А.Е.Кунильский, Петрозаводск
Слово,
вынесенное в заглавие романа, многократно употребляется применительно к
главному герою — и им самим, и окружающими. При этом актуализируется два его
значения, связанные между собой, — профессиональное (медицинское) и бытовой
(уничижительное).
В
словаре П.Я.Черных указано, что в отечественных лексиконах слова «идиот», «идиотизм»
отмечены с 1803 года и заимствованы «не прямо из греческого, а, видимо, через
«французский». Известные дореволюционные словари дают такое истолкование:
«малоумный, несмысленный от рожденья, тупой, убогий, юродивый» (Даль); «идиот
(ка) — иносказательное, бранное — глупец, тупоумный» (Михельсон). Даля и
цитирует составительница комментария к роману «Идиот» в Полном собрании
сочинений Достоевского Н.Н.Соломина (IX, 394); она также сообщает минимальный
перевод слова с греческого (отдельный, частный человек) и добавляет, что в
средние века оно означало «человека не слишком образованного или вообще
далекого от «книжной премудрости», но наделенного идеальными чертами и глубокой
духовностью». Далее следует ссылка на работу Р.И.Хлодковского, в которой затрагивается
последнее из перечисленных значений.
Действительно,
в греческом языке уничижительные значения в слове «идиот» не были первичными:
так назывался частный человек, вообще простой человек, незнатный; простой
солдат, рядовой в противоположность правителю, князю, полководцу. Невежа, неуч,
неопытный, несведущий человек (в противоположность) образованному,
посвященному, так же, как и прозаик (в противоположность поэту) — это уже
следующий этап в осмыслении слова. Обратим внимание на, так сказать, «диалогическую»
природу его значения, восприятие которого предполагало учет другого члена
оппозиции — того, с чем оно соотносилось, чему противопоставлялось. Очевидно, в
древнеримской культуре слово во многом утратило это богатство смысла («римляне
разумели под “идиотом” незнающего, неопытного человека, невежду и бездарность в
науках и искусствах»).
«Оживление»
слова происходит с началом христианской эпох..и, когда оно приобретает еще
один, впоследствии почти напрочь забытый, смысл — «мирянин». В таком значении
его употребляет ап. Павел в Первом послании к коринфянам. Говоря о
богослужебных собраниях апостолькой церкви, он призывает проповедующих
выражаться понятно для всех присутствующих… (1 Кор. 14: 16). В славянском и
русском текстах это слово переводится по-разному, но, кажется, в обоих случаях
его смысл передается не в полной мере. Слав.: «Понеже аще благословиши духом,
исподняяй место невежды, како речет, аминь, по твоему благодарению, понеже не
весть что глаголеши» (курсив мой. — А.К.). Показательно изменение, сделанное в
русском тексте — и в издании Русского Библейского общества 1823 года, и в
Синодальном переводе 1863 года, которыми пользовался Достоевский: «Ибо, если ты
будешь благословлять духом, то стоящий на месте простолюдина как скажет “аминь”
при твоем благодарении? Ибо он не понимает, что ты говоришь» (курсив мой —
А.К.). «Простолюдин» уже не «невежда». В данном случае имеется в виду простой
(рядовой) член церкви, но в апостольские времена иерархия еще не была жесткой,
ощутимо проявлялся дух равенства и проповедовать мог любой. На это указывает
митрополит Антоний (Вадковский): «Каждый член общества занимал положение
мирянина или 4*4TJ0H только до тех пор, пока слушал речь другого, а потом мог
занять место учащего, как только в его душе созревало слово назидания (1 Кор.
14: 16). Благодаря этой свободе слова проповеднического, при служении
апостольском происходил оживленный, искренний обмен речами в форме простого
домашнего разговора или беседы… (Деян. 20: 7, 11). И богослужебные собрания
первенствующих христиан в этом отношении представляют редкие, замечательные и
беспримерные явления в христианской Церкви». Интересно отметить, что смысловое
богатство слова «идиот» и однокоренных лексем было причиной их использования в
богословской литературе для передачи сложнейших значений. Это происходило в
период споров и поисков наиболее точных формулировок. Св. Афанасий тождество
Бога Отца и Бога Сына выражал греческим словом — собственность или
свойственность: Христос — собственный Сын Бога, собственный Отцу (ср. в Символе
веры: “Единосуща Отцу, Имже вся быша”). У св. Василия Великого 0H используется
для обозначения самоипостасности Лиц Св.Троицы: особенный. Св. Кирилл
Александрийский этим словом выражает отношения между Сыном и Св.Духом: Ему
(Сыну) собственный Дух. Он же пользуется словом для того, чтобы подчеркнуть
различие двух природ Христа. Из всех приведенных значений наиболее интересным
для нас является то, которое передает отношения сыновнего единства Христа с
Богом («собственный Сын», «собственный Отцу»). Не чужим, «своим» для Бога
представлен и «идиот» Мышкин.
П.Я.Черных
указывает, что в слове «идиот» «значение “умственно неполноценный человек”,
“кретин” не первоначальное, а позднее, возникшее на западноевропейской почве».
