Героев
комедии можно разделить на несколько групп: главные герои, второстепенные,
герои-маски и внесценические персонажи. Все они, помимо отведенной им в комедии
роли, важны и как типы, отражающие те или иные характерные черты русского
общества начала XIX века.

К
главным героям пьесы можно отнести Чацкого, Молчалина, Софью и Фамусова. Сюжет
комедии строится на их взаимоотношениях. Взаимодействие этих персонажей друг с
другом и движет ход пьесы. 

Второстепенные
герои — Лиза, Скалозуб, Хлестова, Горичи и другие — тоже участвуют в развитии
действия, но прямого отношения к сюжету не имеют.

Образы
героев-масок предельно обобщены. Автору не интересна их психология, они
занимают его лишь как важные «приметы времени» или как вечные
человеческие типы. Их роль особая, ибо они создают социально-политический фон
для развития сюжета, подчеркивают и разъясняют что-то в главных героях. Их
участие в комедии основано на приеме «кривого зеркала». К
героям-маскам можно отнести Репетилова, Загорецкого, господ N и D, семейство
Тугоуховских. Автора не интересует личность каждой из шести княжон, они важны в
комедии лишь как социальный тип «московской барышни». Это воистину
маски: все они на одно лицо, мы не отличим реплику первой княжны от
высказывания второй или пятой:

3-я.
Какой эшарп cousin мне подарил!

4-я.
Ах! да, барежевый!

5-я.
Ах! прелесть!

6-я.
Ах! как мил!

Эти
барышни смешны Чацкому, автору, читателям. Но вовсе не кажутся смешными Софье.
Ибо при всех ее достоинствах, при всех сложностях ее натуры, она из их мира, в
чем-то Софья и «стрекочущие» княжны очень и очень близки. В их
обществе Софья воспринимается естественно — и мы видим героиню уже в несколько
ином свете.

В
отличие от княжон, которых Грибоедов лишь пронумеровал, даже не сочтя нужным
дать им имена в афише, их отец имеет и имя, и отчество: князь Петр Ильич
Тугоуховский. Но и он безлик, и он маска. Ничего, кроме «э-хм»,
«а-хм» и «у-хм» не произносит, ничего не слышит, ничем не
интересуется, собственного мнения начисто лишен… В нем доведены до абсурда,
до нелепости черты «мужа-мальчика, мужа-слуги», составляющие
«высокий идеал московских всех мужей». Князь Тугоуховский — вот
будущее приятеля Чацкого, Платона. Михайловича Горича. На балу сплетню о
безумии Чацкого разносят господа N и D. Вновь ни имен, ни лиц. Олицетворение
сплетни, ожившая сплетня. В этих персонажах сфокусированы все низменные черты
фамусовского общества: безразличие к истине, равнодушие к личности, страсть
«перемывать косточки», ханжество, лицемерие… Это не просто маска,
это, скорее, маска-символ.

Герои-маски
играют роль зеркала, поставленного напротив «высшего света». И здесь
важно подчеркнуть, что одной из главных задач автора было не просто отразить в
комедии черты современного общества, но заставить общество себя в зеркале
узнать.

Задаче
этой способствуют внесценические персонажи, то есть те, чьи имена называются,
но сами герои на сцене не появляются и участия в действии не принимают. И если
основные герои «Горя от ума» не имеют каких-то определенных
прототипов (кроме Чацкого), то в образах некоторых второстепенных героев и
внесценических персонажей вполне узнаются черты реальных современников автора.
Так, Репетилов описывает Чацкому одного из тех, кто «шумит» в
Английском клубе:

Не
надо называть, узнаешь по портрету:

Ночной
разбойник, дуэлист,

В
Камчатку сослан был, вернулся алеутом,

И
крепко на руку нечист.

И
не только Чацкий, но и большинство читателей «узнавали по портрету»
колоритную фигуру того времени: Федора Толстого — Американца. Занятно, к слову,
что сам Толстой, прочитав в списке «Горе от ума», себя узнал и при
встрече с Грибоедовым попросил изменить последнюю строчку следующим образом:
«В картишках на руку нечист». Он собственноручно переправил так
строку и приписал пояснение: «Для верности портрета сия поправка
необходима, чтобы не подумали, что ворует табакерки со стола».

