эпического  Сида,
русский  ученый  констатировал,  что  Сид  «был  не  что  иное,  как  смелый
   , мало заботившийся о соблюдении уставов рыцарской чести» и  «совершавший
подвиги из любви к чужому добру».  В  конце  концов  Грановский  приходит  к
выводу,  что  «честность  и  правдолюбие   не   считались   на   Пиренейском
полуострове  в  эпоху   Сида   необходимыми   принадлежностями   феодального
воина»[14]. Подобных же  взглядов  на  исторического  Сида  придерживался  и
другой русский ученый прошлого века — В.К.Пискорский.
     Такой  сверхкритический  подход  в  отношении  Сида  долгое  время  был
господствующим. Конец этому положили труды выдающегося  испанского  историка
и  филолога  Рамона  Менендеса  Пидаля.  Его  перу   принадлежат   несколько
фундаментальных исследований «Песни о моем Сиде», а также целый ряд  статей,
посвященных  различным   аспектам   изучения   этого   памятника   испанской
литературы.  Пожалуй,  наиболее  известный  его  труд  о  Сиде  —   «Испания
Сида»[15], посвященный истории Испании второй половины XI века.
      Среди  всех  исторических   источников,   используемых   автором   для
реконструкции политической истории и общественных  институтов  Испании  того
времени, эпические сказания о Сиде занимают особое место. Сид для  автора  —
великий  национальный  герой,  выдающийся  участник  Реконкисты.  Р.Менендес
Пидаль тщательно исследует родственные и придворные связи Сида,  состав  его
дружины, взаимоотношения с королем и  властителями  мусульманских  княжеств.
Предметом  особого  внимания  испанского   ученого   является   историчность
сообщений «Песни о Сиде»  относительно  первого,  неудачного  брака  дочерей
Сида, о которых нет упоминаний в других  источниках  того  времени.  По  его
мнению, в основе данных, приводящихся в поэме, вполне могло лежать  реальное
историческое событие.
     Некоторые статьи Менендеса Пидаля были изданы  в  переводе  на  русских
язык[16]. Резкую антиаристократическую  направленность  поэмы  исследователь
рассматривал   как   выражение   «демократического    кастильского    духа»,
символизировавшего борьбу народа против привилегий  высшей  знати.  Носители
идеи равенства в поэме, по мысли Менендеса Пидаля, выступает король:  именно
ему главный герой  доверяет  свою    месть  за  оскорбление,  нанесенное  от
каррионскиих инфантов. Покорность королю, которую Сид сохраняет даже  будучи
изгнанным  из  Кастилии,  воплощает  в  себе  возвеличенную  в  поэме   идею
вассальной верности, доверия и преданности монарху как главе государства.
     Определенную близость взглядам  Менендеса  Пидаля  обнаруживают  статьи
русского ученого А,А.Смирнова[17],  посвященные  испанскому  эпосу.  Большое
значение исследователь предает определению того социального слоя,  в  недрах
которого родились выраженные в поэме идеи.  Этот  социальный  слой,  по  его
мнению,   —   своеобразное    «демократическое    рыцарство»,    порожденное
особенностями социально-политического  развития  Испании  эпохи  Реконкисты,
когда рыцарями считались все  конные  воины,  независимо  от  происхождения.
Этот  слой  был  тесно   связан   с   народом,   выступая   за   прекращение
внутригосударственных усобиц и  более  активную  борьбу  с  маврами,  чем  и
объясняется враждебное отношение поэмы к строптивой  высшей  аристократии  —
источнику постоянных смут и подчеркнуто уважительное отношение к  королю,  в
котором  народ  видел  защитника  от  притеснений  знати.  Преданность  Сида
королю, по мнению А.А.Смирнова,  символизирует  глубокое  понимание  народом
необходимости  объединения  «всех  сил  нации  для  решительной   борьбы   с
маврами». Наконец, в статье Н. Томашевского «Героические сказания Франции  и
Испании,[18] выраженное  в  «Песне  о  Сиде»  презрение  к  высшей  знати  и
уважительное отношение к королю так же, как и  в  статьях  А.  А.  Смирнова,
объясняются определенной  социальной  направленностью  поэмы,  причем  автор
полностью согласен с А.А. Смирновым в  том,  что  «Песнь  о  Сиде»  выражает
интересы «демократического рыцарского сословия».
     Другая часть привлеченной литературы —  обобщающие  труды  испанских  и
русских историков,  разносторонне  освещающие  историю  феодальной  Испании.
Важность этих работ, написанных на широчайшей источниковой базе, в том,  что
они позволяют систематизировать содержащуюся в поэме информацию о праве.
     Среди сомнений  такого  рода  в  первую  очередь  необходимо  упомянуть
монументальное творение Рафаэля Альтамира-и-Кревса «История Испании»[19],  в
которой   много   внимания   уделяется   различным   юридическим   вопросам:
особенностям  социальной  структуры  средневекового   испанского   общества,
характеру  королевской  власти,  нравам  и  обязанностям  вассалов   короля,
полномочиям кортесов; различным формам брачных союзов.
Социальное  правоведческое  исследование  Луиса  де   Вальдеавельяно   «Курс
истории  испанских  общественных  учреждений»[20]  детально  освещает  самые
различные стороны феодального права Испании. Для  данной  работы  наибольший
интерес представляют те главы  исследования  де  Вальдеавельяно,  в  которых
анализируется структура рыцарского сословия, взаимные  права  и  обязанности
сеньора и  вассала,  полномочия  королевской  власти  и  кортесов.  Особенно
важные выводы исследователя о таких правовых  институтах  Испании,  как  Ira
Regis, Curia Regia и cories pregonadas.
      Весьма  широкий  круг  вопросов  освещается  в  монографии  советского
историка Д. Р. Корсунского «История Испании 1Х-ХШ веков»[21].  В  частности,
много  внимания  автор  уделяет   политическому   строю   Леоно-Кастильского
королевства, положению различных слоев знати,  весьма  подробно  анализирует
социальное положение кабальерос-вильянос  (  сaballeros-villanos  )  —  того
самого социального слоя, который А. А. Смирнов называет
«демократическим рыцарством». По мнению А. Р.  Корсунского,  хотя  рыцарское
сословия действительно было открытым для  выходцев  из  более  низких  слоев
населения, не стоит преувеличивать реального общественного  значения  малого
рыцарства.  Как  подлинно  правящий  и  привилегированный  социальный   слой
выступала высшая знать — рикос-омбрес ( ricos hombres ).
      Некоторые  ценные,  хотя  и  краткие  сведения  о   феодальном   праве
средневековой Испании и выводы  общетеоретического  характера  содержатся  в
коллективной работе А. С. Автономова и В. А. Савина «История  государства  и
права стран Пиренейского полуострова’’[22].
     Наконец, упоминавшееся ранее исследование Эдуардо де Инохосы  «Право  в
поэме о Сиде»[23]  посвящено  разбору  содержащихся  в  «Песне»  сведений  о
правовых нормах  и  общественных  институтах  Испании  Х1-ХП  веков.  Ученый
группирует  сведения  по  трем  разделам:  «Социальные  классы»,  «Король  и
кортесы», «Семья» — поскольку, именно по  этим  пунктам  поэма  представляет
наиболее полную информацию.  Особенно  пристальное  внимание  автор  уделяет
процедуре принятия судебных решений на     кортесах и  заключению  брака.  С
чисто  правоведческой  скрупулезностью  исследователь   отмечает   тончайшие
смысловые  различия  между  употребляемыми  в  поэме   терминами,   подробно
разбирает «ритуал заключения брака и  передачи  патрилиниальной  власти  над
женщиной из рук отца мужу’’  и  сопровождающий  его  облик  подарками  между
семьями жениха и невесты.
     Итак, в использованной литературе представлены два различных подхода  к
оценке морально-правовых воззрений испанских  рыцарей.  Выразителем  первого
из них в  русской  исторической  литературе  был  П.  Грановский,  считавший
рыцарство «эпохи Сида’’  ’’  сословием  без  чести  и  совести».  У  истоков
второго  направления  стоял   Р.   Менендес   Пидаль,   объяснявший   многие
особенности «Песни о Сиде» социальной  направленностью  этого  произведения.
Его взгляды были близки русским ученым А. А. Смирнову и Н. Томашевскому.
     В качестве вспомогательно-справочной литературы в данном  исследовании
использованы обобщающие  труды  по  истории  Испании  русских  и  испанских
историков, а также правоведческое исследование де Инохосы.
                 Внутренняя структура испанского рыцарства.
     Поэма рисует  четкую  картину  бытовавших  в  Испании  конца  XI  века
межсословных  отношений,  причем  особенно   подробно,   что   естественно,
изображается взаимоотношением различных категорий рыцарского сословия.
      Само понятие «рыцарь» обозначается в  поэме  разными  терминами.  Чаще
 всего употребляется термин «кабальеро»; в самом широком смысле он  означает
 «конный воин»:
           720. «!Feridlos, caballeros, por amor del Criador!»[24]
          1495. Envio dos caballeros que sopiesen la verdad…[25]
           946. A caballeros e a peones fechos lo he ricos…[26]
В том же употребляются слова escuelas и virtos:
            1362. «A todas las escuelas que al dizen senor…[27]
           1363. Aquel rey de Marruecos ajuntara sus virtos…[28]
Особенно обращает на себя внимание такое обозначение  рыцаря,  как  «одевшие
меч»:
           917. Doscientos con el, que todos cinen espadas…[29]
Также поэма часто  именует и самого Сида — «того, кто  в  час  добрый  подал
меч»:
          1603. Oid lo que dixo el que en buena cinxo espada…[30]
Очевидно, в  данном  случае  имеются  в  виду  рыцари,  прошедшие  церемонию
посвящения,   которая   состояла   во   вручении   меча,    благословляемого
священником, и в легком ударе  по  шее.  Посвященные  давали  обет  защищать
христианскую  веру,  короля,  покровительствовать   слабым   и   т.   д.[31]
Подготовительной  ступенью  к  званию   рыцаря                 было   звание
оруженосца или «щитоносца» ( escudero ):
                187. Cinco escuderos tiene don Martino…[32]
               188. E con el escuderos que son de criazon.[33]
 Как правило, щитоносцами были дети рыцарей, которые носили  их  вооружение,
помогали им готовиться к бою и усваивали навыки пользования оружием.[34]
     Таким образом, рыцарство предстает в поэме как единое сословие, все
члены которого обозначаются одинаковыми терминами, со сложившейся
процедурой «посвящения», со своим этикетом, который прекрасно отражен в
поэме. Но при этом в «Песне» четко разделяются отдельные прослойки внутри
рыцарства как сословной группы. Для обозначения высшего слоя знати в ХП
веке вместо ранее употреблявшегося в документах термина magnates начинает
применяться термин рикос-омбрес ( ricos-hombres )[35]. Это значение, по-
видимому, еще не получило широкого распространения во времена составления
«Песни о Сиде», хотя употребляется уже и здесь:
           3546. Muchos se juntaron de buenos ricos-hombres…[36]
В дословном переводе этот термин означает  «богатые  люди».  Однако  в  виду
имелось прежде всего не богатство того или  иного  представителя  рыцарского
сословия,  а  его  могущество  и  знатность.  Поэтому  каррионские   инфанты
надеются, что с помощью богатств, полученных от  Сида,  они  смогут  жить  с
подобающей их происхождению роскошью:
            2552. D’aquestos averes siempre seremos ricos…[37]
     В состав рикос-омбрес — верхушки класса феодалов — входили  «правители»
 (potestades), «правители» с  титулом  графа  (  condes  )  и  другие  особо
знатные  лица,  приближенные  короля[38].  Графы  назначались  королем   для
управления  административными  округами  государства  —  графствами.  Однако
должность графа все чаще становилась  наследственной,  поскольку  управление
графством часто передавалось  сыну  умершего  графа  или  представителю  его
семьи, хотя формально графское звание было  не  титулом,  а  государственной
должностью[39]. Этот переход запечатлен в «Песне о Сиде». Дети  каррионского
графа дона Гонсало называются в поэме не «графами» , а «детьми графа».  Сами
они причисляют себя к «каррионским графам по рождению»:
        13676. Mio Cid es de Bivar e nos de condes de Carrion… [40]
и даже, «чистейшими графами по рождению»:
              3354. De natura somos de condes de Carrion…[41]
     По-видимому, именно  происхождение  обеспечивало  каррионским  инфантам
влияние при дворе и даже возможность проявлять  себя  там  «надменными»  как
говорит о них Кампеодор:
          1938. Ellos son mucho urgullose e anparten la cort…[42]
     Представители  высшей  знати  составляли  ближайшее  окружению  короля,
принимали  участие  в  выработке  решений  государственной  важности,   т.е.
