Реферат
Историография истории России в конце 70 – первой половине 80-х
годов ХХ в.


Историографическая
ситуация. Изменение историографической ситуации наметилось вскоре после
Октябрьского (1964 г.) Пленума ЦК КПСС когда в политике более или менее четко
обозначился поворот к сталинизму. На XXIII съезде партии прозвучал прямой окрик
в адрес ученых-историков, всей интеллигенции: «Не ворошите культовскую тему,
сталинизма у нас больше нет». По воспоминаниям А. Е. Бовина, после ухода Н. С.
Хрущева «давление сталинистов многократно усилилось. Отношение Брежнева к этой
проблеме, насколько я могу судить, было неоднозначным. Как политик, он понимал,
что «полномасштабная», гласная, точнее громогласная реабилитация Сталина
невозможна, что она окажет в целом отрицательное воздействие на обстановку в
стране, на авторитет СССР за рубежом. Но как человек, сформировавшийся в
сталинские годы и Сталиным выдвинутый на руководящие посты, он симпатизировал
Сталину и внутренне не мог принять его развенчание. В этом он находил полную
поддержку многих товарищей из Политбюро и Центрального Комитета, которые прошли
сходный жизненный путь и примерно одинаково оценивали Сталина. Имя Сталина стало
все чаще всплывать в мемуарной литературе, в разного рода книгах и статьях…
Воспоминания эти имели, как правило, апологетический характер. Начался
постепенней дрейф в сторону от решений XX и XXII съездов партии» (Бовин А. Е.
Перестройка: правда о социализме и судьба социализма // Иного не дано. М.,
1988. С. 536).
Поворот к сталинизму
был замечен историками, некоторые из них активно выступили против попыток
прервать десталинизацию в области исторической науки. В этом плане весьма
показательно выступление А. Я. Авреха в Институте истории АН СССР в феврале
1966 г. «Со всех сторон, — говорил он, — начали весьма усиленно доказывать, что
«период культа личности Сталина» — определение неправильное, предлагают слово
«период» выкинуть, оставив три остальных слова. Я тоже считаю, что выражение
«период культа личности» неудачно и ненаучно… Давайте вспомним историю
создания этой формулы. Ведь вначале она состояла всего из двух слов: «культ
личности». Но главное здесь в том, что эти два слова были специально изобретены,
специально придуманы исходя из соображений «политической целесообразности».
Ведь это нарочно туманный, неопределенный и, я бы сказал, бессодержательный
термин. Придуман он был для того, чтобы избежать настоящего, точного
определения, которое дать было совсем нетрудно, но так казалось лучше,
целесообразнее. По тем же соображениям целесообразности имя Сталина в формуле
отсутствовало. Был «культ личности», но неизвестно чьей. Затем логика вещей
заставила прибавить слово «период», ибо всем стало ясно, что невозможно
употреблять эту формулу вне времени и пространства. Теперь предлагают
произвести обратное действие: вместо арифметического сложения — вычитание. Этот
процесс собираются осуществить в обратном порядке: сначала убрать слово
«период», затем, надо полагать, настанет очередь второго вычитаемого слова
«Сталин»…» (Цит. по: Ганелин Р. Ш. Творческий путь А. Я. Авреха //
История СССР. 1990. № 4. С. 105).
Постепенно стали
возрождаться догматизм и начетничество. В 1967 г. ЦК КПСС принял Постановление
«О мерах по дальнейшему развитию общественных наук и повышению их роли в
коммунистическом строительстве», сыгравшее существенную роль в этом процессе.
Одним из первых шагов
по зажиму исторической науки явилась оценка книги А.М. Некрича «22 июня 1941
года» как антисоветской и антипартийной. В 1967 г. ее автор был исключен из
партии и вскоре покинул страну. В 1969 г. из Советского Союза выехал доктор
исторических наук М. Я. Геллер. Он обосновался в Париже и стал преподавать в
Сорбонне. Позднее М. Я. Геллер и А. М. Некрич в соавторстве выпустили
обобщающую книгу «Утопия у власти. История Советского Союза с 1917 года до
наших дней».
