Сферы
деятельности и принципы объединения кооперации и общины
Сферы
хозяйственной деятельности
Как
известно, функции общины сложны и многообразны. Основная ее функция находилась
в сфере земельных отношений. Общество проводило переделы земли, распоряжалось
угодьями общего пользования, решало вопросы о выделении из общества. Оно также
решало вопросы о проведении землеустройства и о системе севооборота, определяло
начало сельскохозяйственных работ и т.д.
В
ходе революции функции общины в этом аспекте расширились, ибо контингент населения,
наделяемого землей, определился исключительно решениями общества. Лишь община
могла определить, кто конкретно и в какой очередности получал конфискованную
помещичью землю, кто лишался этого права и за кем из временно отсутствующих оно
сохранялось. Лишь община решала вопросы о приписке к обществу новых членов из
числа горожан и беженцев, о принудительном возвращении в общество ранее
вышедших из него хуторян. Община определяла, в каком размере – полном или
частичном – наделять землей пришлых. Община решала вопросы о выборе форм
землепользования, о выделе из общины на хутора, выселки. Общество выступало
истцом или ответчиком по земельным тяжбам между соседними обществами, Сход
выносил постановления и ходатайства об общественных нуждах, благоустройстве.
Сходу принадлежало определение жалоб и просьб по делам общественным. Жалобы по
делам общества практиковались и через особо выборных или ходоков. Сход
определял назначение мирского капитала, который расходовался на совместные
нужды, например на строительство общественных построек, наем пастухов и
специалистов, покупку сложного инвентаря и т.д.’ При покупке какого-либо товара
финансово-ответственном лицом в таких случаях являлось не крестьянство вообще,
не деревня, а сельское общество.
Среди
многообразных функций общины важнейшие следует отнести к области производства.
Община непосредственно не «пашет», за исключением общественных работ, но
производственный цикл сельскохозяйственных работ немыслим без участия и
непосредственного влияния мира. Сельское общество определяет начало пахоты,
сева, сенокоса, устанавливает характер севооборота, режим пастьбы скота,
порядок пользования общими угодьями, решает вопросы, связанные с
землеустройством и т.д.
Деятельность
кооперации – это преимущественно область сбыта и переработки
сельскохозяйственного продукта, а также иные вспомогательные операции,
обеспечивающие функциональность и жизнеспособность крестьянского хозяйства:
кредит, закупка товаров городского производства, страхование и т.д.
Производственная сторона затрагивается лишь слегка, хотя порой весьма сущностно.
Собственно
само же производство в, так сказать, «чистом» виде редко удавалось
кооперативным путем; к тому же, как правило, это были нестабильные,
нежизнестойкие объединения.
Получается,
что традиционно община никогда не занималась тем. чем занималась кооперация.
Крестьянин без согласования я санкции
сельского схода сам продавал продукт своего производства, сам перерабатывал то,
что требовало переработки, и сам покупал нужные в хозяйстве товары. Кооперативы
же, в свою очередь, тоже никогда не «пахали» и даже не помышляли о том.
При
таком разделении сфер деятельности община и кооперация существовали как бы
параллельно, без заметных признаков «перерастания» первой во вторую. При
доброжелательности друг к другу они могли сотрудничать, оказывать взаимопомощь
без всякой конкурентной напряженности.
И,
само собой разумеется, речь идет о кооперации не как о некоем заезжем торговце,
– ведь членами кооператива становились те же общинники. Но не все, а часть их.
Правда, существенная корректива: членами кооператива могли быть и крестьяне
соседних обществ. Уже этим самым кооперация являлась как бы межобщинной
организацией.
Разделение
сфер действия и влияния кооперации и общины для меня является принципиально
важным моментом, одним из краеугольных камней при нахождении различий между
кооперацией и общиной.
Но
может быть, вес так и возможно некоторое «у плотнее» сфер деятельности или их
сближение, взаимопроникновение в этом случае – даже «перерастание» общины в
артель? Ведь в литературе, напомню еще раз, уже отмечалось, что кооперация как
бы продолжала и развивала принципы коллективизма, заложенные в общине, и в этом
усматривалось их несомненное сходство и чуть ли не родство.
Вот
перед нами довольно простой случай. Этнограф И.В. Власова утверждает:
«Артельный способ хозяйствования был использован после 1917 г. при
образовании коллективных хозяйств – совхозовикоммун. В них действовал артельный
способ организации работ и распределения продукта. Путем аграрной реформы с
1918 г. предполагалось осуществить кооперирование сельского хозяйства
России. Кооперация должна была стать коллективным предприятием, «плодом
народного творчества», формой крестьянской производственной деятельности».
Здесь все не то и не так. Данный опыт не был использован, а кооперирование с
1918 г. не предполагалось. Напротив, с 1919 г. началось повальное
разрушение кооперации под видом ее реорганизации. Другое дело, в декабре 1918 г.
возник план коллективизации за 3 года, но он не состоялся.
Следует
обратить внимание на то обстоятельство, что практически одновременно появляется
другая статья И.В. Власовой, где она писала: «В 1920-х же артельный способ
хозяйствования стал применяться в широко распространившихся крестьянских
товариществах, которые как земледельческая кооперация с их общественной формой
труда и являлась истинной коллективизацией, каковой не стала коллективизация
1930-х; гг. и ее принудительностью».
«Истинная
коллективизация»… Что это такое? Да возможна ли она? А главное: нужна ли?
Зачем?
Большая
часть полемики вокруг общины сводится к тому, чтобы установить; способна ли община
«перерастать» в артель и если «да», то – при каких условиях?