образовывали своеобразный консультативный государственный орган при  короле,
который со второй половины XI века  стал  называться  королевской  курией  (
curia regia ) или королевским советом
( consejo real )[43]. Очевидно, в его состав входили и каррионские  инфанты,
и те   представители высшей знати, которые постоянно находились  при  короле
и переезжали вместе с ним из одного города в другой:
                  1973. Con el rey atahtas buenas companas
                Iffantes de Carrion mucho alegres andan[44].
            1980. Cuendes e podestades e my grandes mesnadas[45].
          1981. Con el rey van leoneses e mesnadas gallizianas[46].
     Графы выполняли также обязанности королевских судей на кортесах:
       3135. Alcaldes sean destos condes don Anrris e conde don Ramon.
              E otros estos condes que del vando non sodes[47].
     Экономической основой могущества рикос-омбрес  были  крупные  земельные
владения. Так, хозяевами  больших  «вотчин»  (  heredades  )  и  «земель»  (
tierras ) в поэме предстают каррионские инфанты:
         2564. Levar las hemos a nuestras tierras de Carrion…[48]
     По-видимому, «вотчины» находились в полном распоряжении их  владельцев.
На это указывает то,  что  инфанты  собирались  заплатить  свои  долги  Сиду
«вотчинами»:
        3223. Pagar le hemos de heredades en tierras de Carrion.[49]
      Таким  образом,  высшая  знать,  представленная  крупными   земельными
собственниками,   составляла   королевскую   курию,    занимала    важнейшие
административные   должности,   подчас   превращая   их   в   наследственные
(земельные) владения. Из ее среды назначались и судьи для разрешения  споров
между  рыцарями  на  кортесах.  Практически,  рикос-омбрес,  выступали   как
надменно правящий и привилегированный социальный слой[50].
     Другой, более низкий по своему положению  слой  знати,  но  значительно
превосходивший по численности рикос-омбрес, составляли инфанты (  infansones
). Так же как и рикос-омбрес, инфансоны владели «вотчинами». Так,  хозяевами
вотчин были инфансоны Сид и его родственники-вассалы:
       1271. Enviar vos quiero a Castilia, do avenos heredades…[51].
          1364. Sirvale sus heredades do fore el Campeador…[52].
      Они  полностью  распоряжались  своими  владениями  и  собирали  оброки
(enffurcion) со своих крестьян:
            2822. A las fijas del Cid danles enffuracion…[53].
        2823. Presentan a Minaya essa noche grant enffuracion…[54].
     По-видимому «хлеб и вино», которые Мартин Антолинес прислал Сиду,  были
собраны  в виде оброка с его крестьян:
            66. A mio Cid e a los sos abasteles de pan e de vino;
               Non leo comprar, ca el se lo avie consigo.[55]
      Кроме  «вотчины»  у  инфантов  как   прямых   вассалов   короля   были
пожалованные им в условное держание бенедонции на  управление  определенными
территориями
( honores ):
                     886. Sobresto todo, a vos, Minaya,
                  honores y tierras avellas condonadas.[56]
     Вместе с высшей знатью инфанты принимают участив в работе  созывавшихся
королем дворянских собраний-кортесов:
               2963. Por dentro en Toledo pregonoran mie cort,
                 Que alla me vayan cuendes e infonsones.[57]
      Итак,  инфанты,  как  и  рикос-омбрес,   имели   вотчины   и   владели
бенефициями,  участвовали  в  деятельности  кортесов.  Между   этими   двумя
прослойками рыцарства не было ни  непреодолимых  перегородок,  ни   заметных
отличий в социальном статусе.     Поскольку и те и другие были  благородного
происхождения, во времена «Песни о Сиде» их вместе называли идальго.
     Женщины  благородного происхождения, или » duenos «, также  именовались
иногда fijas dalgo:
            2232. Dovos estas duenas, — amas son fijas dalgo.[58]
     Детей знатных родителей поэма называет инфантами ( infantes  ).  Прежде
всего, это  относится,  конечно,  к  сыновьям  графа  дона  Гонсало-Диего  и
Фернандо,  —  которых  «Песнь  о  Сиде»  постоянно   именует   «каррионскими
инфантами» ( infantes de Carrion ). Но так же поэма именует и дочерей  Сида,
детей инфансона:
           1279. La mujer de mio Cid e sus fijas las infantes[59].
        1280. Assi fage a vuestras fijas amas a dos las infantes[60].
     Наконец, третьим разрядом рыцарей были «всадники» ( caballeros ):
            1415. Veriedes caballeros venir de todas partes[61].
      Чаще  всего   термин   caballeros   в   таком   смысле   употребляется
применительно к конным воинам в дружине  Сида,  которая  за  короткое  время
выросла с шестидесяти всадников до трех тысяч шестисот.  Увеличение  конного
войска Сида происходило в основном за счет мелкого  рыцарства  (  caballeros
), в поисках наживы приходившего к нему на службу:
             1198. Al sabor de ganancia, no lo quieren detardar,
         Grandes  yentes se lo acojen de la buena cristianidad[62].
      При  этом  совершенно  очевидно,  что  в  войско  вступали  не  только
всадники, но и нищий люд:
             134. Acojense omnes de todas partes menguadas[63],
который составлял низшую часть Силовой дружины:
           686. Sinos dos pedones solos por la puerta guardar[64].
              918. Non son en cuenta, sabet, las peonadas[65].
        1234. A todos los menores cayeron cient mareos de plata[66].
     Поэма совершенно недвусмысленно указывает, что  после  захвата  богатой
добычи, некоторые пешие воины стали caballeros, т.е. рыцарями:
             1213. Los que foron de pie caballeros se fagen[67].
Это означало  не  просто  изменение  воинского  оснащения,  но  и  повышение
социального статута человека. Упоминание о  подобной  легкости  перехода  из
разряда пехотинцев в  рыцари  отражает  одну  из  наиболее  характерных  для
Испании эпохи Реконкисты особенностей  организации  рыцарства  —  открытости
этого сословия,[68] возможность возвышения крестьянина или  ремесленника  до
звания caballero. Объясняется это тем, что в условиях беспрестанных  войн  с
маврами постоянно ощущалась нужда в рыцарях-бойцах, и  рост  этой  сословной
группы необходимо было поощрять любой ценой.   Короли  предоставляли  конным
воинам незнатного
происхождения  различные  привилегии  на   местном   и   общегосударственном
уровнях, а                       к  Х  веку  давало  всем  caballeros  права
инфансонов,[69] т.е. рыцарей  благородного  происхождения:  освобождение  от
налогов, повышенный верильд, подсудность только королю и  королевской  курии
и т.п.
     Однако никакими путями caballeros из народа не могли получить  то,  чем
от рождения владели рыцари-дворяне-энатность. Различие  между  инфансоном  и
кабальеро   современники   выражали   поговоркой:   «Инфансоном   рождаются,
кабальеро становятся» ( El  infanson  nace,  el  caballero  se  hace  )[70].
Знатность   происхождения    создавала    непреодолимую    преграду    между
«демократическим» рыцарством и аристократической верхушкой.  Даже  инфансоны
были отделены значительной дистанцией  от  рикос-омбрес,  социальный  статус
которых благодаря родовитости был неизмеримо выше.  Это  противоречие  между
единством всего рыцарства как  сословия  конных  воинов  и  огромной  ролью,
которую  играло  в  общественной  жизни  людей  благородство   происхождения
составляет основной конфликт «Песни о моем Сиде».
     Сид  предстает  в  поэме  как  простой  инфансон[71],  человек  хотя  и
благородного, но не  очень  знатного  происхождения,  в  то  время  как  его
прототип принадлежал к верхушке  кастильского  рыцарства.  Трагический  узел
поэмы завязывается  вокруг  женитьбы  представителей  могущественного  рода,
польстившихся на богатое приданое, на дочерях Сида, простого инфансона.
     Инфантин изначально считает унижением для себя родниться  с  инфансоном
и поэтому боятся открыто посватать дочерей Сида:
               1375. Non la osariemos acometernos esta razon.
             Mio Cid es de Bivar e nos de condes de Carrion[72].
     По их мнению, взяв в жены худородных дочерей Сада, они окажут им, да  и
самому Кампеадору неслыханную честь:
       1888. Casar queriemos con ellas a su ondra e a nuestro pro[73].
Таких же взглядов придерживается и король:
                  1904. Que gelo degades al buen Campeodor:
                       Abra y ondra e creera en onor,
                Por conssa grar con inffantes de Carrion[74].
       Даже   Сед,   как   и   ближайшие   вассалы   —   главные    носители
антиаристократических идей в поэме, —  рассматривают  женитьбу  каррионскиих
инфантов на «донье Эльвире и донье Соль» как  большую  честь  и  собственный
успех,  полагая,  что   породниться  с  инфантами   значит   повысить   свой
социальный статус:
            2197. A vos digo, mis fijas, dona Elvira e dona Sol:
               deste vuestro casamiento creeremos en onor[75].
Этот пример очень  наглядно  показывает,  как  сильно  знатность  определяла
социальное  положение  и  общественный   престиж   людей.   Признавать   это
приходилось людям низкого происхождения -таким,  как  рыцари  Сида  или  сам
Кампеадор, который в глазах высшей знати — всего лишь «мельник»:
                3379. !Fosse a rio d’Ovirna los molinos picar
                  E prender maquilas commo lo sude far![76]
Знатное  происхождение   возносило   человека   в   глазах   окружающих   на
недосягаемую высоту, давало ему почет  и  уважение,  или,  как  говорится  в
поэме, увеличивало «цену» человека.
     Однако, по убеждению инфантов и их сторонников,  знатное  происхождение
давало им  еще  и  право  избавиться  от  своих  безродных  жен,  придав  их
бесчестью и даже гордиться этим:
             3278. Derecho hizieron porque los han deseadas[77].
              3279. Por que las deseamos derecho fiziemos nos;
                 Mas nos preciamos, sabet, que menos no[78].
Таким образом, инфанты рассматривают свою знатность как нечто, дающее им  не
только всеобщее уважение и почет, но  и  некоторые  особые  права,  служащие
залогом их непогрешимости и правоты.
      Высшая  знать  пренебрежительно  относилась  к   худородным   рыцарям,
завоевавшим свои рыцарские права  на  поле  боя.  Аристократы  считали  свою
«цену» гораздо выше их  «цены»,  полагая  высокородность  главным  качеством
человека.
     Естественно, это вызывало возмущение и протест  среди  мелких  рыцарей,
воззрения  которых  отражает   поэма.   Отвергая   знатность   как   главное
достоинство человека, они выдвигали на первый план такие  качества  рыцарей,
как честность, верность данному слову и  сеньору.  «Цена»  человека,  по  их
представлению, определяется не знатностью, а деяниями  и  личными  заслугами
рыцаря[79].
       Сама же знатность рассматривается ими лишь как почтительное ( и очень
желательное!)  добавление  к  этому  набору  рыцарских  достоинств,  но   не
защищающее их и тем более не давшее гарантий того,  что  знатный  рыцарь  не
окажется недостаточно высокого рыцарского звания. Особенно звонко эта  мысль
звучит в словах            :
                 3443. De natura sodes de los de Vanigonez,
                   Onde salien comdes de prez e de valor;
              Mas bien sabremos las manas que ellos han oy[80].
Поэма редко обличает представителей наиболее спесивой испанской  знати  того
времени — барселонской, в лице графа Беренгера, и монокой, в  лице  инфантов
де Каррион и  их  приспешников.  Сочинитель  поэмы  едко  высмеивает  пороки
высокородных инфантов, прежде всего их  трусость.  Так,  инфанты  до  смерти
перепугались льва, убежавшего из клетки во  дворце  Сида,  и  попрятались  —
один под лавку, другой — за давильный пресс[81]. Этот случай стал  предметом
насмешек всех вассалов Сида, видевших позор инфантов. Трусами  и  хвастунами
они  показали  себя  и  на  поле  боя,   когда   полчища   мавров   окружили
Валенсию[82].
