С.В. Перевезенцев 

Это
одно из самых ярких эмоциональных сочинений периода Смутного времени, в котором
выразились отклики на бедствия, постигшие Россию. 

Анонимный
“Плач о пленении и конечном разорении Московского государства” возник, по
предположениям В.Ф. Платонова летом — осенью 1612 г. в одном из провинциальных
городов, вероятно в Казани. Текст “Плача” использован составителем так
называемого “Казанского сказания”, компиляции, датируемой М.Н. Тихомировым теми
же месяцами 1612 г., к которым В.Ф. Платонов относит создание “Плача”. Сам
“Плач” рано получает общерусское распространение: в 30—40-е гг. XVII в. его
сокращенная редакция включается в сборник, составленный жителями Устюга
Великого (БАН, Арханг. К. 51), в 1672—1674 гг. входит в состав московской
исторической компиляции о Смутном времени (ГИМ, собр. Уварова, № 896). В XVII
же веке “Плач” был присоединен в качестве заключительной главы к “Сказанию
Авраамия Палицына”. Впервые был опубликован В.Ф. Платоновым. 

По
своему характеру “Плач” напоминает произведения XIII–XIV вв., в которых
древнерусские книжники пытались понять причины “гибели Руси” во время
татаро-монгольского нашествия. Более всего отдельные фрагменты “Плача” близки к
“Слову о погибели Русской земли”, ибо в зачине “Плача” его неизвестный автор
воспевает настоящую похвальную песнь России и ее красоте. 

Однако
в этом отношении автор “Плача” идет намного дальше автора “Слова о погибели
Русской земли”. И основная причина в том, что, по глубочайшему убеждению автора
“Плача”, к началу XVII столетия Россия стала истинным богоизбранным
государством. Поэтому эпитеты и понятия, которые в “Плаче” применяются к
характеристике России связаны не столько с описанием ее красоты, сколько служат
подтверждением ее богоизбранности — “преславныя”, “ясносияющия”, “превеликия”,
“превысокия”. “Многими леты” создававшееся Российское государство — это “пиргъ
(столп) благочестия” и “богонасажденныи виноград”, оно исполнено “християнскою
верою святою” и сияет “яко солнце на тверди небесней”, блеском своим
уподобляясь янтарю. Высота и слава “великия России” известна всему свету, а
сама Россия настолько возвысилась над всем миром, что стала страшна “бесерменомъ
и германомъ и прочим языкомъ”. А русский народ объявляется единственным
истинным “языкомъ християнским”. Ведь именно в России, в Успенском соборе,
вместе со вселенскими святыми отцами, свершались священные таинства “о спасении
въсего мира”, которая “яко другии рай бысть православнымъ благочестия ради”. 

Особо
подчеркивается значение Москвы, как богоизбранного города. Столица России,
Москва — это “высокоименитыи и преславно царьствующии град”, “самой земли око”,
“вселенней светлость”. Именно здесь в Успенском соборе хранится Владимирская
икона   Божией Матери и потому Москва является
единственном в мире городом, находящимся под покровительством Богородицы —
“Пречистыи Владычицы нашея Богоматере граде и наследие”. И Покров Божией
Матери, распростертый над Москвою, неоднократно спасал столицу России от
многоразличных напастей. В итоге же автор “Плача” именует Москву “дщерью Новаго
Сиона”, как бы развивая тот ряд идеалов-образов, которые возникли в России в
XVI веке, углубляя их ветхозаветные аналогии. 

Стоит
напомнить, что сами понятия “Сион”, “Израиль”, “Иерусалим” восходят к
библейской символике. Так, “Новый Иерусалим”, согласно Откровению Иоанна
Богослова, — это святой город, “новый, сходящий от Бога с неба”, символ чистоты
и правды, “ибо сила Божия осветила его” и “спасенные народы будут ходить во
свете его, и цари земные принесут в него славу и честь свою”. “Израилем” в
Библии называется избранный Господом народ. 

Столь
же глубок и образ “Сиона”, святой горы в Иерусалиме, в Библии трактуется как
“вышний Иерусалим”, как символ присутствия и благословения Божиего.
Следовательно, Москва, называемая “Новым Сионом”, в данном случае
воспринимается как избранный Богом город, таким же, как древний Иерусалим.
Образ “дщери (дочери) Сиона” также восходит к Библии — к книге пророка Иеремии.
Этот образ используется пророком Иеремией как символ неверной дочери,
нарушившей законы, установленные Господом-Отцом. Поэтому Господь грозит
неверной “дочери Сиона” многочисленными карами за ее грехи. 

Таким
образом, Москва, как “дщерь Нового Сиона”, — это богоизбранный город, который
забыл о Господе и погряз в грехах. Использование этого образа давало
возможность автору “Плача” оплакать греховность Москвы с одновременным
подчеркиванием идеи ее богоизбранности. 

Как
видно, текст “Плача” показывает, что идея особой богоизбранной судьбы России,
выраженная ранее в учениях “Москва — Новый град Константина”, Россия, как
“Третий Рим” и других, к началу XVII столетия стала не только общепринятой, но
и основной линией во всех религиозно-философских построениях русских мыслителей
этого периода. А ветхозаветная символика, уподобление России ветхозаветному
“богоизбранному Израилю” приобрели самое широкое распространение в сознании
людей и в религиозно-философской мысли рубежа XVI–XVII вв. 

Признавая
богоизбранность России, автор “Плача” испытывает тем большее потрясение оттого,
сколь быстро Российское государство “приятъ разорение и всеяднымъ огнемъ
погоре!”. Ведь это означает, что кары и наказания на Россию могли быть посланы
лишь Самим Господом. Причем наказания Божии столь велики, что даже “едина еси
спасителница и   хранителница” России, Богородица, “нас
остави”. Следовательно, идея “гибели Руси”, вроде бы уже ушедшая в прошлое,
вновь становится главным поводом для религиозно-философских размышлений. 