В
сборнике научных трудов «А. С. Грибоедов. Материалы к биографии»
помещена статья Н. В. Гурова «Тот черномазенький…» («Индийский
князь« Визапур в комедии »Горе от ума«)». Помните, при
первой встрече с Софьей Чацкий, стараясь возродить атмосферу былой
непринужденности, перебирает давних общих знакомых, над которыми оба они три
года назад потешались. В частности, поминает он и некоего
«черномазенького»:

А
этот, как его, он турок или грек?

Тот
черномазенький, на ножках журавлиных,

Не
знаю, как его зовут,

Куда
ни сунься: тут как тут,

В
столовых и гостиных.

Так
вот, в заметке Гурова говорится о прототипе этого «проходного»
внесценического персонажа. Оказывается, удалось установить, что был во времена
Грибоедова некий Александр Иванович Порюс-Визапурский, вполне подходящий к
описанию Чацкого.

Зачем
потребовалось искать прототип «черномазенького»? Не слишком ли мелкая
он фигура для литературоведения? Оказывается — не слишком. Для нас, спустя
полтора века после издания «Горя от ума», безразлично, был ли
«черномазенький» или Грибоедов его выдумал. Но современный читатель
(в идеале — зритель) комедии немедленно понимал, о ком идет речь: «узнавал
по портрету». И исчезала пропасть между сценой и зрительным залом,
вымышленные герои говорили о лицах, известных публике, у зрителя и персонажа
оказывались «общие знакомые» — и довольно много. Таким образом,
Грибоедову удалось создать удивительный эффект: он стирал грань между реальной
жизнью и сценической действительностью. И что особенно важно, комедия при этом
обретая напряженное публицистическое звучание, ни на йоту не теряла в
художественном отношении.

Проблема
прототипа главного героя комедии требует особого разговора. Прежде всего
потому, что о прототипе Чацкого нельзя сказать с той же определенностью,
однозначностью, что о прототипах внесценических персонажей. Образ Чацкого —
меньше всего портрет того или иного реального человека; это собирательный
образ, социальный тип эпохи, своеобразный «герой времени». И все же в
нем есть черты двух выдающихся современников Грибоедова — П.Я. Чаадаева
(1796-1856) и В.К. Кюхельбекера (1797-1846). Особый смысл скрыт в имени главного
героя. Фамилия «Чацкий», несомненно, несет в себе зашифрованный намек
на имя одного из интереснейших людей той эпохи: Петра Яковлевича Чаадаева. Дело
в том, что в черновых вариантах «Горя от ума» Грибоедов писал имя
героя иначе, чем в окончательном: «Чадский». Фамилию же Чаадаева тоже
нередко произносили и писали с одним «а»: «Чадаев». Именно
так, к примеру, обращался к нему Пушкин в стихотворении «С морского берега
Тавриды…«: »Чадаев, помнишь ли былое?..»

Чаадаев
участвовал в Отечественной войне 1812 года, в заграничном антинаполеоновском
походе. В 1814 году он вступил в масонскую ложу, а в 1821-м внезапно прервал
блестящую военную карьеру и дал согласие вступить в тайное общество. С 1823 по
1826 год Чаадаев путешествовал по Европе, постигал новейшие философские учения,
познакомился с Шеллингом и другими мыслителями. После возвращения в Россию в
1828-1830 годах написал и издал историко-философский трактат:
«Философические письма». Взгляды, идеи, суждения — словом, сама
система мировоззрения тридцатишестилетнего философа оказалась настолько
неприемлема для николаевской России, что автора «Философических
писем» постигло небывалое и страшное наказание: высочайшим (то есть лично
императорским) указом он был объявлен сумасшедшим. Так случилось, что литературный
персонаж не повторил судьбу своего прототипа, а предсказал ее.

Список литературы

Монахова
О.П., Малхазова М.В. Русская литература XIX века. Ч.1. — М. — 1994