Существенной критике
была подвергнута серия книг «Вторая мировая война в исследованиях,
воспоминаниях, документах». Был рассыпан набор книги «Оборона Ленинграда»,
содержащей критический анализ неподготовленности СССР к войне. Была запрещена
публикация мемуаров Б. Л. Ванникова «Воспоминания наркома» (увидели свет в 1988
г.), снят с издания коллективный труд «Вторая мировая война в цифрах и материалах»
под редакцией маршала Советского Союза М. В. Захарова. В 1969 г. журнал
«Коммунист» опубликовал статью «За ленинскую партийность в освещении истории
КПСС», в которой целая группа историков (А. X. Бурганов, Б. М. Лейбзон В. А.
Дунаевский, Ю. А. Красин) была подвергнута резкой критике. Им инкриминировались
поиски «всевозможных, чаще всего сомнительных, фактов об ошибках и
недостатках», «попытки пересмотра проверенных жизнью истин» (Голиков В.,
Мурашов С, Чхиквишвили И. и др. За ленинскую партийность в освещении истории
КПСС // Коммунист. 1969. № 3. С. 72).
В 1969 г. группа
научных сотрудников Института всеобщей истории АН СССР под руководством М. Я.
Гефтера выпустила сборник «Историческая наука и некоторые проблемы
современности», в котором был поставлен вопрос о «новом прочтении»
марксистко-ленинской исторической концепции. М. Я. Гефтер пытался доказать, что
теория марксизма чем дальше, тем больше лишается своей изначальной всеобщности.
Противоречие между всеобщностью и историзмом, утверждал он, реализуется в двух
направлениях: «С одной стороны, завоевание диалектикой новых областей, ее
экспансия, достигающая в наше время максимальных, сравнительно с прошлым,
масштабов. А с другой, тенденция марксизма к сужению, сосредоточению на
специфически «своем», к «сжатию ядра»» (Цит. по:
Шурбованский Г. П. Обсуждение некоторых проблем методологии истории // Вопросы
истории. 1971. № 10. С. 159). Естественно, что подобная постановка вопроса была
подвергнута уничтожающему разносу. В феврале 1971 г. состоялось заседание Бюро
Отделения истории АН СССР, на котором были заслушаны докладу И. И. Минца и М.
П. Кима. Напомнив ряд основных положений марксизма, они перешли к анализу
сборника «Историческая наука и некоторые проблемы современности». Они отметили
что книга содержит серьезные ошибки теоретического и конкретно-исторического
характера. Останавливаясь прежде всего на проблеме освоения
марксистско-ленинского наследия, докладчики подвергли критике заявление
редакции сборника (в его предисловии) о необходимости «нового прочтения»
исторической концепции марксизма-ленинизма. Значительное место докладчики
отвели трактовке в книге проблемы соотношения социальных законов и исторических
фактов. Они отметили, что в ряде статей сборника чувствуется стремление
преувеличить роль отдельных, случайных фактов истории и недооценить наличие
общих законов, определяющих исторический процесс. Так, в докладе М.П. Кима было
приведено следующее высказывание М.Я. Гефтера: «То, что историческое событие,
подчас третируемое с высоты «всеобщих законов», не раз меняло ход истории,
определяя и судьбы народов, и реальную форму прогресса, кажется прописной
истиной, когда речь идет о таких событиях, как Октябрьское восстание, победа
которого зависела от сотен обстоятельств, еще сейчас не вполне выявленных до
конца, или Московское сражение 1941 г., исход которого в роковые минуты зависел
от возможности закрыть «дыру» в линии фронта небольшими группами советских
людей. Ясно… что такие случайности значат столь много именно потому, что они
сродни закономерности…». «Приведенная выдержка, — сказал М. П. Ким, — это
нагромождение ошибок и теоретического, и фактического характера. Объяснение
Октябрьского восстания 1917 г. и Московского сражения 1941 г., их победоносного
исхода как закономерного, а не случайного, М. Я. Гефтер называет третированием
этих событий. Почему? Потому что, по его мнению, эти события, сыгравшие столь
важную роль в истории, — результат стечения случайных обстоятельств.
