О Мартынове Н.С.

Дата: 12.03.2014

		

            Вопрос «М.Ю.
Лермонтов и госпожа Адель Оммер де Гелль» отразился во многих сочинениях о
поэте. Большинство из них было написано в первой половине двадцатого века, уже
в советское время, когда обличать во всех грехах царское самодержавие и,
особенно, николаевскую эпоху, было идеологически модно. Вспомним некоторые из
них: повесть «Штос в жизнь» Бориса Пильняка, «Мишель Лермонтов» Сергея
Сергеева-Ценского, «Тринадцатая повесть о Лермонтове» Петра Павленко, роман
«Бегство пленных, или История страданий и гибели поручика Тенгинского пехотного
полка Михаила Лермонтова» Константина Большакова.

            Нет надобности
доказывать, насколько была политизирована вся наша жизнь на протяжении
десятилетий. Это относится не только к беллетристике, но и к литературоведению.
По версии, бывшей в сущности, официальной, главной причиной гибели Лермонтова
была ненависть царя к поэту-бунтарю, и усилия исследователей-лермонтоведов были
направлены в основном на  обоснование этой версии. Причем роль организатора
дуэли отводилась князю А.Васильчикову, сыну одного из царских любимцев. Так,
Э.Герштейн называет А.И.Васильчикова скрытым врагом поэта и посвящает ему целую
главу своей книги «Судьба Лермонтова» под названием «Тайный враг». О.П. Попов
считает, что роль князя Васильчикова «больше сочинена, чем изучена, и вряд ли
была значительной». (См. : Попов О.П. Лермонтов и Мартынов // Мера. –
Санкт-Петербург, 1994. — № 4. – С.84-90).

            Главную роль в
трагедии у подножия Машука, безусловно, сыграл Николай Мартынов, и следует
прежде всего обратиться к его личности и к истории его отношений с поэтом,
отказавшись при этом от его примитивной характеристики, которая давалась ему на
протяжении долгого времени: якобы был глуп, самолюбив, озлобленный неудачник,
графоман, всегда находившийся под чьим-либо влиянием.

            Во-первых, назвать
его неудачником нельзя – ведь в свои 25 лет он имел уже чин майора, в то время
как сам Лермонтов был всего лишь поручиком Тенгинского полка, а его
литературный герой – Максим Максимыч, всю жизнь прослуживший на Кавказе,
штабс-капитаном.

            Глупым он тоже,
скорее всего, не был. Например, знавший его декабрист Н.И. Лорер писал, что
Николай Соломонович имел блестящее светское образование. Сам факт длительного
общения Лермонтова с Мартыновым говорит о том, что последний не был примитивным
человеком и чем-то был интересен поэту.

            Вообще-то однокурсником
Лермонтова по Школе юнкеров был старший брат Николая Соломоновича Михаил
(1814-111860). Однако именно Николаю суждено было стать убийцей поэта.

            Они оба родились в
октябре (только Лермонтов годом раньше), оба закончили Школу юнкеров, были
выпущены в Конную гвардию (Мартынову, кстати, довелось служить в одном полку с
Дантесом), да и на Кавказ они отправились одновременно. В тяжелой компании 1840
года они участвовали в экспедициях и многочисленных стычках с горцами. И оба
писали об этой войне стихи.

            О поэтических опытах
Мартынова принято отзываться пренебрежительно. Его самого часто называют
«графоманом» и «бездарным рифмоплетом». Вряд-ли справедливо

называть его так. Мартынов редко
брался за перо, и все написанное им может поместиться в совсем небольшую
книжку. Стихи его действительно не выдерживают сравнения с лермонтовскими. А
чьи, собственно, могут выдержать подобное сравнение? Хотя есть у него строфы
вовсе неплохие. Вот, например, как иронически он описывает парад в своей поэме
«Страшный сон»:

                                   Как
стройный лес, мелькают пики.

                                   
Пестреют ярко флюгера,

                                   Все
люди, лошади велики,

                                   Как
монумент царя Петра!