Однако,
как бы хорошо не были развиты навыки и традиции общинного коллективизма, общине
все же не суждена такая эволюция. «Перерастание» в артель невозможно уже хотя
бы потому, что крестьянский труд по сути своей индивидуален,
а не коллективен. Зачем перерастать?
Это
кабинетные люди выдумали, что коллективный труд лучше, выгоднее, прогрессивнее
индивидуального. А у
крестьянина иное мнение, совершенно другой идеал, и, разумеется, не
коллективное хозяйство. Только его никогда ни о чем не спрашивали, ибо лучше
самого крестьянина знали, что ему нужно.
Да,
он хотел удобства городской жизни, но в город он не стремился. Да, он хотел
получать доход не меньший, чем у рабочего, но быть таковым не собирался. Да, он
не прочь получать выгоды крупного производства, но он не хотел в колхоз. Все
это могла предоставить кооперация, не нарушая деревенского индивидуального
хозяйствования и быта.
Гораздо
больший интерес представляет мнение очень уважаемого историка, академика Н.Н. Покровского:
«Как сейчас выясняется, – писал он, – основу этики крестьянской общины
составляли не уравнительные тенденции, а обычаи и нормы трудового права. Честно
нажитый, своим трудом добытый достаток всегда уважался в общине. Весьма
распространена была трудовая взаимопомощь. Внутриобщинные отношения строились
на. основах крестьянской этики, крестьянского понимания правды и
справедливости. В этом смысле общинные традиции могли бы помочь постепенному и
умелому внедрению после революции выгодных для крестьянина форм кооперации,
особенно снабженческо-сбытовой. Ведь недаром маслодельческая кооперация делала
в дореволюционной Сибири поистине экономические чудеса».
Итак,
позиция Н.Н. Покровского более эластична, – она не напрямую связывает
общину и кооперацию, и все же…
Все
же, думается, кооперация действовала не благодаря общине, а вопреки ей. И
свидетельство тому – различные, порой очень и очень несовместимые принципы
организации кооперации и общины.
Коллективизм
кооперации принципиально иной природы, нежели коллективизм общины. Он зиждется
на личной свободе и инициативе, а посему он добровольный.
Кооперация – это не столько коллектив, сколько союз
индивидуалов. Элементов коллективизма в общине гораздо больше.
Принципы
объединения в кооперации и в общине
Смысл
кооперации и общины, пожалуй, одинаков: взаимопомощь. Но способы и формы ее
осуществления различны.
Кооперация
– это форма добровольной экономической
самоорганизации мелких производителей и потребителей с целью борьбы с частным
посредником в области производства, сбыта и снабжения. В кооперации могут
обобществляться некоторые процессы труда в некоторых операциях, средства
производства, а также продукты трудовой деятельности для более выгодного их
сбыта.
Исходным
положением для определения сущности кооперации является следующее: кооперация –
это совместное приложение усилий капитала для осуществления какой-либо цели.
Условно говоря – «работа сообща». Но таковая вообще-то всегда и везде может
происходить добровольно или по необходимости. В кооперации – прежде всего,
выступает принцип добровольности объединения. Хотя «работа сообща» в кооперации
может возникать и в силу необходимости противопостановления посредничеству
Частного предпринимателя, крупного капитала и пр.
Иначе
обстоит дело в общине. Принцип объединения общины – принудительный,
обязательный для всех, «поголовный», ибо каждый, претендующий на надел земли,
должен быть приписан к сельскому обществу и не вправе выделиться из него без
специального на то решения сельского схода. Помимо совместного пользования
землей общинник имел право на долю в общественном капитале, других видах общего
хозяйствования и пр. Равным образом он нес и соответствующие обязанности перед
обществом: обязательность для всех самообложения, выполнение установленной
очередности несения натуральных повинностей и пр.
Главная
же веревка, по рукам и ногам связывавшая крестьян с общиной, была круговая
порука.
Естественно,
зависимость крестьянина от общины была не везде одинаковой. Скажем, в Сибири
принцип уравнительности не играл такой роли, как в центральной России. А на
Северном Кавказе крестьянин был подвижнее, предприимчивее, мене связан с
общиной, чем казак, которого к станичному обществу, помимо всего прочего,
привязывала еще и пожизненная воинская повинность.
Общинник
мог овладеть некоторыми навыками коллективного труда, покоившихся на традициях
общинного хозяйствования. Но даже простейшие объединения оставались
внутриобщинными объединениями. Революция давала возможность более свободно
выделяться трудовым объединениям из общины, но тот процесс не получил
сколько-нибудь массового развития.
По-разному
осуществлялось в общине и кооперации самоуправление. Органом управления
обществом являлся сельский сход, в кооперации же – собрание всех пайщиков.
По-разному
складывались взаимоотношения индивида с организацией в кооперации и в общине. В
общине они строились на строгой соподчиненное™ личности от сельского общества,
его полной зависимости от него, соблюдении жесткой регламентации хозяйственных
процессов, бытовых устоев, морально-этических норм и пр. В кооперации ничего
этого нет. Здесь объединяющее начало зиждется прежде всего на добровольности
вступления и лишь в силу этого возникает необходимость соблюдения производственной,
если можно так сказать, дисциплины. И чем ближе к XX в., тем более
взаимоотношения между общиной и индивидуумом приобретали конфликтный характер,
ибо консерватизм общины препятствовал развитию почина, самодеятельности и
независимости личности.
Суммируя
сказанное, можно вывести такую условную формулу отношений индивида в общине и в
кооперации. Кооперация – это коллективизм плюс личность, община – это
коллективизм минус личность. Именно коллективизм последнего рода был особенно
предрасположен к коллективизации сталинского образца и использован в этих
целях.