Опровергать это утверждение М. Я. Гефтера — значит излагать хрестоматийную
истину марксистско-ленинской исторической науки…» (Там же. С. 160).
В конце 60-х — начале
70-х гг. фактически возродился порочный метод подмены научных дискуссий
проработочными кампаниями. Примером может служить разгром «нового направления»,
представители которого (П. В. Волобуев, К. Н. Тарновский, А. А. Аврех, Л. М.
Иванов, В. В. Абрамов и др.) пришли к выводу, что степень зрелости и
материальных предпосылок революции явно завышались, а блок ее совершивших
политических и классовых сил первоначально был более широким. В их системе
доказательств фигурировало положение о многоукладности экономики России в
начале XX в., которое явилось основным объектом «зубодробительной» критики. В
марте 1972 г. в Отделении истории АН СССР по указанию заведующего отделом науки
и учебных заведений ЦК КПСС С.П. Трапезникова С.С. Хромовым и Ф. М. Вагановым
был организован диспут о многоукладности, завершившийся принятием разгромного
постановления (в 1988 г. оно было отменено как противоречащее задачам
перестройки в исторической науке). Однако сторонники «нового направления» не
сдавались. В том же 1972 г. в Свердловске был подписан в печать сборник
«Вопросы истории капиталистической России. Проблемы многоукладности», в котором
взгляды «еретиков» были представлены достаточно полно. В марте 1973 г. в отделе
науки ЦК КДСС состоялось совещание, на котором А. И. Данилов, А. Л.
Нарочницкий, П. Н. Поспелов, Г. В. Шарапов, А. П. Косульников и другие оценили_
«новое направление» как идеологическую диверсию. Директор Института истории СССР
член-корреспондент АН СССР П. В. Волобуев был освобожден от должности, отлучены
от науки и его коллеги. Так, в связи с критикой «нового направления» А. Я.
Аврех с 1972 по 1977 г. не опубликовал ни одной работы и писал «в стол». Он был
переведен в сектор источниковедения, которым специально не занимался. А. Я.
Аврех подвергался проработкам, был найден и персональный «грех» — тезис о
крестьянстве как массовой опоре царизма до 1905 г., переиначенный в
приписываемое, ему утверждение о том, что царизм выражал интересы крестьянства.
Параллельно возрождению
сталинизма формировалась идеология «бодрячества» и завышенных оценок развития,
теоретической базой которой стала концепция развитого социализма. Впервые
положение о развитом социализме было выдвинуто Л. И. Брежневым в докладе в
связи с 50-летием Октябрьской революции и повторено на XXIV съезде КПСС (См.:
Брежнев Л. И. Ленинским курсом: Речи и статьи. М. 1973. Т. 2. С. 92; XXIV съезд
Коммунистической партии Советского Союза: Стенографический отчет. М., 1971. Т.
1. С. 62). Учение о развитом социализме было объявлено крупнейшим вкладом в
теорию марксизма-ленинизма. Было заявлено, что в советском обществе
«осуществляется гармоничное развитие всех его сторон: экономической,
социально-политической и идеологической», ему присуще «планомерно
организованное и неуклонно растущее народное хозяйство», «распределение
осуществляется по количеству и качеству труда», «социалистическая демократия
получает всестороннее развитие, становится всенародной, охватывает все стороны жизни
общества» (См.: Федосеев П. Н. Марксизм в XX веке. М., 1977. С. 584 — 585).
Через призму этой теории стали рассматриваться многие проблемы истории.
Анализ
историографической ситуации конца 60-х — первой половины 80-х гг. позволяет
согласиться с оценками авторов коллективного сборника «На пороге кризиса»,
которые писали: «Брежневское руководство представляло собой консервативное,
аппаратно-бюрократическое начало в партии, и оно органически вписывалось в
сталинскую административно-командную систему, свято охраняя ее догматы,
предрассудки и пороки. Со своей стороны концепция развитого социализма
способствовала консервации этих пороков, поскольку она уводила в сторону от
наболевших проблем, от реальных противоречий общества» (На пороге кризиса:
нарастание застойных явлений в партии и обществе. М., 1990. С. 63).