Ответы
на многочисленные риторические вопросы, которые ставит автор “Плача”, вполне
традиционен — “грехъ ради наших Божии превеликии гневъ разлияся”. Однако автор
“Плача” не останавливается на простой констатации данного факта, а дает развернутую
характеристику этих грехов, как бы показывая страшную картину морального
несовершенства, воцарившегося на Руси. По его мнение, бедствия, постигшие
Россию, содеялись Промыслом Божиим “за неправды и за гордение, и за грабление,
и лукавъство, и за прочая злыя дела”. Чуть ниже картина греховности
дополняется: “…Правда въ человецехъ оскуде, и воцарися неправда и всяка
злоба, и ненависть, и безмерное пиянъство, и блудъ, и несытное мъздоимание, и
братоненавидение умножися, яко оскуде доброта, и обнажися злоба, и покрыхомся
лжею”. 

В
данном случае автор “Плача” неслучайно употребляет множественное число — “и
покрыхомся лжею”. Дело в том, что столь глобальные потрясения могли быть
вызваны лишь глобальной же греховностью всего русского общества. Идея
глобального, всеобщего греха — одна из главных идей “Плача”. В тексте этого
произведения говорится: “От великих благородныхъ, от премудрыхъ и до простых, и
въкратце реку, — от главы и до ногу вси неисцелными струпы обязашася и Содома и
Гомора и прочихъ бесчисленныхъ бесовъских язвъ исполнишася”. Именно за всеобщие
грехи явился на Русь “предтеча богоборнаго анътихриста”, “сынъ тмы”, “сродникъ
погибели” — Лжедмитрий I, с появлением которого автор “Плача” и связывает
начало собственно Смутного времени. 

Однако
автор “Плача”, рассуждая о том, “сего ради падеся превысокая Россия, и разорися
толикии твердыи столпъ”, указывает и на конкретных виновников. Ими оказываются
русские цари, причем, все цари без исключения. Этим тезисом об особой
виновности всех русских царей “Плач” значительно отличается от других
сочинений, в которых анализировались причины Смуты. Ведь в данном случае
виновным оказывается и царь Федор Иванович, который обычно как раз исключался
из списка виновных, ибо прославлялся как “добродетельный” правитель. 

Само
появление подобного тезиса вполне объяснимо. Именно цари считались на Руси
истинными Помазанниками Божиими, которым русский народ доверил и управление
собой, и созидание “столпа благочестия” “превеликой” России. Следовательно,
цари несут личную ответственность за “разрушение” столь “твердого столпа”.
Поэтому-то автор “Плача” и считает возможным возвести на русских царей
многочисленные обвинения.  

Тезис
об особой виновности всех русских царей — это новое явление в истории русской
религиозно-философской мысли, свидетельствующий об определенном кризисе
устоявшихся, традиционных представлений о роли государя в русском обществе.
Понятие “царя” в той или иной степени стало утрачивать свою сакральность, свое
религиозно-мистическое значение. Во всяком случае, Смутное время, с его
безвластием и засильем многообразных самозванцев, серьезно потрясло
представления русских людей о царях, как Помазанниках Божиих. 

Однако
автор “Плача”, рисуя ужасные картины “разорения” России, не впадает в
абсолютный исторический пессимизм. По его твердому убеждению, Господь не
отвернулся от своего избранного народа, а послал России испытание для того,
чтобы русские люди очистились от грехов, вернулись к истинной вере и тем самым
заслужили бы вечное спасение в “горнем Иерусалиме”: “…Браздою и уздою, сиречь
скорбьми и бедами, востязуетъ насъ, да чада света и горняго Иерусалима сожители
будемъ и превечнаго будущаго живота и небесныхъ благихъ насладимся”. 

Поэтому
автор “Плача” стремится показать и пути выхода, пути спасения гибнущего государства.
Так, на страницах “Плача” возникает яркий образ патриарха Гермогена —
“непоколебимыи же столпъ благочестия, предивныи рачитель христианския веры,
крепкии твердыи адамантъ, человеколюбныи отецъ, премудрыи ерархъ”. Именно
устами патриарха Гермогена произносятся слова, которые и указывают путь
спасения России — всенародное покаяние: “…Со слезами и с рыданиемъ
всенародно, зъ женами и съ чады, притещи къ неотсекаемой надежди, ко
всемилостивому въ Троицы славимому Богу и просити милости и щедротъ у богаодателные
Его десницы, да подастъ вамъ разумъ благъ, еже творити душам своимъ полезная и
царствующему граду и окрестным градом благостройная, а не мятежная!”. 

А
в качестве примера истинно-православного поведения, который порождает надежду в
сердце автора “Плача”, он указывает на героическую оборону Смоленска, жители
которого “мученическими страданми изволиша лучше смерть восприяти”, нежели
изменить православной вере. Следовательно, сохранились на Руси еще люди,
способные своим мученическим подвигом искупить всеобщие грехи и тем самым
указать пример другим. Этих-то других автор “Плача” и призывает принять “страхъ
Божии въ сердца своя”, и всеобщим покаянием испросить Божией милости. 

“Плач
о пленении и о конечном разорении Московского государства” был услышан в России
и получил самое широкое, общерусское распространение. В 1620-е годы он читался
по церквям во время ежегодной праздничной службы иконе Казанской иконе Божией
Матери.  

Позднее
“Плач” включался в различные рукописные сборники, посвященные Смутому времени.