      Величайшим  пороком  отпрысков  знатного  рода  поэма  изображает   их
бесчестность: они обманом выводят  из  Валенсии  своих  молодых  жен,  чтобы
убить их, предательски  покушаются  на  жизнь  Абенчальбона,  оказавшего  им
радушный прием,[83] «позор и бесчестье» они готовят бойцам  Сида,  едущим  в
Каррион, чтобы сразиться с ними в честном бою[84].
     Завистливым и коварным представляет в  «Песни»  граф  Гарсия  Ордоньес,
союзник инфантов и давний недруг Сида. Однако выясняется, что и  он  в  свое
время был посрамлён  «биварцем»[85].  Полное  поражение  от  Сида  терпит  и
барселонский граф Раймунд Беренгер, задира и хвастун[86].
     Образ Ансура Гонсалеса представлен в поэме резко  сатирически:
                3373. Ansuar Gonsalez entrada por el palacio,
                     Manto armino e un brial rastrando;
                       Vermejo viene, caera almorzado.
                   En lo que tablo avic poco recaldo[87].
     Все знатное окружение  короля  целиком  поэма  упрекает  в  жадности  и
неумении  добывать  богатства  с  оружием  в  руках:   вся   свита   монарха
отправляется на свидание с Сидом в надежде на богатые подарки  от  правителя
Валенсии;[88] поэма укоряет их в жадности.
     Такой противоположностью высокородной  знати,  на  поверку  оказываются
трусливой и коварной, являет собой простые рыцари.  Поэма  изображает  их  с
нескрываемой симпатией и уважением. Прежде всего — это Сид и  его  ближайшие
вассалы.  Все  они  —  бесстрашные  воины,  смело  смотрящие  в  лицо  любой
опасности   и   черпающие   наслаждение   в   битве.   Поэма   возвеличивает
справедливость и милосердие Сида,  который  отпускает  на  свободу,  вопреки
обычаю  не  требуя  выкупа,  плененного  им  барселонского  графа   Раймунда
Беренгера[89]. Даже по отношению к своим известным врагам  —  маврам  —  Сид
проявляет сочувствие[90].
     Как воитель, строго соблюдающий правила ведения  войн,  Кампеодор  дает
возможность    валенсийцам   призвать   подмогу   из   других   мавританских
земель[91].
     Сид твердо держит данное королю слово, даже предчувствуя, что брак  его
дочерей с инфантами не принесет ничего хорошего. Кампеодор строго  соблюдает
мирный  договор  с  Сарагосой,  платящей  ему  дань[92].  Наконец,  даже   в
отношениях  между  враждующими  феодалами  Сид  выступает  за  честность   и
прямолинейность:
           1070. Si vos viniere emiente, que quisieredes vengallo,
               Si me vinieredes buscar, fazadme antes mandado
         .  O me dexaredes de lo vuestro, o de lo mio levaredes[93].
     Таким образом, в «Песне» возвеличивается честность Сида по отношению  к
другим представителям благородного сословия и его верность данному слову.
          1079. Lo que nonferie el caboso por cuanto en el mundo ha
                Una desleananca ca non la fizo algaandre[94].
      Все  внутреннее  движение  «Песни»   заключается   в   постепенном   и
последовательном приходе Сида к торжеству над презрением знати. Автор  поэмы
прекрасным композиционным приемом  еще  раз  подчеркивает,  что  достоинство
рыцаря — не в именитости, а в личных заслугах и воинских подвигах.
     Кичась своей высокородностью, инфанты  постоянно  твердят,  что  к  ним
породниться посчитали бы за честь даже короли Испании:
          2553. Podremos casar con fijas de reyes o de engeradores,
                Ca de natural somos de comdes de Carrion![95]
      Однако  выясняется,  что  знатности  инфантов  «короли  и  императоры»
предпочитают  добытую  в  боях  славу  (и  богатство)  Кампеодора  и  желают
породниться не с изнеженными и подлыми «сыновьями графа», а с Сидом:
                3398. Piden sus fijas a mio Cid el Campeodor
                 Por seer reinas de Navarra e de Aragon[96].
     Завершается поэма исполненными  торжества  словами  поэта  о  том,  что
теперешние короли Испании гордятся  своим  родством  с  Кампеодором,  своими
руками добившим себе славу и почёт.
     Очевидно, достаточно непросто складывались отношения  между  рыцарством
и горожанами. Так, довольно-таки бесцеремонно Сид  пытался  разместиться  на
ночлег вместе со своей дружиной в доме какого-то горожанина; обнаружив,  что
хозяин  не  желает  его  впускать,  Сид  попробовал  вышибить  дверь[97].  И
неизвестно, чем закончилось бы для хозяина дома его упрямство, если  бы  его
маленькая  дочка  не  растолковала  Сиду,  что  грозит  ее  отцу  за  помощь
изгнаннику.
     Наиболее  рельефно  отражает  отношения  между  рыцарями  и  городскими
ростовщиками тот эпизод поэмы, в котором рассказывается  о  получении  Сидом
ссуды у евреев Рахили и Иуды. Вместо наполненных золотом  сундуков  Сид  дал
им в залог два ящика с песком, взяв с них обещание целый год  не  раскрывать
ларцы[98]. Сид утверждает, что лишь крайняя необходимость  кормить  вассалов
вынудила его пойти на этот обман[99].
     Далее в поэме нигде не упоминается о  том,  что  Сид  отдал  свой  долг
субсидировавшим его ростовщикам.  Некоторые  ученые  полагали,  что  в  этом
эпизоде поэмы  проявляется  свойственный  массовому  сознанию  средневековой
Европы  антисемизм.  Более  обоснованным  представляется   линия   Менендеса
Пидаля, который считал, что расплата  Сида  с  ростовщиками  просто  опущена
поэтом, не любившим повторов[100].
     Как  бы  то  ни  было,  тот  факт,  что  Сид  просто-напросто  забыл  о
выручивших  его  в  трудную  минуту  ростовщиках  и  поставил  их  на  грань
разорения,  свидетельствует  о  принебрежитель-ном  отношении  рыцарства   к
занимавшимся торговлей и ростовщичеством горожанам.
     Сведений о взаимоотношениях рыцарства с  крестьянством  в  поэме  почти
нет; но имеющиеся в ней упоминания о крестьянах  не  лишены  почтительности.
Так, жителей Сант-Эссебана, которым правил Минайа, поэма называет «мужами  с
умом»[101]  Сам  Минайа      с   большим  уважением  относится   к   жителям
подвластного ему города  и  в  благодарность  за  выхаживание  дочерей  Сида
освобождает их от уплаты оброка и от души благодарит[102].
      Возможно,  такое  почтительное  отношение  рыцарства  к  крестьянству,
прослеживаемое в  поэме,  объясняется  тем,  что  многие  рыцари  сами  были
выходцами из этого сословия, да и  по  своему  хозяйственному  положению  не
существенно отличались от мелких земельных собственников[103].
     Итак, несмотря на то, что  рыцарство  нередко  предстает  в  поэме  как
единый  сословный  коллектив,  нельзя  не  заметить  глубоких   различий   в
общественном положении подлинных категорий рыцарей. Высшая  знать  —  рикос-
омбрес — состояла из крупных землевладельцев, приближенных короля,  в  руках
у  которых  фактически  находилась  государственная  власть.  Вторым   слоем
рыцарства   были    инфансоны,   также   владевшие   вотчинами,   получавшие
пожалования от  короля,  участвовавшие  в  работе  кортесов.  Хотя  правовой
статус инфансонов не сильно отличался от правового статуса  рикос-омбрис,  в
общественной  жизни  между  ними  была  огромная  дистанция,  определявшаяся
большим влиянием  рикос-омбрес  при  дворе  и  благородством  происхождения.
Низший слой знати составляли caballeros,  многие  из  которых  получили  это
звание за личные заслуги.
      Очевидно,  рикос-омбрес  с  презрением  относились  к  инфансонам   и
кабальерос, понимая их права  и  привилегии.  Подобное  положение  вызывало
недовольство среди низших слоев испанского  рыцарства.  Составляя  основную
воинскую силу государств Реконкисты, мелкие рыцари требовали  справедливого
отношения к себе со стороны высших дворянских кругов.  Для  их  социального
сознания было характерно непризнание  знатности  как  главного  достоинства
человека,  определяющего  его  общественное  положение.  В  противовес  они
выдвигали такие личные качества, как мужество и честность, полагая, что они
отсутствуют у большинства представителей аристократии. Социальное положение
и общественное признание человека они ставили в прямую зависимость  от  его
личных заслуг на ратном поприще.
     Вместе с этим испанское рыцарство,  походя  в  том  на  представителей
благородного сословия других  стран  феодальной  Европы,  с  пренебрежением
относилось к городским торговцам и ростовщикам.
      Особенно обращает на себя внимание достаточно  почтительное  отношение
 мелкого рыцарства к крестьянам, что,  возможно,  объясняется  схожестью  их
 хозяйственного положения.
                                 Вассалитет.
      Слово «вассалы» ( vassallos ) употребляется в поэме прежде  всего  для
 обозначения воинов, подчиненных командиру, или подданных  короля.
     В то же время не вызывает сомнений,  что  Сид  и  его  дружинники  были
связаны  отношениями  вассалитета  в  прямом  смысле   этого   слова,   т.e.
отношениями, установленными  при  помощи  церемонии  оммажа  (  homenaje  ).
Вассалы обозначаются в «Песне» разными терминами: vassalos, los  sos  (  los
de  Campeodor,  etc.  ).  Испанские  историки  определяют   вассалитет   как
отношения  служения,  защиты  и  взаимной  верности,   заключавшиеся   между
принадлежавшими к  рыцарскому  сословию   людьми.  При  этом  вассал  клялся
сеньору в  верности  и  обязывался  служить  ему,  прежде  всего  в  военных
действиях, при условии получения поддержки от сеньора[104].
     Эта  поддержка выражалась либо в  земельных  пожалованиях  (в  условное
держание или полную  собственность),  либо  в  денежных  выплатах.  Как  уже
отмечалось выше, королевские вассалы получали от монарха бенефиции (  onores
) на управление определенными территориями.
      Сид  также  наделял  своих  вассалов  землями.  Захватив  Валенсию   и
превратив ее  в  свою  вотчину  (  heredad  )[105],  Сид  выделил  земельные
владения и дома в полную собственность своим ближайшим  соратникам,  ушедшим
с ним в изгнание:
           1245. Los que exieron de tierra de ritad son abondados,
              A todos les dio en Valencia el Campeodor contado
                    Casa y heredades de que son pagados.
     По-видимому, Сид раздавал в  условное  держание  управление  отдельными
населенными пунктами на территории своих владений — ему потребовалось  целых
три дня на то, чтобы разослать  гонцов  во  все  подвластные  ему  города  и
собрать свою дружину, рассредоточенную по этим городам[106].
     Очевидно, особой формой  земельного  пожалования  была  передача  права
сбора дани с определенной территории:
              2503. Ellos me daran parias con ayuda de Criador,
                   Que paguen a mi o a qui yo ovier sabor.
     Все эти пожалования  предоставлялись  лишь  самым  близким  и  надежным
вассалам.  Огромное  же  войско  Сида,  состоявшее  из  мелких   рыцарей   и
пехотинцев, содержалось в основном за счет денежных выплат ( soldada ):
                 480. Si yo bivo, doblar vos he la soldada.
     Эти денежные выплаты получали и близкие вассалы Сида, особенно когда  у
него еще не было возможности  наделять  их  земельными  пожалованиями  и  им
приходилось   «зарабатывать   свой   хлеб»[107]    исключительно    грабежом
мавританских земель.
     Распределение награбленной  добычи  было  подчинено  строгим  правилам.
Прежде  всего,  все  захваченные  вещи   складывались   вместе[108].   Далее
производился подсчет добычи, который
поручался либо кому-либо из вассалов, либо казначеям ( quiniorneros  )[109].
При этом пятую часть добычи  (  quinta  )  забирал  себе  предводитель[110].
Потом производилось распределение оставшейся  части  добычи  между  воинами,
причем доля всадника в два раза превышала доли пехотинца[111].
     Из своей пятины предводитель мог дополнительно наградить  кого-либо  из
своих вассалов[112].