                                   Все
лица на один покрой,

                                   И
станом тот, как и другой,

                                   Вся
амуниция с иголки,

                                   У
лошадей надменный вид,

                                   И
от хвоста до самой холки

                                   Шерсть
одинаково блестит.

                                   Любой
солдат – краса природы,

                                   Любая
лошадь – тип породы.

                                   Что
офицеры? – ряд картин,

                                   И
все – как будто бы один!

            Пробовал Мартынов
свои силы и в прозе: сохранилось начало его повести «Гуаша» — где
рассказывается о печальной истории влюбленности русского офицера в «молодую
черкешенку необыкновенной красоты»: «Судя по росту и по гибкости ее стана, это
была молодая девушка; по отсутствию же форм и в особенности по выражению лица,
совершенный ребенок; что-то детское, что-то неоконченное было в этих узких
плечах, в этой плоской, еще не налившейся груди…

— Представь себе, Мартынов, ведь
ей только 11 лет! Но  что это за дивное и милое создание!

И взгляд его при этих словах был
полон невыразимой нежности.

— Здесь, князь, в 11 лет девушек
замуж выдают… Не забудьте, что мы здесь не в России, а на Кавказе, где все
скоро созревает…

            С первого дня, как
увидел Долгорукий Гуашу (так называли молодую черкешенку), он почувствовал к
ней влечение непреодолимое; но что всего страннее: и она, с своей стороны,
тотчас же его полюбила… Случалось, что в порывах шумной веселости она забежит к
нему сзади, схватит его неожиданно за голову и, крепко поцеловав, зальется
громким смехом. И все это происходило на глазах у всех; она не выказывала при
том ни детской робости, ни женской стыдливости, не стесняясь даже несколько
присутствием своих домашних.

            Все мною слышанное
крайне удивляло меня: я не знал, как согласить в уме своем столь вольное
обращение девушки с теми рассказами о неприступности черкесских женщин и о
строгости нравов вообще… Впоследствии я убедился, что эта строгость существует
только для замужних женщин, девушки же у них пользуются необыкновенной
свободой…»

            Главное же сочинение
Мартынова – поэма «Герзель-аул» — основано на личном опыте. Оно является
документально точным описанием июньского похода в Чечню 1840 года, в котором
сам Мартынов принимал деятельное участие:

                                   Крещенье
порохом свершилось,

                                   Все
были в деле боевом;

                                   И
так им дело полюбилось,

                                   Что
разговоры лишь о нем;

                                   Тому
в штыки ходить досталось

                                   С
четвертой ротой на завал,

                                   Где
в рукопашном разыгралось,

                                   Как
им удачно называлось,

                                   Второго
действия финал.

                                   Вот
от него мы что узнали:

                                   Они
в упор по нас стреляли,

                                   Убит
Куринский офицер;

                                   Людей
мы много потеряли,

                                   Лег
целый взвод карабинер,

                                   Поспел
полковник с батальоном

                                   И
вынес роту на плечах;

                                   Чеченцы
выбиты с уроном,

                                   Двенадцать
тел у нас в руках…

            Интересно, что в
творчестве Мартынова тоже правдиво отразились реалии того времени. Есть в нем,
например, упоминание о знаменитых кавказских кольчугах:

                                   Джигиты
смело разъезжают,

                                   Гарцуют
бойко впереди;

                                   Напрасно
наши в них стреляют…

                                   Они
лишь бранью отвечают,

                                   У
них кольчуга на груди…

            Достаточно
реалистично описывает  он сцену смерти раненного в бою русского солдата:

                                   Глухая
исповедь, причастье,

                                   Потом
отходную прочли:

                                   И
вот оно земное счастье…

                                   Осталось
много ль? Горсть земли!

                                   Я
отвернулся, было больно

                                   На
эту драму мне смотреть;

                                   И
я спросил себя невольно:

                                   Ужель
и мне так умереть:..

            Схожие сцены можно
найти и у Лермонтова, в знаменитом стихотворении «Валерик», созданном на
материале той же летней кампании 1840 года. Неудивительно, что Мартынова впоследствии
обвиняли и в «попытке творческого состязания» с Лермонтовым, и в «прямом
подражании».