Такова
различная «общность» кооперации и общины. А кроме того была сфера, так сказать,
принципиального несовпадения. Кооперация – порождение капитализма, для общины
капитализм – начало постоянного разрушения; стихия существования кооперации – товарно-денежные
отношения, в то время как общину они разрушают. Зато хозяйственная
натуральность, замкнутость – стихия общины, как болото гибельны для кооперации.
В
заключение, в подтверждение сказанному можно привести слова известного
экономиста Б.Д. Бруцкуса из его неопубликованной статьи, хранящейся в
семейном архиве. Бруцкус писал: «Очень часто кооперацию хотят связать с
первобытными социальными институтами, в первую очередь с сельской общиной, особенно
в России, где еще с начала настоящего столетия существовала сельская община с
общим пользованиями, принудительным севооборотом и периодическими переделами,
очень охотно усматривают в сельской общине основу для развития кооперации.
Между подобными образованиями как сельская община с кооперацией существуют
принципиальные различия. Сельская община возникла органически, в нее не
вступали и обычно даже не могли выделить из нее своего хозяйства. По
терминологии недавно скончавшегося германского социолога Тенниеса такое
социальное образование как сельская община является общностью. Но кооперация не
является органически возникшей общностью. Это сознательно созданное объединение
для достижения определенных хозяйственных целей; в такое объединение не
врастают.
Точки
соприкосновения
Проводившаяся
до сих пор мною схема достаточно жестка и не оставляет вроде бы места для
соприкосновения интересов общины и кооперации. Но это не так. Точки
соприкосновения были.
Прежде
всего, исходные позиции: и кооперация, и община прививали любовь к труду,
приобщали, на свой лад, к культурным ценностям, духовной чистоте. Уже на этой
основе в крестьянине могло проснуться любопытство к кооперации и даже более
глубокий интерес.
Наибольшая
вероятность соприкосновения крестьян и даже всего общества с кооперацией могла
возникнуть в области переработки сельскохозяйственных продуктов, например,
молока. Соприкосновение вызывает интерес, возникает вероятность вступления в
кооператив. Такова природа возникновения некоторых маслодельных артелей. И мы
видим даже коллективное членство в кооперации, т.е., когда все общество
вступает в кооператив по переработке и сбыту молочной продукции. Такие сведения
приводит П.Н. Зырянов. В своей монографии он пишет, что в Московском уезде
в 1909 г., возникло два молочных товарищества, объединившие 15 селений. В
общей сложности они поставляли в Москву 60–70 ведер молока ежедневно. «Здешняя
община, – заключает Зырянов, – начинала как бы врастать в систему кооперации».
Факг
и вывод автора весьма примечательны. Факт интересен тем, что дает подсказку:
возможно, что в районах хорошего сбыта создавались неплохие предпосылки для
вхождения крестьян в кооперацию, и, напротив, отсутствие близлежащего рынка,
вероятно, затрудняло таковые образования. Вывод же привлекает к себе внимание
тем, как Зырянов квалифицирует ситуацию; он употребляет выражение: община
«врастает» в систему кооперации. Именно «врастает», а не «перерастает» в
кооператив.
Интересный
случай описан в кандидатской диссертации Е.Е. Бекбаевой. В 1898 г. в
поселке Конюховский Петропавловского уезда Акмолинской области местные казаки
задумали создать «общественную маслодельню», Автор
считает, что эта организация имела «предкооперативный характер» на том
основании, что участвовали «все домохозяева сельского общества, сдающие молоко
на завод и не сдающие молока», а выручка становилась «мирским капиталом». Я не
собираюсь вступать в полемику по поводу выяснения кооператив это или еще нет,
для меня важна сама тенденция образования кооператива всем сельским обществом, т.е.
здесь обнаруживается то, что мы ищем.
Однако,
к сожалению, это все, что
пока мне известно.
Подобная
картина наблюдалась и по другим видам кооперации, в том числе и после
революции, особенно в начале 20-х годов, когда власти еще не столь активно
поддерживали и поощряли. В Знаменской волости Тамбовской губ. имелось 4
товарищества по аренде государственной земли. Их обследование показало, что
членами товарищества были многие крестьяне, но их основную массу составляли
средние и зажиточные. На этом основании выводы комиссии были довольно
отрицательными: несмотря на то,
что товарищества охватывали «очень большую группу крестьян и очень работающих»,
эти товарищества, якобы, под кооперативной вывеской скрывали «капиталистическое
содержание», что ничего, якобы, кооперативного в них нет, что они представляли
опасность для всего дела кооперирования. В этом, собственно, и состояло
понимание, а вернее – непонимание, большевиками сути кооперативной работы и их
принципиальное расхождение в подходах к кооперации с теоретиками и практиками
мирового, в том числе и российского, кооперативного движения.
Кооперация
не заинтересована во вступлении в кооператив всех
членов общества, ибо от бесхозяйствующих элементов, равно как
и от маломощных, толку нет. Да и сами эти слои не заинтересованы в кооперации.
Пути
и способы проникновения кооперации в деревню
Естественно,
нельзя представлять дело так, что кооперация легко проникала
в крестьянскую среду. Однако, что значит проникала? Не есть
ли кооперация, скажем, сельскохозяйственная кооперация, самоорганизация
крестьянства?
В
самом деле, если вспомнить работы А.В. Чаянова, то увидим, что в его
трактовке кооперация есть как бы продолжение семейного крестьянского хозяйства б.
Следовательно, кооперация есть результат усилий самого крестьянства? Однако,
думается, что это сугубо теоретический подход, некая абстракция. На самом же
деле инициатива крестьян, если таковая и была, непременно вступала во
взаимодействие с внешними факторами, одни из которых оказывали содействие,
другие могли препятствовать.