     Не совсем ясен характер денежного пожалования «половина  пятины»,  т.е.
1/10 часть добычи, которую Сид сделал епископу  основанного  им  в  Валенсии
епископства  —  дону  Жероли[113].  Возможно,  в  виду   имелась   церковная
десятина. Свою  долю  добычи  получали  и  находившиеся  на  службе  у  Сида
инфанты[114].
     Вполне понятно, что  находившиеся  на  денежном  жаловании  воины  были
заинтересованы в увеличении  выплат.  Поэтому  неудивительно,  что  в  поэме
всячески превозносится щедрость Сида[115].
      Стремясь  увеличить  численность  своего  войска  накануне  похода   в
Валенсию, Кампеадор скликал в свою дружину воинов со  всей  Испании,  обещая
им богатства[116]. Приходившие к нему на  службу  рыцари  не  были,  однако,
простыми  наемниками  —  они  являлись  «платными  вассалами»   (   vassalos
asoldados ) Сида. Согласно вассальским законам, такие  вассалы  должны  были
служить в войске сеньора в течение трех месяцев. Если сеньор  не  платил  им
  жалования, они могли оставить его[117].
     Существовала и другая группа вассалов, связь которых  с  сеньором  была
более  продолжительной  и  тесной;   многие  из  них  с   детства   жили   и
воспитывались  в  доме  сеньора.  Такие  вассалы  назывались  «вассалами  по
воспитанию» ( vassalos de criazon )[118].                    ^.
      По-видимому,  та  же  категория  вассалов  подразумевается  под  теми,
которые живут в его (сеньора) доме ( los que en sue casa ha )[119]  и  теми,
которых едят его хлеб ( los que comien so pan )[120].
     В число сидовых вассалов входили  и  его  родственники:  Альвар-Раньес,
Минайя, Педро Бермудес, Муньос, — которые  приходились  ему  племянниками  (
sobrinos )[121].
     Очевидно, vassalos de  criazon  и  sobrinos  входили  в  число  тех  15
рыцарей, которых Сид считал своими самыми близкими друзьями[122].
     Эти вассалы составляли «малую» дружину ( mesnada )  Сида  бывшую  ядром
его войска[123]  (тем же словом, но  во  множественном  числе,  обозначалась
вся дружина Сида целиком —
mesnadas )[124]. Для обозначения «большой» дружины,  т.е.  войска  в  полном
составе,  применялись   термины  compana[125],  companas[126],  yentes[127],
bando[128].
     Установление вассальных связей  оформлялось  специальной  процедурой  —
оммажем
( hominaje  )  представлявшей  собой  принесение  клятвы  верности  сеньору.
Очевидво, тот же термин использовался для обозначения клятвы  в  нерушимости
какого-либо договора вообще[129].
      Ритуал  принесения  оммажа  состоял  в  целовании   руки   сеньора   и
произнесении специальной словесной формулы: « Senor, besovos la  mano  e  so
vuestro  vassallo»[130].  Сид  пытался  восстановить  вассальную   связь   с
королем, поэтому его послы всякий раз говорили королю:
            1846. Por mio Cid el Campeador todo esto vos vesamos
            A vos llama por senor e tienes por vuestro vassallo.
     Оммаж Сиду приносили вступавшие в ряда его войск новобранцы:
                   2986. Lleganletodos, la mano van besar.
     Вассальная связь  могла  быть  расторгнута  по  желанию  обеих  сторон-
сеньора или вассала. Так, например, король разорвал свою вассальную связь  с
Сидом, изгнав его  из  королевства.  Разрыв  вассальных  связей  должен  был
происходить в соответствии с  теми  же  формальностями  что  и  установление
вассалитета: рыцарь, желавший расторгнуть свою вассальную  связь  с  королем
или другим сеньором, должен  был  направить  к  нему  своего  представителя,
которому надлежало поцеловать сеньору руку и сказать:  «  Senor,  rico  ome,
besavos la mano por el, e de aqui adelante ya no es vuestro vassallo»[131].
     И представители  высшей  знати,  и  инфансоны  могли  расторгнуть  свою
вассальную связь с королем и по собственной воле удалиться  из  королевства.
Так, граф Раймунд Беренгер, игнорируя  тот  факт,  что  Сид  был  изгнан  из
Кастилии,  называет  его  «вышедшим»  (   salido   )[132],              т.е.
покинувшим королевство по собственному желанию. Гильос Гарсиас —  «вышел»  (
fo )        из Арагона[133]. Епископ Жероли угрожая Сиду  «покинуть»  его  (
quitar ), если тот не исполнит его просьбы[134]. Наконец,  некоторые  рыцари
«покидали» войско Сида:
           1207. Mas le vienen al mio Cid, sabet, que nos le van.
     Однако разрывать вассальные  связи  было  необязательно,  если  вассалы
хотели лишь на время покинуть сеньора. Тогда он мог у него  отпроситься  или
«попрощаться» ( despedirse )[135].
      Разрыв  вассальных  связей  влек  за  собой  утрату   вассалом   всего
имущества, полученного от сеньора; у Сида король отобрал  все  его  honores,
как и у всех остальных своих вассалов, ушедших с Сидом[136]. Так  же  и  Сид
приказад отбирать  у  решивших  покинуть  его  войско  рыцарей  нажитое  ими
имущество и раздавать его тем, кто оставался в Валенсии[137].
       Если рыцарь не разрывал официально вассальные  связи  с  сеньором,  а
бежал тайно,               стремясь  сохранить  все  полученные  от  сеньора
дары, он считался предателем. Сид велел отлавливать таких беглецов и  сажать
их на кол[138].
     Интересно, что это распоряжение Сида  трактуется  в  поэме  как  весьма
полезное и своевременное. Очевидно, эта мера  могла  найти  поддержку  среди
профессиональных    рыцарей,     ориентировавшихся     на     долговременное
сотрудничество с Кампеадором и плохо относившимся к  всевозможным  бродягам,
желавшим урвать пучок добычи и скрыться, не соблюдая воинских обычаев.
     Таким образом, поэма отражает воззрения  довольно-таки  сознательной  и
дисциплинированной части мелкого рыцарства, высоко ставившей  понятия  долга
и честности.
     Установление вассалитета  обязывало  сеньора  защищать  честь  и  жизнь
своих вассалов. Сид, например, требует от короля как своего  сеньора,  чтобы
он разделил его обиду на инфантов, оскорбивших сидовых дочерей[139].
     Обязанность сеньора защищать вассала особенно четко  изображена  в  том
эпизоде «Песни о Сиде», в котором Кампеадор  передает  в  руки  короля  трех
своих воинов, перелагая на него и долг защищать их[140].
      Вассальные  отношения  накладывали  определенные  обязательства  и  на
вассала, обычно выражавшиеся формулой auxilium et consilium[141].
     Под auxilium понималось служение вассала сеньору,  прежде  всего  —  на
войне. Сеньор как военачальник имел право отдавать своим  вассалам  приказы,
которые те должны были выполнять[142], причем делать это с готоdностью,  «от
всего сердца» и «по своей охоте»:
                1430. Vassallos tan buenos por corazon le han
                   Mandado de so senor todo lo han a far.
     Иногда вассал мог  отказаться  выполнять  приказ  своего  сеньора,  или
считал  его  унижающим  свое  достоинство:  так,  Педро  Бермудес  отказался
опекать карррионских инфантов во время боя[143]. Очевидно, в  таких  случаях
сеньор соглашался со своим вассалом и  отменял  приказ.  Однако  сеньор  мог
настоять на своем, и тогда вассалу приходилось подчиняться:
            2766. Mandaronle ir adelante, mas de so grado non fo.
     Долгом вассала было защитить сеньора от всех врагов[144], доносить  ему
обо всех готовящихся против него злодеяниях. Наконец, вассалы были  «должны»
сражаться за честь сеньора на судебном поединке:
          3535. Cumplir quieren el debdo que les mando so senor…
     Сеньор мог поручить управление частью своего войска своим  вассалам,  и
тогда рядовые воины должны были беспрекословно  выполнять  их  распоряжения,
как если бы они      исходили от самого сеньора[145].
     Нравственным  долгом  вассалов  было  сопереживать  сеньору  в  горе  и
радости:
               2628. El padre con las fijas lloran de corazon,
                  Assi tazian los cavalleros del Campeador.
     Идеалом отношений между вассалами одного сеньора было  доброе  согласие
между ними:
              3551. Todos tres se acuerdan, ca son de un senor.
      Consilium  обозначало  обязанность  вассала  помогать  своему  сеньору
советом,  участвовать  в  созывавшихся  им  сходках  и  советах,   исполнять
должности судей в суде[146].
     Несколько раз по ходу повествования Сид собирает всех  своих  вассалов,
чтобы  их  пересчитать  или  сообщить  им  свое   решение   по   какому-либо
вопросу:[147]
            1263. Mandalos venir a la corth e a todos los juntos.
     Иногда, особенно в критических ситуациях, Сид созывает  всех  вассалов,
чтобы посоветоваться с ними[148]. Но гораздо чаще Кампеадор с совещается  не
со всеми вассалами, а лишь с наиболее близкими из них:
                2511. Ellos con los otros vinieron a la cort
                 Aqui esta con mio Cid el obuspo don Jerone;
                El bueno de Albar Fanez, caballero Lidiador,
                    E otra muchos que crio el Campeador.
Таким образом, и совет дружины »  в  малом  составе»,  и  сбор  всех  воинов
называются в поэме «cort». Также  «Песня»  называет  и  все  окружение  Сида
вообще, употребляя его двору ( cort ) короля или барселонского графа[149].
                   2835. Peso a mio Cid e a toda so cort.
     Нередко Сид обращается за советом  и  к  какому-либо  одному  из  своих
вассалов. Например, обмануть евреев  ростовщиков  Сиду  посоветовал  Мартини
Антоминес[150]. Особенно большое  доверие  Сид  оказывал  своему  племяннику
Альвару Фаньесу Минате, которого он называет  своей  «правой»  или  «лучшей»
рукой ( «el mio brazo mejor» )[151]. Именно ему Сид  доверяет  ответственное
задание — отвезти королю подарки и просить его о возвращении  «милости»;  на
него возлагает подсчет добычи[152] и найм рыцарей в Кастилии[153].  Наконец,
именно Минате Сид поручает перевезти дочерей и жену в Валенсию[154].
     С Минатей, который, словами поэта,  «всегда  был  у   его  руки»',  Сид
советовался чаще, чем  с  кем-либо  ещё  из  своего  окружения[155].  Весьма
показательно, что Фернандо Гонсалес просит разрешения увезти дочерей Сида  в
Каррион не только у Сида и Хименны, но и у Минаты[156].
     Таким образом, согласно поэме,  Минайя  был  кем-то  наподобие  первого
советника или майордома при дворе Сида в Валенсии.
     В «Песне» не содержится ясного ответа на вопрос о том, как  должен  был
вести себя вассал, если король изгонял его сеньора из королевства.  Судя  по
тому, что какая-то часть дружины Сида осталась в Кастилии ( 982. Saludes  de
primos e de hermanos e de sus companos, aquellas que avien dexado  ),  можно
заключить, что вассал не был обязан следовать в изгнание за своим  сеньором.
Однако этот вывод  противоречит  сообщениям  других  источников,  однозначно
указывавшим на то, что вассалы были обязаны сопровождать  своего  сеньора  в
изгнание[157]. Как бы то ни было, поэма  считает  безукоризненно  правильным
поведение тех вассалов Сида, которые не раздумывая решили поддержать  своего
сеньора в трудную минуту и удалиться с ним в изгнание теряя  при  этом  свои
вотчины и бенефиции, оставляя в Кастилии свои земли и семьи[158].
     Таким образом, в поэме возвеличивается  идея  беззаветной  преданности
вассала, способности пожертвовать всем —  вотчинами,  даже  семьей  —  ради
выполнения своего долга.
     Главный герой  поэмы  сохраняет  верность,  даже  тогда,  когда  сеньор
отвернулся и оттолкнул его от себя, несправедливо обвинив в  государственном
преступлении. Закон предоставляет изгнаннику право  вести  военные  действия
против короля[159], но Сид отбрасывает эту мысль, считая  своим  долгом  по-
прежнему сохранять верность своему законному сеньору:
                548. Con Alfons mio senor non querria lidiar.
     Решение Сида находит поддержку у  его  воинов,  что  свидетельствует  о
том,   что   идеи   преданности   королю   как   главе   государства   имела
распространение среди широких слоев населения.