            Однако взгляды на
войну были различны. Лермонтов воспринимал происходящее на Кавказе как
трагедию, мучась вопросом: «Зачем?» Мартынову эти сомнения были неведомы. Он
находился в полной уверенности в праве России применять против неприятеля
тактику выжженной земли (вопрос, на котором российское общество раскололось на
два лагеря и в наши дни):

                                   Горит
аул невдалеке…

                                   Там
наша конница гуляет,

                                   В
чужих владеньях суд творит,

                                   Детей
погреться приглашает,

                                   Хозяйкам
кашицу варит.

                                   На
всем пути, где мы проходим,

                                   Пылают
сакли беглецов.

                                   Застанем
скот – его уводим,

                                   Пожива
есть для казаков.

                                   Поля
засеянные топчем,

                                   Уничтожаем
все у них…

            Наверное, это дело
будущих исследователей оценить по-достоинству, как исторический источник,
подобные сочинения. Однако, надо признать – в них много правды.

            Считается, что в этой
же поэме Мартынова содержится шаржированный портрет Лермонтова:

                                   Вот
офицер прилег на бурке

                                   С
ученой книгою в руках,

                                   А
сам мечтает о мазурке,

                                   О
Пятигорске, о балах.

                                   Ему
все грезится блондинка,

                                   В
нее он по уши влюблен.

                                   Вот
он героем поединка,

                                   Гвардеец,
тотчас удален.

                                   Мечты
сменяются мечтами,

                                   Воображенью
дан простор,

                                   И
путь, усеянный цветами,

                                   Он
проскакал во весь опор.

            О какой блондинке
пишет в своих стихах Мартынов мы можем только догадываться…

            Возвращаясь к вопросу
о причинах и поводе роковой дуэли у подножья Машука, хотелось бы заметить, что,
пожалуй, из всех исследователей, посвятивших целые тома этой проблеме, наиболее
близко к решению давней загадки подошел О.П.Попов. В своей статье «Лермонтов и
Мартынов» он проанализировал все возможные причины столкновения. И все они не
кажутся ему достаточно вескими для того, чтобы продиктовать столь суровые
условия поединка.

            История Сальери и
Моцарта? – Конечно нет. «Ничего подобного в Мартынове обнаружить невозможно, —
пишет О.П.Попов, — и на роль Сальери он не годится». – Действительно, ведь
Мартынов, собственно, не закончил ни одного своего литературного произведения.
Видимо, не счел главным для себя литературное призвание. Хотя… У каждого Моцарта
есть свой Сальери. Небезосновательно опровергает Попов и версию В.Вацуро,
писавшего в свое время: «Ни Николай 1, ни Бенкендорф, ни даже Мартынов не
вынашивали планов убийства Лермонтова – человека. Но все они – каждый по-своему
– создавали атмосферу, в которой не было места Лермонтову – поэту».

            Мартынов убил именно
Лермонтова – человека. Как можно было создавать атмосферу, в которой не было бы
места Лермонтову – поэту, непонятно. Вот и получается, что, если отбросить
вздорные выдумки о том, будто дуэли не было вовсе, а убил поэта подкупленный
казак (версия Короткова, Швембергера), остается в лермонтоведении неразрешенная
загадка с именем «Adel», да еще версия о защите
Мартыновым чести сестры. Опровергая последнюю, Олег Пантелеймонович Попов
говорит о том, «что сестра гордилась тем, что ее считают прообразом княжны
Мери», а , следовательно, в защите чести не нуждалась. Ну, сестра-то, может, и
гордилась. Да только вот родственникам это никак не нравилось. Опять-таки
вопрос культуры и менталитета того времени. Ведь есть же свидетельства о том,
что не только досужие сплетники, но и вполне серьезные читатели романа
Лермонтова (Грановский, Катков) увидели в княжне Мери младшую сестру Мартынова,
причем считали, что княжна, как и ее мать, изображена в невыгодном свете. А что
касается истории с пакетом писем Натальи, переданных из дома Мартынову через
поэта, видимо, наложившей ранее негативный отпечаток на отношения приятелей, то
хоть лермонтоведы и убедительно доказывают, что никакой вины тут Лермонтова не
было, — пакета он не вскрывал, писем не читал и не уничтожал, но мать Мартынова
– то думала иначе…