И
даже, несмотря на наличие инициативной группы крестьян, гораздо больше было
таких, которые не знали, что такое кооперация, для чего ока нужна. Сплошь и
рядом, и не обязательно в глубинке, идея организации кооператива наталкивалась
на глухую; стену непонимания и недоверия, порожденные неосведомленностью
крестьян, их невежество, инерционность мышления. Поэтому крестьяне, желавшие
создать кооператив, остро нуждались в организационной и просветительской помощи
кооперативных организаций для разъяснения>населению смысла и задач будущего
кооператива, становлению его первых шагов, материальной и иной поддержки.
И
здесь наиболее эффективным орудием преодоления недоверия к кооперации служило
надежное средство – демонстрация выгоды от участия в кооперации.
Традиционно
считаете, что если кооперация, – то это выгодно. Редко, кто идет дальше
абстрактных примеров. Получается на удивление просто: организуй кооператив, а
народ, «увидев выгоду и проявив заинтересованность» сам пойдет в него. На деле
же все не так. Да, умом мужик может понять эту посылку, а где и в чем конкретно
эта выгода? Крестьянин конкретен.
Впрочем,
крестьянин может осознать и «сверхвыгоду», т.е. возможность получить выгоду и
без всякой кооперации.
Иной
раз выгоды, ну напрочь, не светится никакой. Так вроде бы было при организации
до революции вологодских молочных артелей. Так почему же они возникли? А
единственно с целью преодолеть ненужного крестьянам частного посредника. Так, может
быть, в этом и была выгода?
Но,
наверное, самым главным при организации кооператива являлось решительность.
Решится, наконец, сделать шаг не как все. а по собственной воле и размещению,
преодолеть косые или насмешливые взгляды односельчан. Решиться, наконец,
преодолеть чувство, близкое, может быть, к ощущению предательства по отношению
к обществу. Все же легче, когда огулом затевается нечто. Возможно, все было
проще, тем не менее, это обстоятельство нельзя сбрасывать со счета.
«Посягая»
на крестьянина, кооперация не затрагивала права и прерогативы общины в
традиционных сферах ее действия. Прежде всего, в сфере производства, включая и
традиционные технологии. Проникновение кооперации в деревню шло через самые,
так сказать, уязвимые для общины места, т.е. в тех точках, где влияние общины
на крестьянина было наиболее слабым или таковых вообще не было. Это сфера сбыта
произведенного продукта. Здесь крестьянин оказывался предоставленным сам себе и
распоряжался своим продуктом по своему усмотрению: продавал его, когда хотел,
кому хотел, и где хотел. Вот этим-то и «воспользовалась» кооперация, взяв на
себя сбытовые функции крестьян. Точно также свобода выбора оставалась у
крестьянина и в сфере приобретения необходимых ему для производства и быта
товаров городского изготовления. Возможность проникновения предоставлялась и в
области кредита, ибо мирской капитал для названных целей не годился, ему
уготовлено было другое назначение.
Постепенно
эти «лазейки» могли расширяться и опять же в тех областях, где община ничего не
могла серьезно противопоставить или была слаба: переработка готовой продукции,
организация мелиорации, случных пунктов, страхования скота и т.д.
Для
успешного рождения и функционирования кооператива все же недостаточно личной
решимости, благожелательного патронажа заинтересованных организаций, включая
общину, наличия минимума капитала, важным является необходимость наличия и ряда
благоприятных условий: удобных путей сообщения и коммуникации, близость рынка,
уровня товарности района и пр. На голом месте при самом горячем энтузиазме
участников ничего не добьешься.
Особенно
важным являлось знание рынка, спроса на наиболее ходовые товары и продукты,
знание сильных и слабых сторон конкурентов, в первую очередь частных
посредников. Таким образом, необходимо было знать тот исходный комплекс
вопросов, которые мы нынче включаем в модное понятие «маркетинг». Об этом
неоднократно напоминали теоретики и практики кооперативного движения, в
частности много писал об этом А.В. Чаянов.
Восприятие
крестьянами кооперации зависело от характера, особенностей сложившегося типа
общины. Так, в губерниях Центрального Черноземья преобладали многодворные
селения, что вело к чересполосице, многополосиие и дальноземелью. Выделение на
хутора и отруба в годы столыпинской аграрной реформы было гораздо менее
активным, чем в других губерниях, например, в западных. Это обстоятельство
связано с неразвитостью капиталистических отношений в ЦЧО, а также с тем, что в
условиях частых засух, нехватки пастбищ и пр. вести полностью автономное
хозяйство было затруднительно. Поэтому, если крестьяне и решались выйти из
общины, то предпочитали отруб, а не хутор.
Частые
переделы земли в ЦЧО объяснялись не столько особенностями и качеством земли,
сколько были выражением более чем где-либо уравнительных тенденций.
После
погрома хуторян в период аграрной революции 1917–1918 гг. наблюдался
процесс восстановления и укрепления общины. Наиболее наглядно он проходил в
ЦЧО. Участковое землевладение заметно сократилось, а общинное охватило 98–99%
всех крестьянских земель.
Для
многодворных селений ЦЧО было характерно значительное число бедняцких хозяйств.
Община служила для них своеобразным социальным защитным механизмом, поддержкой
маломощных хозяйств от разорения.
В
этих условиях кооперации работать было непросто, но все же легче, чем в
Центральном Промышленном районе.