     Итак, Сид отказывается от сулящего ему  ратные  подвиги  мятежа  против
своего  законного  сеньора,  отдавая  тем   самым   предпочтение   интересам
общественных  и  политических  институтов,  которые  правят  изгнавшим   его
королевством, свято соблюдая долг вассальной преданности.
     Вассальные отношения  накладывали  определенные  обязательство  как  на
сеньора, так и на вассала. Сеньор должен был  защищать  своего  вассала,  но
самое  главное  —  оказывать  ему  материальную  поддержку,  которая   могла
выражаться  либо  в  земельных  пожалованиях,  либо  в  денежных   выплатах.
Земельные пожалования получали,  в  основном,  ближайшие  вассалы  того  или
иного сеньора, составлявшие малую  дружину,  большая  часть  членов  которой
была представлена родственниками сеньора и его  «вассалами  по  воспитанию».
Малая дружина                составляла малый совет сеньора, помогавший  ему
в принятии важных решений. Иногда сеньор обращался ко всем  своим  вассалам,
в  том  числе  и  к  «платным»,  т.е.   получавшим   денежное   довольствие.
Обязанности вассала выражались в подчинении приказам сеньора,  защитить  его
и его семью от врагов, участии в  созываемых сеньором собраниях и т. д.
     Оформление  вассальных  связей  осуществлялось  при  помощи  церемонии
оммажа.          Расторгнуть  вассальные отношения могли обе стороны.
     Взглядам мелкого испанского  рыцарства  на  вассальные  отношения  был
присущ ряд особенностей.  Прежде  всего,  в  основном  получавшие  денежное
жалование вассалы, выступали за справедливую  оценку  их  ратного  труда  и
требовали  увеличения  выплат.  Далее,  мелкое   рыцарство   с   неприязнью
относилось к  «случайным  людям»  в  войске  своего  сеньора,  видя  в  них
предателей и обманщиков; сами они ориентировались на долговременную  службу
одному сеньору. Наконец, кодекс чести рыцарей требовал от  вассалов  полной
преданности сеньору, которая, в конечном счете, ставилась выше личных благ,
гражданской преданности королю и, возможно, семейных интересов.
                               Вассалы короля.
     Королевская  власть  включает  в  себя,  с  одной  стороны,  полномочия
монарха, как главы государства, и, с другой сторой, его  права  как  сеньора
собственника  вассалов[160].  Подобная  двойственность  королевской   власти
находит отражение в титулатуре короля:
          2109. !Mucho voslo gradesco commo el rey e a senor![161]
            1952. Por darle grand ondra commo a rey e senor[162].
     Границы между этими двумя составляющими королевской  власти  размыты  —
никогда просто невозможно определить, в какой из двух  ипостасей  —  монарха
или сеньора — предстает король в том или ином случае.
        2936. !Merced, rey, de largos reynos a vos dizen senor![163]
     Очевидно, в данном отрывке слово «сеньор» обозначает короля скорее  как
верховного правителя страны, олицетворение государственной власти, а не  как
покровителя каких-то конкретных вассалов,  связанных  с  ним  узами  оммажа.
Часто  для  обозначения  короля  именно  как   повелителя   всех   подданных
употребляется термин: «senor natural»[164].
     По-видимому, власть короля как  главы  государства  была  тождественна
власти ( poder )[165],             установленной  Сидом  в  завоеванной  им
Валенсии и  других    мусульманских  городах,  «сеньором»[166]  которых  он
являлся —  ведь,  в  сущности,  он  был  правителем  большого  пространства
государства в самом  сердце  мавританских  земель,  и  рядовые  жители  его
владений должны были повиноваться ему, как монарху.
     Однако власть Сида в этих  землях  была  более  последовательной,  чем
власть короля в его государстве, потому что Сид был не только королем своих
владений, но еще и их «хозяином», собственником, располагая  ими  по  праву
завоевания, как «вотчиной»:
        1472. Yo ffinoare en Valencia, ca la tengo por heredad[167].
                  1606. Entrad conmigo en Valencia la casa,
                 En esta heredad que vos yo he ganada[168].
     Такую большую власть король имел только в пределах своих  домениальных
землях как их   непосредственный  владелец[169];  на  территории  же  всего
королевства вообще, включая обширные имения крупинх феодалов, располагавших
различными имущественными  правами, власть  короля  была  довольно  слабой.
Своевольные аристократы считали себя полными хозяевами своих земель и порой
отказывались даже выполнять приказания своего короля  и  сеньора,  которому
приходилось выделять специальную  охрану  для  зашиты  проезжающих  по  его
королевству путников от произвола  его  же  собственных  слуг  —  графов  и
инфантов:
           3476. Dadme vuestros cavalleros con todos guarrizones,
                     Vaya conmigo, yo sere el cariador;
          Huyo vos lo sobre llevo commo a buen vossallo taze senor,
            Que non prendan fuerza de comde nin de infaneon[170].
     Слабость  государственной  власти  определялась  отсутствием  в  руках
короля действительных средств для полного подчинения своей воле  строптивых
феодалов. Единственными непосредственными исполнителями монарших  повелений
в поэме выступают портерос.
             1536. El portero del rey quitar lo mandava…[171].
          1537. Andran mios porteros por todo el reyro mio…[172].
     В распоряжении короля не  было  постоянной,  полностью  преданной  ему
армии[173]- его войско состояло из дружин его вассалов:
               508. Al rey Alfonso que llegarien sus companas,
               Quel buscarie mal con todoas sus mesnadas[174].
     Однако монарх все же располагал определенными средствами осуществления
своей власти над заносчивыми вассалами — недаром каррионские инфанты «из-за
страха перед королем» не решились совершить очередное злодеяние  —  напасть
на бойцов Сида до поединка:
               3542. El cometer fue malo, que lo al nos enpuo,
              Ca grand miedo ovieron a Alfonso el de Leon[175].
      Карательные  меры,  которые  король  использовал  для  поддержания   и
укрепления своей власти,  заключались  в  изгнании  неугодного  человека  из
королевства. Этим правом располагал только монарх как глава государства.
      Гражданину,  попавшему  «в  опалу»[176],  вызвавшему  чем-либо   «гнев
короля»[177],  или  потерявшему  его  «расположение»[178]  и  «любовь»[179],
приказывалось покинуть королевство:
            1325. Echaste de tierra, no ha la vuestra amor[180].
     Условия изгнания били очень жестокими: король отнимал у изгоняемого  не
только его бенефиции ( honores ), что обозначало  разрыв  вассальных  связей
между ними, но и конфисковывал  его  дома  и  вотчины[181],  отдавал  их  на
разграбление своим слугам.
     Картина страшного разгрома, учиненного исполнителями  королевской  воли
во дворце Сида, показывает, как на деле осуществлялась конфискация.
      Изгнанный  был  должен  удалиться  из   королевства   в   ограниченный
срок[182], составлявший 30  дней[183],  если  он  не  успевал  сделать  это,
слугам короля приказывалось «не дать ему убежать», т.е,  очевидно,  схватить
его и убить:
                    308. Mando el rey a mio Cud aguardar,
            Que, si Despues del plago en su tierra pudies tomar,
                Por oro ni por plata non podrie escapar[184].
      Всем  остальным  подданным  король  под  страхом  смертной   казни   и
конфискации имущества запрещал оказывать Сиду  какую-либо  помощь:  впускать
его на постой, подавать пищу:
           25. Que al mio Cid Rey Dias que nadi nol dissen posada,
                 E aquel dela diesse sopiesse vera palabra.
                Que perderie averes e mas los ojos de la cara
                  E aun demas los cuerpos e la almas[185].
     Поводом в к изгнанию могло послужить как совершенное  подданным  короля
преступление, так и ничем не мотивированное  недружелюбие  короля.  Согласно
поэме, Сид был изгнан по обвинению в присвоении дани  королевской,  чего  он
не делал: в опалу он  изгоняется  без  гроша  в  кармане.  Обвинение,  таким
образом, было абсолютно необоснованным  и  бездоказательным.  Учитывая,  что
доносы  в  то  время  были  частым  поводом  для  преследования[186],  можно
предположить, что и Сид был жертвой клеветы, как думала Химена:
           267. Por malos mestureros de tierra sodes eshado[187].
     Однако изгнание не означало полного и окончательного разрыва  отношений
между  королем  и  изгнанником,  поскольку  последний  мог  снова   добиться
«расположения» и «любви» короля. Церемония примирения, очевидно, состояла  в
том, что король во всеуслышание объявлял  о  возвращении  «любви»  опальному
вассалу, после чего вассал целовал ему руку и  считался  восстановленным  во
всех своих правах[188].
     Встреча, на которой произошло примирение Сида и короля названа в  поэме
vistas:
        1973. A las aguas de Tajo, o las vistas son aparejadas[189].
     Подобные мероприятия —  встречи  —  о  которых  заранее  договаривались
лица, заинтересованные в принятии  решения  по  какому-либо  вопросу,  четко
определяются в поэме от сходок
( juntas ) и кортесов ( cortes ):
                2914. Aguda melos a vistas, o a cortes[190].
     «Сходками» назывались окружные судебные  собрания,  на  которых  иногда
председательствовал сам король. Очевидно, суд мог осуществляться  не  только
на  «сходках»,  «кортесах»,  но  и  на  «встречах»  короля,  поскольку   Сид
предлагает королю самому выбрать одну из этих форм  собраний  для  суда  над
инфантами.
     Словом корт или кортес ( миж. от  cort-cortes)  обозначались  несколько
понятий.   Так    могла    называться    и    сходка    воинов    нескольких
предводителей[191], но, прежде всего, cort  —  это  двор  короля,  окружение
монарха,  состоявшее  из  его   родственников   и   приближенных,   верхушки
духовенства,  графов  и  придворных  должностных  лиц[192],  с  которыми  он
совещался по самым разным государственным и  личным  делам,  хотя  формально
король считался единственным  источником  власти  и  члены  корта  не  имели
решающего слова и голоса[193]:
       1938. Ellos son mucho urgullosos e an part en la cort…[194].
             1939. Adelino poral palacio do estava la cort[195].
     Совпадение терминов, обозначающих двор Сида в Валенсии или  двор  графа
Беренгера  в  Барселоне  и  двор  короля   Кастилии   и   Леона,   а   также
тождественность их функций указывают на то, что это были  учреждения  одного
рода, выросшие из доверительных совещаний сеньора  со  своими  вассалами  по
важным вопросам. Однако, сort  испанских  королей,  как  уже  отмечалось,  с
середины XI века получает название Curia Regia и превращается в  официальный
государственный орган, играющий важную роль в политической жизни страны.
     Помимо этого  дворцового  совета  иногда  создавались  расширенные  или
экстраординарные заседания королевской курии, на  которых  присутствали   не
только ближайшие советники короля и должностные лица  двора,  но  и  большая
часть, или даже все графы, епископы, аббаты, светские магнаты,  а  иногда  и
инфансоны[196]. Такие собрания  назывались  cortes  pregonadas,  но  чаще  —
просто cort или cortes:
             3272. Vezos mio Cid a llas cortes pregonadas[197].
     Очевидно этот  государственный  институт   родственен  тем  расширенным
советам, на которых Сид объявлял свои решения и совещался со всеми  воинами-
вассалами,  которые  не  должны  были  отказываться  от   участия   в   этих
совещаниях,  поскольку  в  число  важнейших  обязанностей  вассала   входило
concilium  —  помощь  вассала  сеньору  советом  и  участием  в   собраниях,
невыполнение которой означало  измену.  Поэтому  и  на  королевский  «кортес
прегонадас» была строго  обязательна  явка  всех  воинов  короля,  иначе  им
грозила опала:
    2982. Qui non viniesse a la cort non se toviesse por so vossalo[198].
     Лишь в качестве исключения король мог  освободить  кого-либо  из  своих
вассалов от участия в работе cortes pregonadas:
             2989. Vengan al rey que los quite desta cort[199].
     Объявляя о созыве кортесов, король рассылал по всей  стране  глашатаев,
которые оповещали вассалов короля о том, где и когда  состоится  собрание  и
каким категориям рыцарей следует на него явиться:
             2962. Andran mios porteros por todos el reyno mio,
                  Por dentro en Toledo pregonaran mio cort,
                   Que alla me vayan cuemdes e infansones.