            По нашему мнению
очень важными в рассуждениях о преддуэльной ситуации оказались два момента:
во-первых, необходимость соединить версию истории отношений Лермонтова с
француженкой Adel с версией о защите Мартыновым чести
сестры, Во-вторых, не менее важно было разобраться с вопросом датировки
пребывания Адель Оммер де Гелль на Кавказе, чего до сих пор не сумели сделать
лермонтоведы. И только введение в научный оборот материалов Карла Бэра
(применительно к лермонтоведению это впервые было сделано нами – Е.С.)
позволило аргументировано говорить о том, что французская путешественница
находилась на Кавказе с 1839 по 1841 год включительно.

            Таким образом,
вырисовывается на наш взгляд вполне убедительная версия ссоры Лермонтова с
Мартыновым. Ведь не могла же быть настоящей причиной ссоры пустяшная, даже не
обидная шутка, сказанная Лермонтовым по-французски на вечере в доме генерала
Верзилина: «Горец с большим кинжалом» (montaqnard au qrand poiqnard).
«Мартынов, когда хотел, умел отшучиваться, в конце концов, мог и прекратить
знакомство, сохраняя свое достоинство», — пишет О.П.Попов.

            Произошедшее в
Пятигорске расценивается нами как большая человеческая трагедия. Трагедия
непонимания. Несовпадения двух менталитетов, двух взглядов на жизнь.
Добропорядочный, встроенный в социальную структуру общества своего времени
Мартынов и трансцендентальный лирик, которому суждено было стать музыкой души
своего народа. Он не был рожден для того, чтобы воспроизводить биологическую
массу. У него было иное предназначение, которое дается одному из миллионов.
Осознать это предназначение не сумели многие современники Лермонтова.

            Да и сегодня можно
еще услышать множество вопросов об этой сложной, многогранной натуре. Наверное,
понять его можно только с позиций философского знания. Именно поэтому мы
обращаемся с заметным опозданием к трудам русских религиозных философов
Данилевского, Соловьева. С их помощью нам предстоит понять во всей глубине и
жизнь великого Лермонтова, и его творчество, ставшее самым дорогим камнем в
сокровищнице русской литературы.

Дополнение.

            Интересный эпизод мы
встречаем в труде Д.М. Павлова «Прототипы княжны Мери» (отдельные оттиски из
газеты «Кавказский край» №№ 156 и 157 1916 года). Он приводит остроту, которой
обменялись, якобы, Лермонтов и Мартынов:

— «Женись Лермонтов, — говорил
ему его самоуверенный товарищ, — я сделаю тебя рогоносцем».

— Если мое самое пламенное
желание, — будто бы ответил поэт, — осуществится, то тебе, любезный друг, это
будет невозможно.

            Далее Павлов пишет:
«Из этих слов Мартынов заключил, что Лермонтов «имеет виды на руку его сестры».
Догадки эти, однако, не оправдались. В 1841 году Лермонтов интересуется уже
другими видными прелестницами и делает это на глазах у брата своей бывшей
симпатии…

            Вполне допустимо, что
именно эта перемена фронта дала семье Мартыновых мнимое право высказывать
утверждение, что «Лермонтов компроментировал сестер своего будущего убийцы»
(Русский Архив, 1893, кн.2. – С.610, кн. Д.Оболенский). А это обстоятельство, в
связи с раздутой историей о распечатанном будто-бы поэтом письме и дневнике Натальи
Соломоновны, сыграло, как известно, роль самой главной причины в истории
ненависти Мартынова к своему бывшему другу…

            Недаром собравшаяся
во дворе Чилаевской усадьбы, в которую было привезено бездыханное тело поэта,
толпа повторяла слух, что причиной дуэли послужила барышня.

— Дуэль-то произошла из-за
барышни!, — крикнул кто-то производившему следствие подполковнику Унтилову
(Карпос, Рус.М., 78. – 1890., С.ХП).

Скачать реферат

Метки:
Автор: 

Опубликовать комментарий