Разработка проблем
дореволюционной отечественной истории. Разработка проблем отечественной истории
в конце 60-х — середине 80-х гг. велась широкой сетью исследовательских
учреждений. Для этого периода было характерно увеличение числа работ
специалистов различных достаточно узких исторических дисциплин (археологов,
этнографов, востоковедов и т. д.), а также филологов, философов,
искусствоведов.
Чрезвычайно важным
явлением отечественной историографии ранних этапов истории Восточной Европы
были первые опыты типологии обществ на этой территории. Особую роль сыграла
здесь монография А. П. Новосельцева, В. Т. Пашуто, Л. В. Черепнина «Пути
развития феодализма (Закавказье, Средняя Азия, Русь, Прибалтика)» (1972 г.), в
которой были рассмотрены вопросы возникновения и формы феодальной земельной
собственности (частной и государственной), типы феодальной зависимости и
эксплуатации, изменение форм общинной организации, характер взаимосвязи
этнических и социальных процессов и т. д. (Подробнее см.: Развитие советской
исторической науки: 1970 — 1974. М., 1975. С. 12). Общий вывод был сделан Л. В.
Черепниным, В. Т. Пашуто, В. Д. Назаровым, которые писали: «…В аспекте
общественного развития средневековой поры европейский регион страны дает
широкий спектр разнообразных структур: доклассовые – этническо-племенные,
родовые и патриархально-общинные у народов Севера; раннеклассовые —
княжения-земли у части народов Северного Кавказа, мордвы и ижорян;
территориально-политические конфедерации княжений-земель у землевладельческих
народов (пруссов, эстонцев, латышей) и у кочевых (аваров, печенегов, торков,
половцев). Наконец, собственно раннефеодальные государства — Хазария, Булгария,
Древняя Русь и Литва, — сохраняющие сложный, многоэтнический облик и
различающиеся как по уровню и характеру феодализации, так и по господствующей в
них идеологии (иудейство, мусульманство, христианство, язычество). Древняя Русь
предстает при этом как сильнейшее среди государств региона, как наследница богатого
культурного достояния оседлых и кочевых народов, сменявших друг друга в Евразии
на протяжении столетий» (Изучение отечественной истории в СССР между XXIV и XXV
съездами КПСС: Дооктябрьский период. М., 1978. С. 8 — 9).
К сожалению,
типологический подход в ряде случаев приводил к ошибочным построениям. В 1975
г. в Алма-Ате вышла книга О. Сулейменова «Аз и Я», в которой высказывалась
мысль о совпадении уровня цивилизаций Руси и «Поля». Автор писал даже о «как бы
вассальной зависимости отдельных русских княжеств от степных ханов». При этом
игнорировался сравнительный анализ земледельческих и кочевых обществ (См.:
Обсуждение книги Олжаса Сулейменова // Вопросы истории. 1976. № 9. С. 147-154).
К крупным обобщающим
работам следует отнести вышедшую в 1980 г. монографию В. И. Буганова, А. А.
Преображенского и Ю. А. Тихонова «Эволюция феодализма в России:
Социально-экономические проблемы», в которой дана «сквозная» авторская
трактовка вопросов территории и расселения, классово-сословного строя,
сельского хозяйства и промышленности, торговли, классовой борьбы.
Проблемы генезиса
феодализма на Руси решались в конце 60-х — начале 80-х гг. впервые через призму
серьезного сравнения с аналогичными обществами. При этом большинство
исследователей стояли на позициях историко-археологической школы Б. Д. Грекова
(Б. А. Рыбаков, В. Т. Пашуто, Л. В. Черепнин и др.). Однако в начале 70-х гг.
были предприняты попытки пересмотра ее основных выводов. Минская
исследовательница В. И. Горемыкина заявила о господстве на Руси рабовладельческих
отношений, а ленинградский ученый И. Я. Фроянов попытался определить еще более
архаические, патриархально-общинные черты.