     Очевидно, рыцари должны были являться на кортесы в сопровождении  своих
вассалов:
            3106. Elle va en medio, e los ciento alrededor[200].
     Повестка совещаний  кортесов  целиком  зависела  от  воли  короля.  Как
показывает поэма, в число важнейших функций кортесов  входил  разбор  споров
между рыцарями, поскольку благородное сословие в средневековой Испании  было
подсудно исключительно королю или его курии[201].
     Споры между рыцарями носили разный характер. Нередно они возникали  из-
за  оскорблений,  которые  рыцари  наносили  друг  другу   и   которые,   по
представлениям того времени, нельзя было оставить неотомщенными.
      Кульминационный  момент  «Песни  о  Сиде»  —  оскорбление   Кампеодора
каррионскими  инфантами,  избившими  и  бросившими  его  дочерей.  Они  сами
расценивают это как месть  за  неравный  брак  и  те  насмешки,  которые  им
приходилось терпеть в Валенсии, как возздание Сиду за причиненные им обиды:
        2758. De nuestros casamientos agara nos somos vengados[202].
Как обида ( tuerto, rencura ), требующая отмщения (или,  в  крайнем  случае,
искупления  деньгам),  рассматривалось   нанесение   ранений   родственникам
сеньора, а также вступление войск одного сеньора на территорию другого:
                962. Dentro en mi cort tuerco me todo grand:
                  Firiom el sobrino e non lo enmendo mas…
            Agora correm las tierras que en mi enpara estan[203].
     Обычным  средством  мести  было  объявление  войны  противнику  —  так,
например, Сид предлагал поступить графу Раймунду, побежденному им:
           1070. Si vos  viniere eminte que quisieredes vengallo,
             Si me vinierede buscar, fazedme antes mendado[204].
Объявление   войны   было   вполне   законным   и   общепринятым   средством
осуществления мести[205], однако «Песнь о Сиде»  возвеличивает  другой  путь
отмщения.
     Сид и его родственники также  жаждут  мести  за  свой  позор,  которому
инфанты подвергли всю их семью:
          2867. Buen casamiento perdiestes, mejor podrestes ganar.
               !Aun veamos el dia que vos podamos vengar![206]
Но «Песнь о Сиде» — и в этом ее отличие от других  эпических  памятников,  в
которых воспевается месть — отвергает месть  как  самосуд.  Сид  отбрасывает
мысль  о  том,  чтобы  собственными  руками  добиваться  справедливости   от
обидчиков. Он стремится  превратить  месть  в  локализованное  наказание  за
преступление согласно законам при дворе короля с  помощью  поединка  судьей,
на котором выступает сам король[207]. Таким образом, «Песнь…» не  отвергая
месть как средство  искупления  нанесенных  рыцарю  обид,  высказывается  за
разрешение споров с помощью судебного  поединка,  а  не  путем  междоусобных
войн, ввергавших  страну  в  состояние  смут.  Очевидно,  подобных  взглядов
придерживалась та часть рыцарства,  которая  не  в  силах  была  тягаться  с
могущественными знатными родами. Единственной надежной защитить  свою  честь
от посягательств именитых обидчиков для  мелких  рыцарей  была  апелляция  к
королевской  власти  и  требование   судебного   поединка,   обеспечивавшего
равенство конфликтующих и дававшего рыцарю показать свое  превосходство  над
обидчиком в мужестве и владении мечом.
     Король выступает в  сознании  мелкого  дворянства,  как  носитель  идеи
равенства,  на  которую  народ  опирался  в  борьбе  со  знатью[208].  Поэма
проникнута уважительным и почтительным отношением  к  монарху[209],  который
изображается справедливым  и  честным  правителем.  Хотя     вначале  король
совершает несправедливость,  изгоняя  Сида  из  королевства,  вся  следующая
часть посвящена постепенному  осознанию  королем  несправедливости  изгнания
Сида. По мере развития действия Альфонс приходит к  убеждению,  что  даже  в
одиночку воюющий с маврами Сид  приносит  ему  гораздо  больше  пользы,  чем
придворный интриган граф Гарсия Ордонне:
                1347. Dixo el rey al conde: dexad essa razon
              Que en todas quisas mejor me sirve que vos[210].
     Как и  Сид,  король  часто  награждается  автором  поэмы  эти  эпитетом
«доброты» ( buen )[211].           С Сидом  король  делит  обиду  на  подлых
каррионовских инфантов, принебрегших его доверием. Стыдясь того, что  именно
он был инициатором неудачного брака, Альфонс  считает  своим  долгом  помочь
Сиду  отомстить    коварным   зятьям,   ни   минуты   не   сомневаясь,   что
справедливость — на стороне Сида[212]. Однако, сохраняя верность  обычаям  и
непредвзятости судьи, король  созывает  кортессы,  чтобы  в  соответствии  с
законом, соблюдая  все  формальности,  дать  Сиду  возможность  «потребовать
справедливости» от инфантов[213].
      В  поэме  сообщается,  что  король  уже  два  раза  за  время   своего
царствования собирал кортесы и пока не собирался созывать их снова:
          2961. Lo que, non caydava fer de toda esta razon…[214].
     Но требование Сида наказать виновных  заставляет  короля  в  экстренном
порядке созывать кортесы  —  и  это  лишний  раз  подчеркивает  чрезвычайный
характер сбора кортесов в расширенном составе.
     В поэме кортесы предстают в  функции  трибунала  или  судебной  палаты.
Открыв заседание, король оглашает причину созыва кортесов и назначает  судей
(  alcaldes  )  —  все  графов,  за  исключением  родственников  каррионских
инфантов[215]. По-видимому, власть  этих  судей  была  существенна  стеснена
авторитетом короля: всякий раз,  как  судьи  принимают  какое-либо  решение,
последнее  слово  —  одобрение  или  осуждение  принятого  постановления   —
остается за королем, который нередко вторгается в обсуждение:
            3138. Por escojer el derecho, ca turto non mando yo.
        3142.Con el que toviere derecho yo dessa part me so. ( etc. )
Это свидетельствует о том, что в рассматриваемый период  власть  в  кортесах
принадлежала исключительно королю[216], который  мог  делигировать  судебные
полномочия им самим назначаемым судьям, оставляя за собой право  вмешиваться
в судебное разбирательство и вносить поправки.
      Очевидно,  кортесы  еще  не  располагали  правом  решающего  голоса  и
выполняли  роль  консультативного  совета   при   короле,   однако   монарху
приходилось прислушиваться к их советам во избежание  внутренних  конфликтов
и смут.
     По-видимому, об определенной незавершенности становления  кортесов  как
государственного органа и слабости королевской  власти  вообще  говорит  тот
факт, что и король, и Сид допускают  возможность  потасовок  даже  эа  время
заседания   кортесов:   король   считает   необходимым   предупредить   всех
собравшихся, что за нарушение порядка им грозит изгнание[217], а  Сид  велит
своим  вассалам  взять  на  собрание   оружие,   а   сам   предусмотрительно
подвязывает бороду, чтобы  ее не потрепали в драке[218].
     Из поэмы не явствует, на основе каких законов  осуществлялось  судебное
разбирательство  в  кортесах.  Как  указывается  в   «Песне»,   на   кортесы
съезжались  лучшие  знатоки  законов  со  всего  королевства[219].  Назначая
судьями графов, король  подчеркивает,  что  они  «знатоки  законов»;  своего
собственного «знатока» -Маль Анду — привел с собой и Сид.  Это  все  наводит
на мысль, что суд в королевских  кортесах  осуществлялся  скорее  на  основе
обычая, сложившейся традиции, а не письменно зафиксированного права.
     Само судебное разбирательство представляло собой  переходную  форму  от
примитивного  спора  между  судящимися   сторонами,   при   котором   судьи,
фактически,  выполняют  роль  сторонних  наблюдателей,   и   более   поздним
процессуальным порядком, при  котором  судья  выступает  в  роли  посредника
между сторонами и активно влияет на ход обсуждения[220].
     Выступающие на кортесах должны были говорить стоя[221].
     Прежде всего Сид потребовал от инфантов возвращения подаренных им  мест
— Тисоны и Колады. Судьи  удовлетворили  это  требование  Сида.  Далее,  Сид
пожелал получить назад приданное  своих  дочерей,  которое  увезли  с  собой
инфанты. Oчевидно, предъявляющая иск сторона согласно правилам  должка  была
изложить все свои претензии в одном требовании, т.к. судьи отказываются  это
сделать, ссылаясь на то, что Сид не потребовал этого  с  самого  начала.  Но
все же они удовлетворяют и этот запрос Сида[222].
     Наконец, Сид — по праву рыцаря — выдвигает  свое  последнее  и  главное
требование к инфантам — требование поединка:
            3255. Infantes de Carrion, quien desondraron tan mal,
                A manos de nieptos no los puedo desear[223].
     Обличая обидчиков в жестоком и подлом поступке, Сид тем  не  менее,  не
произносит ни одной словесной формулы, необходимой  для  личного  вызова  на
единоборство[224]. Лишь после того,  как  инфанты  публично  и  с  гордостью
признаются в содеянном, Перо  Бермудес  вызывает  на  бой  инфанта  Фернандо
Гонсалеса: напомнив ему о трусости в бою с маврами  и  в  случае  со  львом,
боец Сида называет его «вором и предателем»  и  обещает  доказать  честность
своих слов на поединке:
               3383. Riebto el cuerpo por malo e por traidor.
Почти в тех же  словах  Мартин  Антолинес  вызывает  на  единоборство  Диего
Гонсалеса:
                   3362. !Calla, alevoso, boca sin verdad!
А Муньо Густнос — сторонника инфантов Асура Гонсалеса:
                   3383. !Calla, alevoso, malo e traidor!
      Таким  образом,  поединок  был  средством  доказательства  правдивости
показаний истца и, шире, его правоты в  споре[225].  Это  особенно  наглядно
показывает, сколь малая роль принадлежала в тогдашнем  судействе  проведению
дознания и фактическому доказанию вины, что заменялось  судебным  поединком,
и раскаленным железом.
     Далее, королю принадлежало право  определять,  имеются  ли  достаточные
основания  для  проведения  поединка.  Разрешив  единоборства  между   тремя
бойцами Сида  и  инфантами,  король  запрещает  вызывать  на  бой  кого-либо
еще[226].
     Наконец, уже на самом поединке  король,  сохраняя  опять  же  за  собой
право верховного судьи, назначает арбитров ( fideles ):
            3593. El rey dides fideles por dezir el derecho e non
               Que non vazaran con ellos de si o de non[227].
      Очевидно,  вносить  какие-либо  изменения  и  дополнения  в   публично
оглашенные на кортесах условия поединка было нельзя — именно на это  правило
ссылается  король,  отказывая  инфантам  в  просьбе  запретить  бойцам  Сида
сражаться мечами Каладей и Тисоной[228].
     После расстановки ограничивающих поле боя » вех «, выход за которые  во
время поединка означал  проигрыш[229],  король  увещевает  бойцов  сражаться
честно и обещает наказать  изгнанием из королевства тех,  кто  будет  биться
не по правилам:
            3600. Aved vuestro derecho, tuerto non queraetes vos,
              Ca de tuerto quisiere fazer, mal gelo vedere yo,
                   En todo uyo reino non aera buena sabor.
     Победа в поединке  достигалась  смертью  противника,  принуждением  его
выйти за «вехи» или признать себя побежденным[230]. Все  брошенное  на  поле
боя оружие становилось собственностью короля[231].
     Поражение инфантов и Гонсалеса в поединке означало посрамление и  позор
проигравших, но не влекло за собой какого-либо наказания преступников,  вина
которых,   таким   образом,   была   доказана[232].    Очевидно,    законное
провозглашение бесчестия считалось достойным воздаянием.
     Король сочетал в  себе  функции  монарха,  т.е.  главы  государства,  и
феодального сеньора. Однако эти  две  составляющие  королевской  власти  так
срослись, что отделить одну от другой очень сложно.