Большим
препятствием для организации кооперации являлось отходничество. Наиболее
развитым оно было в Центрально-Промышленном районе. Как правило, отходник,
неплохо зарабатывая на стороне, «является домой «с мошной», отлично справляется
с налогом, одевает, обуваете свою семью и даже остается на выпивку». Это
неоспоримый факт и никакие декреты, никакие льготы не заставят его идти в
коллектив». Свое же хозяйство такими крестьянами ведется спустя рукава. Поэтому
им никакие кооперативы не нужны. Так писал крестьянин П.В. Белов деревни
Полубратово Быковской волости. Тверского уезда н губ. 6 марта 1928 г. в
«Крестьянскую газету».
Итак,
часть крестьян таких районов находили выход из положения в постоянных
заработках на стороне, остальные же «коренные» землеробы оставались из-за
малоземелья в тяжелом положении. И лишь с расширением их землепользования могло
бы слегка улучшится их положение.
Сибирская
община, где идеи и традиции уравнительности были не с голь сильны, как в
Европейской России, предоставляла большие возможности индивидуальным действиям,
а, следовательно, и возможность более легкого проникновения кооперации в
крестьянскую среду. Недаром здесь быстро и успешно проявилась маслодельная
кооперация.
Многое
зависело от успешных действий или, наоборот, бездействия самой кооперации. Из
одной деревни Титовской волости Нижне-Ломовского уезда Пензенской губ. 6 мая
1926 г. сообщали: «Унасдаже кооперацияполучиларутательную поговорку,
например; «Меня кооперация кругом опоясала» и не дает, значит, развернуться. Мы
лично, например, состояли в кооперации членами 5 лет, и в 5 лет мы не получили
пользы на 5 коп».
Другой
случай. Письмо крестьянина В.А. Белова из хуторов Ваковских Селезневской
волости Слободского уезда Вятской губ. от 23 ноября 1927 г.: «Теперь
помощь можно получить только языком сколько хочешь да газетой, а пошел просить…
в кредитное товарищество, там ответ: «Мало ли что написано, а у нас нет
разрешения». С тем и уходишь…»,
Разумеется,
для 20-х годов приходится принимать во внимание широко развившийся бюрократизм
кооперативного аппарата и, стало быть, отрыв его от кооперированных масс,
вырождение самой кооперативной сущности этой организации, угасание
кооперативного духа. Особенно примечателен отрывок из второго письма. Он
выдержан в сугубо советском духе.
Конечно,
важное значение имело и доброжелательное или, по крайней мере, не враждебное
отношение местной администрации, содействие земства, местной интеллигенции,
различных общественных организаций и т.д. Но главное, повторяю, – поддержка со
стороны уже существовавших кооперативов. Вот почему приходится говорить не о
самовозникновении кооперации в деревне, а о ее проникновении туда.
Многое
зависело от энтузиастов кооперативной работы, их квалификации, навыкам и умению
в избранной специализации. Так, возникновение первых молочных артелей в России
связано с энтузиастом молочного дела Н.В. Верещагиным. Прежде чем наладить
артельное молочное производство в России, Верещагин и увлеченные его идеями
соратники Бландов и Бирюлев изучали техническую сторону молочного производства
в Германии, Англии, Франции, Голландии, Швейцарии, Дании, Швеции. В 1866 г.
Верещагин организует первую общественную крестьянскую сыроварню в Тверской
губ., а затем были запущены еще несколько, Работа первых сыроварных артелей
показала острую необходимость их поддержки со стороны земств, общественных
организаций, заинтересованных лиц сразу по нескольким параметрам. Прежде всего
проявилась потребность в мастерах и организаторах сыроваренного дела, далее,
конечно же, деньги и, наконец, третье – это материально-техническое обеспечение.
И артелям оказали помощь земства, Вольное экономическое общество и др.
И
все же главное зависело от властей, их отношения к кооперативным начинаниям.
Возьмем элементарный случай. Исходным шагом образования кооперативов является
явочный принцип организации, т.е. без предварительного на то разрешения
властей. В годы т. н. перестройки советские историки с гордостью отмечали
наличие этого принципа образования кооперативов в годы нэпа. Но этот принцип
впервые был введен первым законом о кооперации принятом еще при Временном
правительстве, в марте 1917 г. Да, он сохранялся в годы нэпа, но
всесильная бюрократическая машина нашла-таки способ торможения. Так, 17 апреля
1925 г. Сибирский революционный комитет сообщал в СНК. РСФСР, что согласно
законодательству возникающие первичные кооперативы обязаны регистрировать свои
уставы в губземуправлениях. Однако громоздкость уставов делала их малопонятными
для крестьян и не отвечала простейшим задачам первичного объединения,
препятствуя тем самым кооперированию даже передового крестьянства. Огромные
сибирские расстояния, малограмотность населения, крайне подозрительное
отношение к многословным обязательствам, сложным «обрядностям» и отпугивали
крестьян. Время диктовало торопиться со всеми видами сельскохозяйственных
работ, не оставляя возможности для преодоления бюрократических рогаток. Поэтому
в Сибири насчитывалось единицами бычьи, случные, семенные, машинные и др.
кооперативы, несмотря на осознание населением их большой полезности. Такая
ситуация не только сдерживала рост соответствующих отраслей сельского хозяйства,
но и парализовывала развитие сельскохозяйственного кредита, так как в состав
кредитных товариществ не могли вступать объединения лиц, не имевших надлежаще
утвержденных уставов, а посему и не признанными лицами юридическими.
Еще
более сложной ситуация представлялась для сезонных артелей, созданных для
временных целей: лесные для углежжения, смолокуренные, дегтярные, сплавные и др.