История Киевской Руси в
данный период исследовалась, по-видимому, недостаточно. Можно лишь выделить
разработку проблем дипломатии А. Н. Сахаровым, которая укрепила представление о
Руси как о великой державе средневекового мира. Серьезным достижением стала
книга Я. Н. Щапова «Княжеские уставы и церковь в Древней Руси XI — XIV вв.»
(1972 г.), в которой было показано сравнительно позднее формирование и
распространение церковной собственности на Руси. Крупным событием стали труды
Б. А. Рыбакова о «Слове о полку Игореве» (1971, 1972 гг.), в которых автору
удалось с блеском вписать этот памятник в контекст политической борьбы за преобладание
на Руси. Им была выдвинута гипотеза о возможном авторе «Слова» — киевском
летописце второй половины XII в. Петре Бориславиче, выразителе интересов
боярства и противнике княжеских усобиц. Практически одновременно Б. Л. Рыбаков
приступил к разработке вопросов язычества у древних славян.
При разработке проблем
периода феодальной раздробленности были осуществлены попытки выявить ее
предпосылки. В частности, О. М. Рапов исследовал российское боярство и процесс
перерождения древнерусских кормлений в вотчины. В. Л. Янин опубликовал ряд
работ о Новгородской феодальной республике, В. А. Кучкин и В. Д. Назаров — об
уделах Северо-Восточной Руси в XIV — XV вв.
Особое место в
исследованиях тех лет занимали вопросы борьбы русского народа с
монголо-татарским нашествием и свержения монголо-татарского ига. Разработка
данных проблем связана в первую очередь с юбилеем Куликовской битвы и стояния
на Угре. В специальном сборнике статей были рассмотрены взаимоотношения русских
княжеств и земель в предкуликовский период (В. А. Кучкин), политическая
структура Золотой Орды (В. Л. Егоров), русско-литовские отношения этого времени
(Б. Н. Флоря), роль Куликовской битвы в политической жизни Восточной Европы (И.
Б. Греков) и т. д. В 1980 г. вышли научно-популярные книги о Куликовской битве,
авторами которых были В. В. Мавродин, В. В. Каргалов, В. И. Буганов. К юбилею
были изданы памятники Куликовского цикла — «Задонщипа» и лицевая рукопись
«Сказания о Мамаевом побоище».
В конце 60-х — первой
половине 80-х гг. исследования по социально-политическим проблемам достаточно
четко группировались вокруг трех основных вопросов: образования и развития
Российского централизованного государства в форме сословно-представительной
монархии, генезиса и развития отечественного абсолютизма, истории социальных
конфликтов и классовой борьбы.
Следует отметить
наличие диспропорций в изучении социально-политической проблематики. Собственно
политические процессы привлекли. внимание исследователей в большей степени, чем
их социальные основания и предпосылки. Впервые в монографии в 1972 г. А. А.
Зимин выпустил системное исследование политической жизни эпохи Василия III. С.
О. Шмидт проанализировал события середины XVI в., сопоставляя процесс
становления земских соборов с эволюцией государственно-политического строя в
целом (1973 г.). Эпоха Ивана Грозного нашла отражение в работах Р. Г.
Скрынникова (1973, 1975, 1978 гг.), который раскрыл в деталях многие стороны и
общее значение опричнины. Им же весьма убедительно было опровергнуто положение
американского историка Э. Кинана о подложности переписки Ивана Грозного и
Андрея Курбского. В 1985 г. вышла книга В. Б. Кобрина «Власть и собственность в
средневековой Руси», в которой была показана несостоятельность тезиса о
противоборстве бояр и дворян. Им были выявлены специфические особенности
господствующего класса на Руси. Самое существенное отличие русского боярина от
западноевропейского собрата состояло, по мнению исследователя, в том, что на
Руси не было боярских замков, русские бояре защищали не каждый в одиночку свое село,
а все вместе все княжества в целом.