      Хотя  власть  короля  как  главы  государства  не  была   сильной,   в
распоряжении  монарха  был   способ   заставить   своевольную   аристократию
повиноваться  центральной   власти:  объявление   «королевского   гнева»   и
изгнание из страны какого-либо неугодного гражданина. Право короля  отдавать
приказы,  которые  должны   были   исполнять   все   подданные,   напоминало
доранкских  королей  и,  очевидно,  принадлежало  королю  именно  как  главе
государства.
     Сходство кортесов с дружинными советами мелких сеньоров говорит о  том,
что Curia Regia и Cortes  pregonadas  представляли  собой  часто  феодальные
структуры, приобретшие статус общегосударственных учреждений.
     В последующий исторический период, голос короля на суде  был  решающим.
Суду королевской курии подлежали ссоры среди дворян, нередко  имевшие  своей
причиной оскорбления, которые, по понятиям  того  времени,  было  необходимо
отомстить. Очевидно, мелкое испанское рыцарство, страдавшее  от  притеснений
высшей аристократии,  выступало  за  усиление  власти  короля  и  разрешение
споров между рыцарями разных категорий  путем  судебного   поединка  в  суде
короля. Сам судебный поединок был средством доказательства правоты в суде.
                                 Заключение.
      Итак,  в  ходе   проведенного   исследозания   удалось   выявить   ряд
существенных черт организации внутренней структуры кастильского рыцарства.
     Несмотря на то, что рыцарство  подчас  предстает  в  поэме  как  единый
сословный коллектив,четко различается три категории рыцарей. Рикос омбрес  —
высшая знать — состояла из крупных землевладельцев, приближенных  короля,  в
руках у которых фактически находилась государственная власть.  Вторым  слоем
рыцарства   были   инфансоны,   также   владевшие   вассалами,   получившими
пожалования от  короля,  участвовавшие  в  работе  кортесов.  Хотя  правовой
статус инфансонов почти не отличался от правового статуса  рикос  омбрес,  в
общественной  жизни  между  ними  была  огромная  дистанция,  определявшаяся
большим влиянием рикос омбрес при дворе и  благородством  их  происхождения.
Низшие слои знати были представлены кабальерос, многие из  которых  получили
это звание за личные заслуги.
      Очевидно,  рикос  омбрес  с  презрением  относились  к  инфансонам   и
кабальерос, попирая их  права  и  привилегии.  Подобное  положение  вызывало
недовольство среди низших слоев  испанского  рыцарства.  Составляя  основную
воинскую   силу   «государства   Реконкисты»,   мелкие   рыцари    требовали
справедливого отношения к себе со стороны высших дворянских кругов.  Для  их
социального сознания было  характерно  непризнание  знатности  как  главного
достоинства  человека,   определяющего   его   общественное   положение.   В
противовес они выдвигали такие личные качества, как  мужество  и  честность,
полагая, что  они  отсутствуют  у  представителей  аристократии.  Социальное
положение  и  общественное  признание  человека   они   ставили   в   прямую
зависимость от его многих заслуг на ратном поприще.
      Обращают  на  себя  внимание  и   особенности   вассальных   отношений
испанского рыцарства. Как и в других странах Европы, обязанности вассала  по
отношению к сеньору определялись формулой auxilium et concilium, на  сеньора
же налагались обязанность оказывать материальную  поддержку  своим  вассала,
которая в Испании могла выражаться как в земельных  пожалованиях,  так  и  в
денежных выплатах. При этом  земельные  пожалования  получали,  в  основном,
ближайшие вассалы того или иного сеньора, составлявшие  его  малую  дружину,
большая часть  членов  которой  была  представлена  родственниками  сеньора,
«вассалами по воспитанию»,  близкими его семье людьми. Меснады  представляли
собой некое подобие    консультативного совета  при  сеньоре,  помогали  ему
принимать важные решения. Хотя сеньор иногда обращался за  советом  ко  всем
своим вассалам, в том числе и  не  входившим  в  меснаду,  эти  «расширенные
советы» были редки и не играли большой роли.
     Не входившие в меснаду рыцари  как  правило  получали  только  денежные
выплаты. Их отношения  с сеньором были менее  тесные;  по  своему  положению
они приближались к воинам-наемникам, хотя формально были связаны с  сеньором
отношениями   вассалитета,   установленными   путем   оммажа.   Естественно,
получавшие денежное жалование рыцари выступали  за  справедливую  оценку  их
ратного  труда  и  требовали  увеличения  выплат.  Интересно,  что    мелкое
рыцарство с неприязнью  относилось  к  «случайным  людям»  в  войске  своего
сеньора  ,     видя  в  них  проходимцев   и   обманщиков.   Очевидно,   это
свидетельствует о развитом чувстве рыцарской чести, требовавшей от  вассалов
полной преданности сеньору, которая,  в  конечном  счете,  становилась  выше
личных  благ  и  гражданской  преданности  королю  и,   возможно,   семейных
интересов.  В  то  же  время,  мелкое  испанское  рыцарство,  страдавшее  от
притеснений высшей аристократии, выступало за усиление  королевской  власти,
слабость которой давала знати возможность творить беззакония, хотя  в  руках
короля  было  эффективное  средств  борьбы  со  своеволием  аристократии   —
объявление «королевского гнева» и изгнание из  страны.  Как  вассалы  короля
испанские рыцари были обязаны участвовать в созывавшемся королем   кортесах;
постоянно   находившиеся  при  короле   представители   знати   образовывали
королевскую курию. К концу XI века оба этих  органа  уже  утратили  характер
доверительных совещаний сеньора с  вассалами,  превратившись  в  официальные
государственные учреждений.
     Суду королевской курии  или  кортесов  подлежали  ссоры  среди  дворян,
нередко имевшие  своей  причиной  оскорбления,  которые,  по  представлениям
рыцарства, было необходимо отомстить. Естественно, мелкие  рыцари  не  могли
рассчитывать на самостоятельное отмщение могущественным  знатным  обидчикам:
очевидно, поэтому рыцарство выступало за разрешение споров  путем  судебного
поединка в суде короля.
     Таким образом, мы видим двойственный характер  кастильского  рыцарства.
С одной стороны, верхушку феодального класса королевства  составляли  рикос-
омбрес,  подданные  короля,  занимавшие  высшие  государственные  должности,
составляющие королевскую курию. Эта аристократия получала крупные  земельные
пожалования от короля и  своих  родственников-сеньоров.  С  другой  стороны,
низы  рыцарства  —  кабальерос,  составляли  сильный   многочисленный   слой
рыцарского  сословия  (очевидно,   оно   было   обусловлено   необходимостью
противостояния мусульманам юга  Пиренейского  полуострова),  бывшие  главной
движущей силой Реконкисты,  жившие  за  счет  денежных  выплат,  которые  им
платили их сеньоры. Промежуточное положение между рикос-омбрес и  кабальерос
занимали инфансоны. Хотя формально рыцарское сословие не было  разделено  на
категории и было открыто для выходцев из низших сословий, высшая знать  была
отделена огромной дистанцией от  низших  слоев  рыцарства  и  тем  более  от
простого народа.
                         Библиография.
Источники:
      1. Песнь о Сиде. Старо испанский героический эпос, М-Л,, 1959.
      2. Cantar de mio Cid. Texto, gramatica  y  vocabulario,  5  ed,  voc3,
         Madrid, 1977.
Литература: 1. Автономов А.С., Савин В.А., История государства и
 права стран Пиренейского полуострова, М., 1986.
 2. Альтамира-и-Кревса, Рафаэль, История Испании, т. 1, М., 1951.
 3. Грановский П. Собр.соч., изд. 3-е, т. 2, М., 1892.
4. Корсунский А.Р. История Испании 1Х-ХШ вв., М., 1976.
5. Менендес Пидаль, Рамон. Избранные произведения, М., 1961
6. Пискорский В.К. История Испании и Португалии, СП б, 1909.
7. Смирнов А. А. Испанский народный эпос «Поэма о Сиде»// Культура  Испании,
   М., 1940.
8. Смирнов  А.А. Испанский героический эпос и сказания о  Сиде  //  Песнь  о
   Сиде, М-Л, 1955.
  9.  Смирнов  А.  А.  «Песнь  о  Сиде»   как   литературно-исторический   и
художественный памятник// Песнь о Сиде, М-Л, 1959.
10. Томашевский Н. Героические  сказания  Франции  и  Испании  //  Песнь   о
  Роланде Коронование Людовика. Нимская телега. Песнь  о  Сиде.  Романсеро.
  М., 1976.
11. Hinojonsa, Eduardo de. El derecho en el poema del Cid //  Estudio  sobre
  la historia del derecho espanol, Madrid, 1903.
12. Menendez Pidal, Ramon. La Espana del Cid, Madrid, 1929.
13.  Valdeavillano,  Luis  de.  Corso  de  historia  de  las   instituciones
  espanolas, Madrid, 1973.
————————
[1] ’’Песнь о Сиде’’. Старо испанский героический эпос, М-Л,
1959г.(далее:’’Песнь…’’)
[2] Cantar del mio Cid. Texto, gramatica y vocabulario. 5ed, volumneШ,
Madrid,1977(далее:’’Cantar’’)
[3] Менендес Пидаль Р., Избранные произведения, М.,1961г., стр.160
[4] Смирнов А.А., ’’Песнь о Сиде как литературно-исторический и
художественный памятник’’, М.-Л., 1959г., стр.215
[5] см. следующую главу
[6] А.А.Смирнов, стр.222
[7] Р. Менендес Пидаль, стр.236
[8] Hinojosa Eduardo de, El derecho en el Poema del Cid//Estudios sobre la
historia del derecho espanol, Madrid, 1903, p.112( далее — E. Hinojosa )
[9] 1191. Плохо, сеньоры, коль хлеба нету…
[10] Менендес  Пидаль Р., стр.204; А.А.Смирнов, ук. соч., стр.144;
Томашевский Н., Героические сказания Франции и Испании, М., 1976г., стр.15
[11] АА.Смирнов, ’’Песнь о Сиде как литературно-исторический и
художественный памятник’’, стр.220
[12] Менендес Пидаль Р., La Espana de Cid, tt1-2, Madrid, 1929; Пичкорский
В.К., История Испании и Португалии, СП б, 1909г., стр.40-42; Смирнов А.А.,
Испанский народный эпос, ’’Поэма о Сиде’’, М.1940г., стр.142-143; Альтамира-
и-Кревеа,Р; История Испании, М.1951г., стр.164
[13] Грановский П., Собр. Соч., т.2, издание 3-е, М.,1892г.
[14] Пискорский В.К., История Испании и Португалии. СПБ,1909г.
[15] Menendez Pidal, Ramon, La Espana del Cid, Madrid,1929.
[16] Менендес Пидаль Р., Избранные произведения, М. 1961г.
[17] Смирнов А.А., Испанский народный эпос «Песнь о Сиде», М.,1940г.
Cмирнов А.А., Испанский героический эпос и сказания о Сиде, М.-Л.,1959г
Смирнов А.А., «Песнь о Сиде как литературно-исторический и художественный
памятник, М.-Л.,1959г.
[18] Н. Томашевский, Героические сказания Франции и Испании, М.,1976г.
[19] Альтамира-и-Кревса, Рафаэль, История Испании, М.,1951,г.
[20] Valdeavellano, Luis, Curso de historia de la instituciones espanolas,
Madrid,1971.
[21] Корсунский А. Р., ’’ История Испании 1Х-ХШ вв.’’, М., 1976г.
[22] Автономов А. С., Савин В. А., ’’ История государства и права стран
Пиренейского полуострова ’’, М.,1986г.
[23] Hinojosa, Eduardo de, ’’ El derecho en el poema del Cid ’’, Madrid,
1903.
[24] 730. «…рыцари, храни вас Создатель».
[25] 1514. Тот час двух рыцарей на разведки послал он.
[26] 850. Богатыми сделал он их и конных и пехотинцев.
[27] 1379. Дружинникам ( т. е. рыцарям ) всем, что зовут его сеньором…
[28] 1645. И этот рыцарь марокканский, созвал свою дружину ( т.е. рыцарей
)…
[29] 930. Мечами опоясан, пришли с ним две сотни…
[30] 1623. Услышьте, что молвил в час добрый, надевший шпагу…
[31] А. Р. Корунский, ук. соч., стр. 136.
[32] 186. Пять оруженосцев нагрузил дон Мартин.
[33] 2950. А при них — оруженосцы, все вассалы его.