Известный
русский экономист Н.П. Огановский ставил в свое время очень важный вопрос:
«Может ли кооперация являться выразителем интересов народа, в частности,
деревенская кооперация «Нет,
не может. И вот почему. В кооперацию входят не все крестьянство в целом, а
только часть, притом более зажиточная. Правда, с течением времени, по мере
развития кооперативного движения, в него все более и более вовлекаются массы
рядового, среднего крестьянства…. Но, если, быть может, во многих местах теперь
преобладает крестьянин-середняк, то до нижних слоев крестьянской массы – малоземельных
и безлошадных – кооперация до сих пор не докатилась… А потому даже и теперь
кооперация не может служить представителем всего крестьянского населения в его
целом».
Огановский
был, безусловно, прав. Эти слова были опубликованы в 1917 г. Но они оказались
справедливыми и десять лет спустя. И напрасно Советская власть вела классовую
кооперативную политику, направленную на подъем беднейших слоев деревни.
Кооперация им не была нужна, а деньги, предназначенные для втягивания бедноты в
кооперацию, уходили как в песок.
Попутно
следует заметить, что данное обстоятельство еще раз демонстрирует нам
невозможность одновременного «старта» в кооперацию всех членов общины: и
богатых, и средних, и бедных. Таким образом, община не могла, не разрушаясь,
целиком трансформироваться ни в артель, ни в сбыто-снабженческие формы
кооперации.
Однако
видимо, не стоит абсолютизировать эта положение. Крестьянское сообщество в
форме общины, особенно на рубеже XX в., не следует рассматривать
изолированно, как некую абстракцию. Все большее количество связей втягивало
общину в общенациональную жизнь. С приближением революционных событий 1917 г.
нарастала политизация деревни. Рождались, если можно так сказать, определенные
зачатки и навыки политической культуры,
Выгодна ли
кооперация фермеру?
Выступившая
с докладом на международной конференции «Менталитет и аграрное развитие России»,
Н.Л. Рогилина о 20-х годах XX в. говорила: «Центральным, базовым
противоречием российской деревни оставалось противоречие между уравнительными
установками общинного крестьянства, ориентированного на моральную экономику и
этику выживания и шагами новизны, связанными с механизмами частной
собственности и хозяйственной свободы… Способы разрешения данного противоречия
представители ведущих аграрных школ – организационно-производительной и
либеральной – видели по-разному. Первые в развитии кооперации Как массового и
приемлемого для общинного крестьянства, вторые – в создании фермерства, как
точек экономического роста и трудовой напряженности».
Вызывают
сомнение два положения Н, Л. Рогалиной. Во-первых, противопоставление
«кооперация – фермер» надумано и неуместно. Фермеры в равной мере, если не в
большей, заинтересованы в кооперации, особенно на первых порах своего
хозяйствования. Общинники, выделившиеся на хутора, остро нуждались в финансовой
поддержке, и они довольно быстро вступали в кооперативы. Процент их
кооперированности повышался заметно. К тому же община уже не связывала их
инициативу.
Что
касается общинников, то община в целом не
была заинтересована в кооперации. В ней нуждались лишь хозяйствующие элементы.
Кстати, ведущий представитель организационно-производственного направления А.В. Чаянов
как раз на это обращал внимание. Он показал, что социальной базой
сельскохозяйственной кооперации являются прежде всего капиталистически
развитые, товарные хозяйства. Бедняку в кооперации делать было нечего.
Во-вторых,
равным образом вызывает недоумение выделение, как якобы «базового
противоречия», противоречие, грубо говоря, между общинной и частной
собственностью на землю. Да, таковое было, но не всегда центральным и не везде.
А как быть, например, с государственной собственностью на землю в Сибири, где
таковая была преобладающей и вполне устраивала крестьян? А как быть с идеей
общенародной собственности на землю, которую крестьяне активно выдвигали в 1917 г.?
Как
показали последние исследования Н.Ф. Иванцовой, крестьяне Сибири вовсе не
были сторонниками частной собственности, напротив, многие поддерживали
общенародную собственность. Проанализированный Иванцовой материал свидетельствуют
о том, что идею общенародной собственности поддержали 77,1% делегатов, за
общинную собственность высказалось 6,7%, за частную и государственную – 9,5%;
6,7% передалимневие своих избирателей о том,
что земля должна быть коллективной,
За
общенародную собственность на землю стояли не только крестьяне Сибири, но и
большинство крестьян Центральной России. Как показал «Крестьянский наказ» именно
эта форма собственности была признана наиболее целесообразной.
Менее
всего мне хотелось бы быть заподозренным в категоричности моих наблюдений и
выводов. Россия велика и пестра. И крестьяне были разными. Тамбовский мужик
рассуждал иначе, чем, скажем, вятский, и совсем не так, как сибирский.
Последний же, кстати, вовсе даже и не считал себя русским мужиком. Своеобычен
бил казак. Я уже не говорю о якутах, туркестанских дехканах и пр.
В
свете сказанного как-то нелепой представляется сама мысль о модном ныне
изучении «менталитета» российского крестьянина «вообще», о «бинарности» его
сознания и прочих высоких материях. Особое недоуменение вызывает вторжение в
эту сферу иностранцев. Они так «насобачились» в понимании «менталитета»
русского мужика, словно всю жизнь ходили в онучах, пили самогон и ели лаптем щи.
Необозрим
диапазон мнений, настроений. Величайшей ошибкой было бы все усреднять. Взять
хотя бы вопрос о земле. Общеизвестно традиционное: крестьянин хотел земли. Но…
Какой крестьянин? Вообще? Среднестатистический?
Конечно
же, необходимо различать: сибирский крестьянин или переселенец в Сибирь, казак
Дона и Кавказа или иногородец тех же мест, орловский мужик или вологодский, И
все вместе разве не хотели земли вообще?