Среди исследовательских
работ по этому периоду следует выделить монографию Л.В. Черепнина «Земские
соборы в России XVI — XVII вв.» (1978 г.), в которой детально исследуется
деятельность 50 земских соборов за 150 лет, говорится об их исторических
предпосылках. Проблемам государства и права посвятил свою книгу о Соборном
Уложении 1649 г. и А. Г. Маньков (1980 г.). Ему удалось показать, что
законодатели оформили в правовом отношении государственный аппарат, государственную
безопасность, подданство, военный долг и иные понятия. Достаточно активно
разрабатывались проблемы внешней политики формирующегося Русского
централизованного государства. В 1975 г. И. Б. Греков издал монографию, в
которой рассмотрел национальный подъем па Руси, ее освободительную борьбу и
разгром Золотой Орды. В 1980 г. вышла книга А. Л. Хорошкевича о
взаимоотношениях Руси и европейских стран конца XV — начала XVI в., когда
сформировалась внешнеполитическая программа страны на ближайшее время. Ему удалось
показать, как русское правительство для подрыва торговой монополии Ганзы в
интересах централизации использовало торговые связи с городами Великого
Княжества Литовского и Польши.
В 70-е гг. продолжалась
дискуссия о российском абсолютизме. Во многом мнения исследователей сходились,
разногласия же касались в основном проблемы предпосылок возникновения
абсолютизма и роли в этом процессе классовой борьбы. Была высказана точка
зрения о том, что абсолютистское государство в России выступало в значительной
мере продуктом заимствования из более развитых европейских стран и
приспособления к крепостнической русской действительности. Большинство
исследователей с ней не согласились. Одновременно была обнародована мысль, что
нарастание классовой борьбы в XVII — XVIII вв. и формирование абсолютизма —
явления синхронные, но не взаимообусловленные. Она также не была поддержана
учеными.
Дискуссия привела к
необходимости осмысления многих процессов и послужила поводом к изданию ряда
монографических трудов. С. М. Троицким была опубликована книга о складывании
российской бюрократии в начале XVIII в., Л. А. Стешененко и К. А. Сафроненко
проанализировали реформы Петра I, Н. И. Павленко издал его биографию.
Эпоха абсолютизма
получила освещение в очередных тома широко известной публикации «Письма и
бумаги Петра Великого» и в археографически обогащенном переиздании сочинения И.
К. Кирилова «Цветущее состояние Всероссийского государства» (1977 г.).
Вопросы классовой
борьбы разрабатывались в основном в связи с юбилейными датами. Например,
изучалась Крестьянская война под руководством С. Т. Разина (И. В. Степанов Е.
И. Заозерская, Б. В. Лунин, А. Н. Сахаров). Кроме того, В. И. Корецкий
обратился к событиям восстания под руководством И. Болотникова, С. О. Шмидт —
восстания 1547 г. в Москве, Е. В. Чистякова — городских восстаний XVII в. Н. Б.
Голикова — астраханского восстания 1705 — 1706 гг.
Отечественные историки
уделяли внимание изысканиям и в области социально-экономических отношений
развитого и позднего феодализма. Интенсивнее всего изучалось состояние
производительных сил в сельском хозяйстве (системы земледелия и их эволюция;
орудия труда; соотношение различных видов сельскохозяйственной деятельности —
зернового земледелия, овощеводства, животноводства; урожайность). При этом
ключевым стал анализ крестьянского двора — основной производительной единицы. В
связи с этим исследователи обратились к вопросу об отдельных категориях
крестьян. В 1974 г. вышла книга Ю. А. Тихонова «Помещичьи крестьяне в России»,
в которой впервые были изучены формы частнофеодальной ренты, ее уровень на
сравнительно массовом материале XVII — первой четверти XVIII в. Дискуссию
вызвал вопрос о природе землевладения черносошенного крестьянства. В ее ходе
выделились три точки зрения.
1. Земля черносотенных
крестьян находится в их владении, а верховным собственником выступает
феодальное государство в лице его главы, поэтому можно говорить о системе
феодально-государственной эксплуатации в виде государственных налогов и
повинностей (А. П. Новосельцев, В. Т. Пашуто, Л. В. Черепнин, Н. Н. Покровский,
М. Д. Курмачева, В. Д. Назаров А. Д. Горский).