[34]  Valdea  Vellano,  ук.  соч.,  стр.324;  Hinojosa,  ук.  соч.,  стр.80.
Корчунский, ук. соч., стр.137.
[35] Корчунский, ук. соч., стр.132.
[36] 3583. Много там съехалось всяких добрых вельмож…
[37] 2584. Всю жизнь будем вельможами при богатстве таком…
[38] 2299. То графа дона Гонсало родные были дети.
[39] 2473. Зятья его, дети дона Гонсало.
[40] 1394. Ведь Сид — из Бивара, а мы из графов Каррионских.
[41] 2586. Мы из знатного рода графов Каррион
[42] 3389. Мы из графской породы, из самой родовитой.
[43] Valldeavellano, ук. соч., стр. 450.
[44] 1998. Скачет король с дружиной отменной, инфанты из Карриона едут за
него.
[45] 2004. А графы и вельможи — следом.
[46] 2006. С королём галисийцы и леонцы в доспехах.
[47] 3166. Судьями я ставлю дона Энрике и дона Рамона
             И прочих всех графов, не родных Каррионским.
Корсунский, ук соч., стр. 133.
[48] 2636. Поезжайте в Каррион, в ваши земли и замки.
[49] 3255. Заплатили из земель Каррионских.
[50] Корсунский, ук соч., cтр. 133.
[51] 1287. Пошлю вас в Кастилию, где вотчины наши…
[52] 1381. Их вотчины — за ними, пока они в походах…
[53] 2851. Дай дочкам Кампеодора и пищу и уход…
[54] 2879. Принесли они Минайе в ту ночь большой оброк…
[55] 67. Прислал хлеба и вина и Сиду и дружине, не покупного — своей
снедью.
 Корсунский, ук соч., стр. 142, 185; Hinojosa, ук соч., стр. 79.
[56] 899. Вас же Минайя, прощаю я охотно, возвращая вам отныне и земли и
доходы.
[57] 2994. Объявить, что в Толедо на кортесы король созывает со всей
державы графов и прочих вельмож.
Valdeavellano, ук соч., стр. 315, Менендес Пидаль, ук соч., стр.204.
[58] 2263. Девиц я вам вручаю, благородись семья.
[59] 1295. Что супруга и дочки моего Сида из Бивара.
[60] 1415. Спаси он и вас, и дочек ваших малых.
[61] 1433. Видеть бы вам как рыцари отовсюду стекались.
Hinojonsa, ук соч., стр. 80.
[62]1211. При слухе о наживе медлить никто не стал;
            Из земель христианских повалила толпа.
[63] 135. Захудалый люд к ним валил громадой.
[64] 696. Кроме двух пехотинцев на страже у врат.
[65] 951. Знайте, что не в счёт у них пехота.
[66] 1246. Сто серебряных марон пришлось на пехотинца.
[67] 1228. Кто был пехотинцем, тот всадником стал.
[68] Valdeavellano, ук соч., стр.315; Смирнов А. А., ук соч., стр.200.
[69] Корсунский, ук соч., стр.176, 180.
[70] Там же, стр.177.
[71] 3298.
[72] Но стыдно нам это предложить всенародно.
   Ведь Сид из Бивара, а мы из графов Каррионских.
[73] 1911. Хотим жениться на них ему в честь, нам на пользу.
[74] 1928. Чтоб сказали вы доброму Кампеадору:
             Возрастет его слава и честь его рода,
             Коль породниться он с инфансоном из Карриона.
[75] 2228. Вам молвлю я, дочки, донья Эльвира и донья Соль:
             От вашего брака в чести мы возрастём.
[76] 3415. У себя на Увьерие жернова бы ему скоблить,
             Да собирать с мужиков за помол пшеницу.
[77] 3312. Если бросили их, поступили по праву.
[78] 3333. Оттого, что по праву мы бросили их там,
             Мы собой гордились ещё больше. Чем всегда.
[79] 1446. El Cid Campeodor siempre valdra mas; 3347, 3268,3334.
[80] 3479. Правда, они вышли из рода Вани-Гомес,
             В нём много было графов из знатных и достойных
             Хорошо нам известны их нынешние козни.
[81] 2317, 2322, 3377.
[82] 2327, 2318, 3359.
[83] 2543 — 2548.
[84] 2661 — 2664.
[85] 3538 — 3543.
[86] 3285 — 3291, 1011 — 1024.
[87] 3409. Но пути Ансур Гонсалес в кортесы входит.
             Плащ его богатым горностаем отторочен.
             Лицо его лоснится, позавтракал он плотно,
             Но никакого не было разума в том, что он молвил.
[88] 1978.
[89] 1035-1083.
[90] 1001.
[91] 1208.
[92] 941.
[93] 1083. А если отомстить придёт вам охота
             Извините меня, коль явитесь к нам снова,
             Чтоб из вашего я взял иль из нашего отдал.
[94] 1091. Но Сид так не поступит ни за какие блага
             Не будет он вероломным, как не был никогда.
[95] 2585. Отдадут за нас дочек император или король:
             Мы из знатного рода графов де Каррион.
[96] 3758. Царят его дети над Наваррой и Арагоном
             Испанские короли — его потомки,
             И на честь им родство с рождённым в час добрый.
[97] 1435.
[98] 1464.
[99] 1493, 1495.
[100] Менендес Пидаль, ук. соч.,стр. 225.
[101] 2847, 2820.
[102] 2851-2855.
[103] Корсунский, ук. соч., стр. 139.
[104] Valdeavellano, ук. соч., p.368.
[105] см. «Королевская власть».
[106] 1120.
[107] 1643.
[108] 474, 506, 2465, 491.
[109] 510, 1742, 1772.
[110] 515, 2487, 525, 1216.
[111] 2487, 512.
[112] 490,494.
[113] 2468, 2537.
[114] 1215, 1780, 2465.
[115] 98, 1189.
[116] Valdeavillano, ук. соч., p.623, 384.
[117] 2513, 2919, 2707, 1013.
[118] 1570, 3120.
[119] 1570, 3120.
[120] 1682.
[121] 2351, 3069, 2618.
[122] 20.
[123] 486.
[124] 509, 1980.
[125] 1421, 83 524.
[126] 1157, 508, 214.
[127] 417, 3020.
[128] 3376, 3112, 3011.
[129] 2111, 3445.
[130] Valdeavillano, ук. соч., p. 384.
[131] Там же.
[132] 981.
[133] 1506.
[134] 1208.
[135] 7128, 2156, 3522.
[136] 887, 289.
[137] 1272.
[138] 1251.
[139] 3905.
[140] 3379, 3486, 3533.
[141] Valdeavillano, ук. соч., p. 368.
[142] 662, 1570, 211, 702, etc.
[143] 2562.
[144] 2285, 3080, 3335.
[145] 2000, 1694.
[146] Valdeavillano, ук. соч., p. 386.
[147] 417, 312.
[148] 666.
[149] 2278, 2303, 2474.
[150] 83.
[151] 3063.
[152] 1780.
[153] 1460.
[154] 1244.
[155] 1566.
[156] 1296, 1297, 1251.
[157] Valdeavellano, p. 385.
[158] 2286, 289, 301.
[159] 198, 206.
[160] Valdeavellano, ук., соч., p.424.
[161] 2139. Большое вам спасибо, король мой и сеньор.
[162] 1976. Чтоб честь ему воздать, как королю и сеньору.
[163] 2967. Смилуйтесь король, многих стран вы сеньор.
[164] Valdeavillano, ук. соч., p.424, 1272, 895, 2031.
[165] 2547. Sacar las hemos de Valencia, el poder de Campeador.
[166] 1327. De Valencia es senor.
[167] 1490. Она ( Валенсия ) — моё владение, и в ней я останусь.
[168] 1626. Войдите со мною в Валенсию-замок,
               И это владение ваше, что вам завоевал я.
[169] Автономов Савин, ук. соч., стр.7.
[170] 3512. Мне вручите бойцов со всей сбруей походной:
               Пусть едут со мной, я им буду обороной,
               Как вассалу сеньор даю я вам слово,
               Что их не обидит никто из баронов.
[171] 1556. За всё велит платить тот сотник королевский…
[172] 2994. Но теперь я разошлю повсюду сотников…
[173] Valdeavellano, ук. соч., p.613.
[174] К королю Альфонсу придут его вассалы,
     И на дружину Сида они вместе ударят.
[175] Злое дело задумали они, но не вышло ничего:
     Не очень был им страшен король их Альфонс.
[176] 114. Ya lo veedes que el rey le a ayrado.
[177] 815. Al rey Alfons qye me a ayrado.
[178] 1048. Commo que ira a de rey e de tierra es echado.
[179] 50. Ya lo vede el Cid que del rey non avie gracia.
[180] 1342. Утерял он вашу милость и изгнан из дома.
[181] 2029. Siesto non feches, non avredes ni amor.
[182] 807, 887, 115.
[183] Valdeavillano, ук. соч., p.385.
[184] 313. Король за Сидом проследить приказал,
             Чтоб, если он до срока не пройдёт рубежа,
             Ни за злато, ни за серебро не смог он убежать.
[185] 25. Рой Диасу не давать ночлега,
           А если кто даст, пусть знает верно,
           Что лишить имени и земли своей,
           И ещё в придачу и духа и тела.
[186] Менендес Пидаль, ук. соч., p.203.
[187] 269. Из-за доносчиков подлых из страны вас изгнали.
[188] 2032-2038.
[189] 1997. На прибрежье Тахо, где условленна встреча.
[190] 2010. Пусть злодеев на кортесы вызовет король.
[191] Hinojosa, ук. соч., p.92; 2090.
[192] Hinojosa, ук. соч., p.90; Valdeavillano, ук. соч., p.454.
[193] Hinojosa, ук. соч., p.91; Valdeavillano, ук. соч., p.449.
[194] 1963. При дворе они в силе и правом прегорды.
[195] 2960. Во дворец он вступает, где собрался весь двор.
[196] Hinojonsa, ук. соч., p. 90; Valdeavillano, p. 454.
[197] 3306. Вот он, мой Сид, на кортесы эти званный.
[198] 3013. Тот ему не вассал, кто дерзит не явиться.
[199] 3019. Порешили просить, чтоб уволил их сеньор от кортесов.
[200] 3137. Он сам — в посредине, а вокруг него — сотня.
[201] Valdeavillono, ук. соч., p. 325; Корсунский, ук. соч., стр. 134.
[202] 2788. Мы за нашу женитьбу отдарили им подарок.
[203] 974. Обиду большую потерпел я от Сида
             При моём же дворе большую обиду
             Племянника он ранил и ничего не заплатил мне
             Теперь он разоряет мой край подзащитный.
[204] 1083. А если отомстить придёт вам охота,
               Известите меня, коль явитесь к нам скоро.
[205] Корсунский, ук. соч., стр. 134; Автономов, Савин, ук. соч., стр. 7.
[206] 2898. Не удался ваш брак, но лучший не за горами,
               Да увидим час отмщения и расплаты.
[207] 2914.
[208] Менендес Пидаль, ук. соч., стр.214.
[209] Там же; Томашевский, ук. соч., стр.15.
[210] 1366. Король ответил графу: « Эти роги вы бросьте
              Лучше вас он мне служит во всяком походе».
[211] 2825.
[212] 3031, 3041, 1891.
[213] 2134.
[214] 2986. Не думал я это делать весь нынешний год ( так же 3161 ).
[215] 3135.
[216] Vinojosa, ук. соч., p. 92; Valdeavillano, ук. соч., p. 424.
[217] 3071.
[218] 3060-3085.
[219] 3005,3070,3137.
[220] Vinojosa, ук. соч., p. 95.
[221] 3145, 3199, 325, 3270, 3291.
[222] 3145-3240.
[223] 3298. От инфантов каррионских в большой я обиде;
               Не могу без боя расстаться с ними.
[224] Hinojonsa; ук. соч., p. 98.
[225] Valdeavillano, ук.соч., p. 325.
[226] 3390, 3463.
[227] 3630. Король назначил присяжных, судящих правду и ложь,
           Чтоб не смели с ними спорить, где правда, а где ложь.
[228] 3559.
[229] 3607.
[230] Valdeavillano, ук. соч., p. 93.
[231] Там же, p.94.
[232] Hinojonsa, ук. соч., p. 56.