«Идиот» становится кретином, слабоумным в эпоху Ренессанса — эпоху восстания
против христианства, разрушения христианских ценностей. Именно этот момент, как
показывает Р.И.Хлодовский, отражен в «Декамероне» Бокаччо (4-я новелла Третьего
дня), где объектом осмеяния оказывается «идиотизм» персонажа, состоящего в
ордене св. Франциска Ассизского (правда, в русском переводе А.Н.Веселовского
слова «идиот», «идиотизм» не сохранены). Таким образом, говоря о князе Мышкине,
о романе в целом, нельзя не учитывать особого смысла, тайны слова «идиот». За лежащим
на поверхности, презрительным, пришедшим с Запада значением просвечивает
другое, восточное — «мирянин», то есть «рядовой, не облеченный духовным саном,
член христианской церкви». В свою очередь, в русском языке слово «мирянин»
также неоднозначно, помимо первого значения, оно имеет другие: это и сельский,
деревенский житель, член общины, мира; и один из людей, народа вообще. Понятно,
что все приведенные значения оказываются очень важными в случае с Мышкиным. Они
соответствуют его статусу: 1) христианин, не принадлежащий к клиру; 2) человек,
получивший воспитание не в городе, а в деревне (и в России, и в Швейцарии); 3)
человек-представитель своего народа и даже всего человечества (Ипполит говорит
о князе: «Я с Человеком прощусь» — VIII, 348). Воспринимаемое в таком — во
многом архаичном и эзотерическом уже для России XIX века — смысле, заглавие
произведения отвечает замыслу Достоевского создать роман о христианине (ср.:
«Роман. Христианин» — IX, 115; «христианином» и называет себя Мышкин — VIII,
317). И в античном обществе, и в эпоху Возрождения, и в современном ему мире
христианин воспринимался как ненормальный, идиот в уничижительном смысле этого
слова (для иудеев соблазн, а для эллинов безумие).
Неоправданным
оказывается безоговорочное применение к Мышкину чернового, установочного
определения «Князь Христос», когда Достоевский оставил нам другое, более точное
и закрепленное в основном тексте: идиот — мирянин, как бы явившийся из времен
апостольской церкви, живого христианства. Как христианин Мышкин стремится
подражать Христу (и в смирении тоже). Поэтому бестактным выглядит заявление,
что Христос из Мышкина не получился». Мог ли Мышкин (и Достоевский) на это
надеяться? Св. Франциск Ассизский именовал себя когда-то «осел Господен», имея
в виду, что есть Сеятель — Христос — и есть животное, помогающее Сеятелю
разбрасывать семена, — осел. Напомню, что мотив осла — и именно применительно к
Мышкину — возникает в романе (VIII, 48-49). Странно, что все эти моменты,
связанные с христианским умалением, самоуничижением, снижением, обратной по
отношению к античной культуре топикой, часто не учитываются в современных
исследованиях, в том числе в статье Т.Горичевой, где чуть ли не на каждой
странице употребляется слово «кенозис».
Акцентированное
в моей работе значение слова «идиот» (мирянин) не отменяет значимости его
привычной и очевидной в новое время семантики (душевнобольной). Но и этот смысл
также оказывается вовлеченным в общую — христианскую — систему значений романа.
Во-первых, идиотизм, в который впадает Мышкин, это кенотический, сниженный
вариант гибели (смерть героя выглядела бы благороднее, красивее). В то же время
финал Мышкина почти буквально соответствует заповеди Христа: «…да любите друг
друга, как Я возлюбил вас. Нет больше той любви, как если кто положит душу свою
за друзей своих» (Ион. 15: 12-13). В данном случае речь идет именно о душе
(ср.: «Ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее; а кто потеряет душу
свою ради Меня, тот сбережет ее» — Лк. 9: 24); Мышкин и теряет душу, а не
плоть. Это еще раз подтверждает то, что слово «идиот», со всем множеством
значений и историей его восприятия, поразительно соответствует христианской
природе образа Мышкина и поэтики Достоевского.
Возникает
естественный вопрос: знал ли автор романа «Идиот» все представленные здесь
значения интересующего нас слова? Я думаю — знал. У нас нет оснований
недооценивать богословских и историко-религиозных познаний Достоевского. Да,
сам писатель соглашался: «Ну кто из нас, например, силен в догматах. Даже и
специалисты-то наши в этом случае не всегда иногда компетентны. И потому
предоставим специалистам» (XXIV, 123). Однако понимать эти слова буквально —
это значит поступать подобно ниспровергателям Пушкина, которые в свое время
нигилистически прямолинейно трактовали его признание «мы все учились понемногу
чему-нибудь и как-нибудь…».
Конечно,
в романе Достоевского мы находим не догматическое изложение христианского
вероучения, а, если угодно, керигматическое описание основных его ценностей,
выполненное человеком, который постигал их не за кабинетным столом, а в
крепости, на эшафоте, на каторге — всей своей многотрудной, страстотерпной
жизнью. Однако последуем гению в его смирении и «предоставим специалистам»
судить о том, насколько чистым и полезным для христианства оказалось это описание.
Только не будем забывать, что не специалисты (книжники) первыми приняли — и
приняли сердцем — те идеи, что вдохновили Достоевского на создание романа.