2. Черносошенные земли
представляют собой раздельную собственность великого князя, волостной общины и
черных крестьян. При этом в перспективе наметилась постепенная ликвидация собственнических
прав крестьян (Д. И. Раскин, И. Я. Фроянов, А. Л. Шапиро).
          3. Черные
земли являются собственностью черносотенных крестьян. Причем отдельные
исследователи (Н. Е. Носов) считают, что преобладала частная собственность при
коллективном пользовании угодьями и при наличии территориально-административных
прав волости-общины на занимаемые ею земли. Другая часть ученых (Ю. Г.
Алексеев, А. П. Копанев) характеризуют черносотенную волость-общину как
наделенную в значительно большей мере правами собственности.
          Произошли
ощутимые сдвиги в изучении истории холопства (А. А. Зимин, Е. И. Колычева, В.
М. Панеях). В 1973 г. вышла монография А. А. Зимина о холопах на Руси, в
которой определялось их место в процессе феодализации и характеризовалось
общественное и правовое положение в основных землях эпохи феодальной
раздробленности. Им же анализировалась борьба холопов на разных этапах истории
Руси. Наибольший интерес представляют работы Е. И. Колычевой, которая
сформулировала весьма важные для понимания генезиса крепостничества положения
об интенсивном развитии холопных наделов, об их государственном обложении и
усилении поземельной зависимости холопов от их владельцев. Достаточно
интенсивно разрабатывалась история монастырских крестьян. Начальные фазы
возникновения крупной вотчины Симонова монастыря на материалах конца XIV —
первой половины XVI в. исследовала Л. И. Ивина (1978 г.), место
Иосифо-Волоколамского монастыря в жизни XV — XVI вв. изучал А. А. Зимин (1977
г.), Н. А. Горская обратилась к истории монастырских крестьян центра России
XVII в. (1977 г.), И. А. Булыгин — конца XVII — первой четверти XVIII в. (1977
г.). Исследователями была высказана мысль о том, что монастырское хозяйство
чаще всего по уровню барщинной эксплуатации опережало частновладельческую деревню.
Лишь для некоторых периодов были характерны стабилизация и даже некоторое
сокращение барщинных повинностей.
Определенный толчок
получила разработка проблемы установления крепостного права в России. Дискуссия
вокруг этого вопроса развернулась после выхода в 1970 г. книги В. И. Корецкого
«Закрепощение крестьян и классовая борьба в России во второй половине XVI в.» и
статьи Л. В. Даниловой о причинах утверждения крепостничества. Исследователями
проанализировались причины победы крепостного строя и конкретный ход процесса
закрепощения (Г. В. Абрамович, Г. Н. Анпилогов, В. М. Панеях, А. М. Сахаров, Р.
Г. Скрынников, Ю. А. Тихонов, Б. Н. Флоря, А. Л. Шапиро).
Развитие единого
аграрного рынка России на протяжении XVII — XVIII вв. нашло отражение в целом
ряде работ. При этом наметились новые подходы, основное внимание стало
уделяться не объемам товарных потоков, а структуре и динамике цен. Подобный
анализ привел к необходимости широкого использования математико-статистических
методов. На их основе исследователи стали отходить от ленинской точки зрения на
«новый период» русской истории. Одним из первых это сделав Б. Н. Миронов, по
мнению которого всероссийский хлебный рынок сложился в 50 — 60-е гг. XVIII в.
И. Д. Ковальченко и Л. В. Милов пошли еще дальше. По их мнению,
капиталистический аграрный рынок складывается в пореформенное время.
Проблемы истории
ремесла и торговли в условиях XIV -XVI вв. исследовались, по нашему мнению,
явно недостаточно Можно назвать лишь незначительные экскурсы в эту тему Е. И.
Заозерской, Г. С. Рабинович, К. Н. Сербиной. Гораздо лучше разработан период
XVII — XVIII вв. Основное внимание при этом уделялось процессу трансформации
средневекового ремесла в мелкотоварное производство, появлению первых форм
крупного капиталистического производства. Можно говорить о фундаментальных
трудах по истории регионов, особенно по Уралу (А. С. Орлов, А. С. Черкасова).