Какой же дурак откажется от земли? Вспомним рассказ Льва
Толстого «Сколько человеку земли надо?». Жадность людская границ и меры не
знает. Таким образом речь может идти о разумной мере
желания. Но можно ли провести грань между объективной потребностью и
субъективным желанием? Желанием, которому нет предела! ‘
В
свою очередь, как определить количество объективно необходимой земли для
каждого хозяйства? Очевидно, в качестве признака можно взять наиболее
жизнестойкий для данной местности тип хозяйства и сделать расчеты наподобие
расчетов А.В. Чая – нова. Когда же есть возможность
беспредельно расширять землю, тогда не возникает органической потребности к
интенсификации хозяйства. Зачем? От доб: pa добра не ищут. Правда, это одно из
условий, но, видимо, главное.
Революция
совершилась в огромной, дикой, слабо коммуникабельной стране, чрезвычайно
пестрой в географическом, этническом, экономическом, культурном и пр.
отношениях. Стране, где одинаковое революционное
сознание, большевистская идеология внедряла повсеместно, и в городе, и в
деревне, и а метрополии, и в колониях. Дикие меры в дикой стране. Преодолеть
дикость не просто. За 70 с лишний лет она обогатилась самодовольством,
невежеством.
В
свое время я выступил в печати относительно возможных путей аграрного развития
России в XX в.– Я отмечал, что кооперативная эволюция – один из возможных
путей, в котором найдется место и фермеру. Но Россия велика и пестра, и ее
нельзя ограничивать одним-двумя вариантами. Учесть возможности всех их – дело
безнадежное.
Все
ожидали разумного, – случилась же революция.
Кооперированный
и некооперированный
крестьянин
Крестьянин-общинник
зависел от общества во всем. И прежде всего его зависимость проявлялась в
производстве. В обществе издавна был установлен порядок: начинать работать
вместе и одновременно, т.е. пахать, возить навоз, сеять, косить, жать. В этом
было не только следование устоявшимся обычаям и порядкам, но и практический
смысл. Например, приходилось строго следить за соседом, чтобы он не выехал
раньше косить свою полосу лугов, иначе будут «закосы». Или: не пришлось посеять
хлеб во время, когда сеяли все, то и получится, что ко времени уборки урожая,
твои посевы оказались недозревшими. Но общество эхо не касается, и оно
приказывает убрать поле, поскольку оно уже предоставлялось под пастбище для
скота. Поэтому спел или зелен твой хлеб, а убирай, иначе скот всего села его
съест. Так что запаздывать нельзя, но и торопиться негоже, – если раньше
уберешь свою полосу, то «побьют» убранный хлеб. Надо добавить наличие
принудительного севооборота. Да уже перечисленного достаточно, чтобы понять,
насколько, не то, что трудно, а невозможно и даже бессмысленно, проявлять свою инициативу
в чем-то, скажем, в попытках улучшения плодородия своих наделов.
А
вечные переделы! Говаривали: крестьянин не столько работает, сколько проводит
время в дележках. Дележка покосов, дележка ярового клина, озимого. И не только
земли. И все это со спорами, драками, тяжбами.
Хорошему,
рачительному хозяину в таких условиях невозможно проявить инициативу по
улучшению своего хозяйства; рано или поздно все его попытки в этом направлении
увенчаются крахом. И вот он живет по принципу: «Живи как все, не высовывайся».
В
этих условиях вступать, допустим, в кооператив, – смелость. А что скажут люди?
А как сосед? А как… Много еще всяких «как».
Я
коснулся немного производственной сферы. А ведь еще есть общественное мнение,
мораль, быт, семья, обычаи, которые тоже пропитаны общинными установлениями.
Да,
община блюла своего члена в строгости и моральной чистоте. Она строго
наказывала своего «порочного» отщепенца. Община могла перекроить твою судьбу,
если считала, что есть необходимость ее серьезного вмешательства.
…Мужику
преклонных лет, одинокому, бесхозному сельское общество рекомендовало жениться
на женщине, имевших восьмерых детей. И вот по этому поводу в харчевне у него
состоялось такое объяснение:
«–
Так это ты для ребят?
–
Сказывают так, что для ребят, а по мне хошь бы и не жениться; потому как я
домом никогда не живал, мастерства никакого, окромя лаптей, не знаю; да вот на
той неделе призывает меня помощник. «Беспременно тебя, – говорит, – надо женить
и водворить». Я было просить его зачал: нельзя ли, мол, ваше благороди,
как-никак ослобонить? «Ну, нет; я, – говорит, – не могу; как мир». Кликнули на
сходку. Сейчас говорит мне старшина: «Дается, – говорит, – Киндюшка, тебе
земля, сколько-то там земли; ну и жениться тебе, – говорит, – надо: потому, – говорит,
– что тебе так болтаться?» Яну стариков-то отпрашиваться стал; нету, загалдели,
загалдели, – женить! Ну, делать нечего. С миром-то нешто сговоришь?».
Не
станем выяснять, чем обернулось мужицкое счастье, какое приобретеньеце получила
женщина и как долго радовались дети-сиротки. В данном случае я обращаю внимание
на сам принцип, вернее – на его живучесть.
Данное
происшествие случилось а 1863 г. Похожее наблюдаем и в 20-е годы XX в.
На сей раз, используя право наказания «порочного» члена общества, «прикрепляют»
девку к мужику. Случай описан И. Соколовым-Микитовым: «В Кочанах сосватали
«спрокудившую» девку Проску… в соседнюю деревеньку Кручу. Отдают потому, что в
этой семье единственный придурковатый сын: «Двор не станут ломать!».
