Русское искусство 18 века.
         В самом начале 18 века на краю государства, на земле, которая была
только что отвоёвана у шведов начали строить город. Для новой жизни, для
утверждения новых порядков и обычаев нужно было новое искусство.
Приходилось переучивать старых художников или искать других. Например,
старые русские архитекторы умели строить пока только церкви и боярские
сводчатые палаты, а Петру нужны были большие залы для ассамблей,
праздников, балов и пиршеств, с колоннами на европейский манер. Русские
живописцы писали только иконы, а нужны были и торжественные баталии,
прославляющие военные победы, и портреты царя и его приближённых. Русские
граверы умели делать иллюстрации к церковным книгам, а нужны были виды
строящегося Петербурга, изображения побед на суше и на море, гравюры к
учебникам архитектуры, морского и артиллерийского дела.
         Всё это не было, конечно, прихотью царя. Русская культура должны
были высвободиться наконец из-под власти церкви, догнать наконец ушедшие
вперёд европейские страны. Поэтому и пригласи- ли из Европы в Россию
архитекторов, живописцев, граверов, скульпторов, а способные к искусству
русские молодые люди отдавались им в ученики. Но так как ехать в далёкую
Москву, почти незнакомую тогдашней Европе, соглаша-
лись далеко не лучшие художники, то наиболее способные из русских учеников
быстро обгоняли своих учителей.
          Но Пётр не только приглашал иностранных мастеров в Россию, но и
русских художников посылал в другие страны. Он очень гордился художниками,
которые учились за границей. Об одном из них – портретисте Иване Никитиче
Никитине он писал своей жене в Данциг:
“Попроси чтоб велел свою персону ему списать…дабы знали, что есть и из
нашего народа добрые мастера.” Никитин действительно был “добрым мастером.”
С портретов, которые он написал, смотрят сильные, резко очертанные лица
царя и его приближённых. Вот канцлер Головкин. Откудато из темноты
выдвигается вперёд его длинное лицо, суженное свисающими локонами парика.
Чуть мерцают в полутьме на красноватом кафтане драгоценные орденские знаки.
Но не ордина, не эффектный жест полководца – обычные тогда средства
возвиличить – делаю лицо Головкина значительным. Художник изобразил
канцлера в упор, прямо и остро глядящим в глаза зрителю, и он смотрит на
нас, как на противников в словесном поединке, зоркими глазами дипломата.
           До 18 века развитию скульптуры в России мешали церковные
запреты. Более всего была распространена плоская резьба по камню и дереву.
Пётр пригласил в Россию скульпторов, ему посчастливилось привлечь одного
действительно крупного мастера – итальянца Карло Бартоломео Растрелли.
           Гораздо скромнее эффектных скульптурных компазиций Карло
Растрелли были произведения живописца Алексея Петровича Антропова
Но зато люди в его портретах живее и проще. Художник не заставляет нас
смотреть на них снизу вверх, он не умеет и не хочет льстить своим моделям.
Лицом к лицу видим мы в его портретах полных достоинства пожилых дам,
важных архиепископов. Даже в торжественном парадном портрете молодого царя
Петра 3 среди тяжёлых драпировок, колонн, позолоты стоит в эффектной позе
не грозный самодержец, а болезненный узкоплечий юноша с вялым, лишённым
всякой значительности лицом.
           Другой талантливый портретист 18 века – Иван Петрович Аргунов
был крепостным графа Шереметева. Его портреты изящнее, легче антроповских,
позы его героев свободнее и подвижнее, сама живопись мягче, воздушнее. Но и
он показывает людей точно и просто, не склонен льстить им.
           Художники второй половины 18 века начинают больше интерисоваться
личными достоинствами человека, его моральными качествами, его внутренним
миром. В искусстве они видят средство воспитания и потому стремятся сделать
его разумным, ясным, логичным.
И как величавая высокопарноть от Ломоносова сменяется в это время более
простыми, более близкими к живому разговорному языку одами Державина, так в
архитектуре пышное великолепие стиля барокко сменяется спокойной простотой
и строгим величием стиля классицизм.
            Представителями классицизма в России в 18 веке были архитекторы
Баженов, Казаков, Кваренги, Камерон, Старов.
           К простоте, естественности, человечности стремились и другие
виды искусства. В скульптурных портретах замечательного русского мастера
Федота Ивановича Шубина нет пышности портретов Карло Растрелли. Он видит
значительность человека не в богатой одежде и не в гордой позе, а в
характере человека, умеет подчеркнуть в каждом главные, существенные для
него черты. Конечно, герои Шубина – знатные люди, и это ощущается не только
в надменности графини Паниной или самодовольстве графа Орлова, но и в
энергичном Завадовском, первый портрет — в Третьяковской галерее в Москве,
два других в Русском музее в Петербурге. Все они уверены в себе, полны
достоинства, и это придаёт таким разным не только по внешности, но и по
характеру людям что-то общее.
            В историю искусств вторая половина 18 века вошла как время
портретов, особенно живописных. Портреты были нужны всем — от царицы до
небольшого провинциального чиновника. В художественных или краеведческих
музеях многих городов нашей страны вы можете увидеть портреты того времени
– важных господ в цветных кафтанах, задумчивых или кокетливых дам с
высокими причёсками, с волосами напудренными до седины. Иногда эти портреты
написаны легко и живо, тающими серебристыми краскам, иногда – грубоватой
рукой крепостно –
го живописца-самоучки.
            Три имени знаменуют вершину русского живописного портрета 18
века: Рокотов, Левицкий и Боровиковский.
             Портрет неизвестной молодой женщины с задумчиво прищурен –
ными глазами, в лёгком розовом платье (Неизвестная в розовом), написанный
Фёдором Степановичем Рокотовым, привлекает тонкостья, душевным богатством.
Рокотов пишет мягко, воздушно. Полунамёком, ничего не вырисовывая до конца,
передаёт он прозрачность кружев, мягкую массу напудренных волос, светлое
лицо с затенёнными глазами.
Поэзия душевной жизни, внутренняя, часто скрытая от других красота человека
привлекает Рокотова, и он находит средства передать её на холсте.
             В портретах написанных Дмитрием Григорьевичем Левицким, нет
поэтической дымки, окутывающей образы Рокотова. Он зорче, трезвее смотрит
на своих героев, его интересует разнообразие характеров, и он умеет их
показать даже в торжественных парадных портретах. Известный богач и самодур
П. Демидов изображён им во весь рост, на большом холсте, на фоне величавой
архитектуры, в пышных складках алого одеяния. Но если присмотреться – это
складки не мантии, а домашнего халата. Ведь Демидов не состоит ни на какой
государственной службе, он не сановник, не полководец, он опирается не на
саблю, а всего лишь на садовую лейку, и торжественный жест указывает не на
дым сражения, а всего лишь на цветочные горшки знаменитой демидовской
оранжереи. И уж совершенно ничего величественного нет в его хитром
немолодом лице, любезном и скаредном одновременно.
             Владимир Лукич Боровиковский работал уже в конце 18 века и в
первой четверти 19 века. В его портретах задумчивые девушки, написанные
прозрачными, светлыми красками мечтают на фоне зелени сада. Чувственность
повестей Карамзина, появившихся в эти годы, отразилась и в образах их
читательниц, которых писал Боровиковский к его лучшим произведениям
относятся портреты: В. И. Арсеньевой, М. И. Лопухиной, А. Г. и В. Г.
Гагариных.
              Русские художники 18 века сумели воплотить в красках и
мраморе облик, характеры, духовный мир своих современников. Именно в
портрете создало искусство этого времени свои лучшие произведения.