Хочу
обратить внимание на следующее обстоятельство. Нас ни в коем случае не должно
волновать: справедлив ли данный общинный обычай. Во-первых, ответить однозначно
невозможно, каждый случай нес свой ответ. А, во-вторых, и это главное, в этом
обычае своеобразной социальной защиты одних и наказания других просматривается
все то же вечное стремление крестьян по своему пониманию справедливо решить тот
или иной вопрос, а именно: восстановить нарушенный баланс семьи и хозяйства как
ячейки общества. И в этом также усматривается принцип уравнительности.
Община
сформировала особый социально-психологический тип крестьянина с весьма стойкими
традиционалистскими установками, переходящими из поколения в поколение.
Мелочная опека мира культивировала безинициативносгъ и иждивенчество, личная
ответственность растворялась в коллективной. Л.В. Данилова и В.П. Данилов
на Международной конференции, посвященной ментальности крестьянства справедливо
отметили: «Крестьянская ментальность – ментальность общинная. Она формировалась
в рамках замкнутого локального сообщества – сельской соседской общины,
выступавшей как социальный институт, регулировавший жизнь крестьянского
сообщества и его связи с внешним миром, как хранитель и транслятор
производственного и социального опыта, всей системы ценностей крестьянских
миров. На общине замыкались основные проявления жизнедеятельности крестьянина и
его сознания, естественно, не могло быть иным, нежели групповым, общинным».
Кооперация,
вторгаясь в крестьянский мир, принципиально ничего не меняет. Но исподволь
накапливает в крестьянине элементы нового. Поэтому появляется и разница между крестьянином
кооперировании и некооперированным. Обычно историки, экономисты, публицисты не
анализировали сути и значения происходивших в кооперированном крестьянине
изменений и уж, тем более, не пытались осмыслить вероятные последствия этих
перемен.
А
между тем с кооперированным единоличником происходила определенная
трансформация. 
Через
кооперацию крестьянин уже зависит не только от общества, но и от рынка. И чем
дальше, тем больше. Какие-то изменения претерпевала и личность самого
крестьянина. Возникают новые интересы. Расширяются представления о
взаимоотношениях людей. Богаче становится картина мира.
Кооперация
стимулировала необходимость умения читать и считать, желание быть грамотным в
экономике и агрономии и пр.
В
свою очередь, освобождающийся от влияния общины, кооперированный крестьянин сам
начинает оказывать воздействие на общество, внося в него нечто новое,
приобретенное на кооперативной работе, например, деловую хватку. Однако всегда
ли бывало так? Похоже, что я беру идеальный случай. Согласен.
В
самом деле, даже будучи кооперированными, крестьяне в значительной своей части
оставались пассивными, воздействие кооперации на них оказывалось
незначительным. Кстати, В.И. Ленин прав, когда писал о предпочтительности
активного, сознательного участия народа в кооперативных делах.
Все
это так. Но в данном
случае речь идет о принципиальной возможности влияния кооперации, которая не
всегда обязательно превращается в реальность. Это другой вопрос. Тем не менее
имеется достаточно много фактов, свидетельствующих о непосредственной
заинтересованности крестьян в кооперации. Лишь только пассивное участие не дало
бы такого мощного кооперативного движения, которое развернулось в России с
начала XX в. Поэтому, несмотря ни на что, незаметно и постепенно под воздействием
кооперации, община не укреплялась, а разрушалась. Именно исподволь, а не резко
и насильственно, как при столыпинской
аграрной реформе.
Община
и кооперация оказывали различное влияние на человека. Здесь, видимо, все
построено на противоположностях: кооперация и община «тянули» крестьянина не однонаправлено,
а в разные стороны.
Община
держала человека в рамках
старых представлений Кооперация решительно рвала с ними. Она была
заинтересована в новом
человеке: инициативном, грамотном, рисковым, смело преодолевающем рутину и
консерватизм. Общине, напротив, ближе был человек, вобравший и сохранивший
обычаи, традиции, культуру предков, их жизненный опыт, ориентиры, ценности. «И
деды со вшой жили – худого не было». Вот реакция на нововведения и критику
старого, устоявшегося быта, непринятие ее Вот она – вечная загадка русской
натуры. (Иностранцы, изучающие ныне т. н. «менталитет» русского мужика,
поставили для себя непосильную задачу)
Очевидно,
неверно говорить о том, что община «вгоняла» крестьянина в темноту, но она держала
его в ней, «консервировала» невежество; кооперация же вырывала крестьянина на
свет божий
Но
было нечто, объединявшее усилия: и община, и кооперация прививали любовь к
труду, культурным ценностям, духовной чистоте.
Тем
не менее, именно многовековая община, а не кооперация формировала русский
характер и его загадочность. И даже тогда, когда уже не было ни общины, ни
кооперации. Общинные традиции оказались сильней. Да это и понятно: классическая
кооперация в России не просуществовала и сотни лет, в то время как община
насчитывала свою многовековую историю
Советский
коллективизм, видимо, черпал свою силу в далеком прошлом, сам не отдавая в этом отчета
Собственно,
рудименты этого института дают повод публицистам, писателям, историкам вновь
уповать на общину, надеяться на возрождение в русском человеке некоего
общинного духа.
Кооперация,
разрушая общину и натуральную замкнутость хозяйства, трансформировала в этом
процессе и самого крестьянина в работника иного типа Кооперация разрушала
крестьянина как универсального сельскохозяйственного работника. Тем самым
стратегически она действовала в направлении
раскрестьянивания. Но это была цивильная и безболезненная форма
раскрестьянивания.
И
община, и кооперация являлись, можно сказать, постоянно сопутствующими
факторами эволюционного воздействия на крестьянина. Однако, в XX в. он
претерпел воздействие таких чрезвычайных факторов, которые определили по-новому
всю его дальнейшую судьбу. И мы никоим образом не можем обойти этот сюжет.