Достаточно полно
освещались вопросы истории русской культуры и общественной мысли эпохи
феодализма. В 1970 Московский университет начал издавать коллективные труд
«Очерки русской культуры». В этой серии увидели свет обобщающие монографии,
посвященные культуре XIII — XV вв., где аназировалось функционирование
культурного комплекса в условиях монголо-татарского нашествия и ига (под
редакцией А. В. Арциховского), и культуре XVI в., где описаны истории
культурные процессы в условиях государственного объединен русских земель (под
редакцией А. В. Арциховского и А. М. Сахарова).
Помимо коллективных
работ появилась масса публикации, в которых анализировались частные процессы.
Определенный интерес представили исследования Б. И. Краснобаева, предложившего
в основу периодизации истории русской культуры положить процесс формирования
русской нации. Им же была высказана методологически выверенная мысль: «Не
искусственное противопоставление «западной» и «русской» культур, заведшее в
тупик буржуазную историографию русской культуры, а именно выявление диалектики
старого и нового в едином культурно-историческом процессе — вот главный путь
исследования» (Краснобаев Б. И. О некоторых понятиях истории русской культуры
второй половины XVII — первой половины XIX века // История СССР. 1978. № 1. С.
67).
К числу наиболее
крупных частных исследований стоит отнести работы А. И. Клибанова о народной
социальной утопии в России периода феодализма (1977 г.), который детально
анализирует историю зарождения и развития идеала бесклассового общества; Н. В.
Синицыной о Максиме Греке и Федоре Карпове (1977 г.); Я. С. Лурье об
общерусских летописях XIV — XV вв. (1978 г.); Д. С. Лихачева о теме человека в
литературе Древней Руси (1978 г.).
Изучение истории России
периода кризиса феодально-крепостнических отношений и становления и развития
капитализма в конце 60-х — первой половине 80-х гг. было сведено к анализу
некоторых сторон политической жизни (преимущественно революционного движения),
глубокому исследованию социально-экономических процессов и фактическому
описанию отдельных. элементов историко-культурной реальности.
Проблемы политической
истории России первой половины XIX в. исследовались весьма слабо. Исключение
составили вопросы внешней политики. В 1974 г. вторым изданием вышла книга П. А.
Жилина «Гибель наполеоновской армии в России»,. основной идеей которой было
утверждение народного характера войны 1812 г. Несмотря на отсутствие новых
материалов, книга явилась в какой-то мере этапной, ибо обобщала публикации 60-х
гг., приуроченные к 150-летию Отечественной войны 1812 г. Следом были
опубликованы книги Н. Н. Болховитинова о русско-американских отношениях 1815 —
1832 гг. (1975 г.); В. А. Георгиева о внешней политике России на Ближнем
Востоке в конце 30-х – начале 40-х гг. (1975 г.) и др.
Центральное же место в
изучении политической истории России первой половины XIX в. заняли вопросы
революционного движения. Особое место при подготовке к празднованию 150-летия
восстания уделялось декабризму. В связи с этим: М. В. Нечкиной был поставлен
вопрос о начале русского революционного движения. Отвечая на него, она
попыталась выделить основные критерии революционной борьбы: «…Наличие сознательной
революционной идеологии, политической программы и революционной организации,
ставящей своей целью претворение этой программы в жизнь. Все три признака
необходимы в совокупности и в тесной взаимосвязи» (Нечкина М. В. Первенцы
свободы России //Коммунист. 1975. № 17. С. 87).
Конкретная разработка
истории декабризма осуществлялась М.В. Нечкиной, В.А. Федоровым, С.Б. Окунем,
Н.Я. Эйдельманом и др. Как было отмечено, «одним из аспектов работы историков
стало раскрытие сложного пути поисков будущими декабристами средств ликвидации
самодержавия и крепостничества: процесс преодоления просветительских иллюзий
мирного прогресса, отрицание идеи «дворянского заговора» и идеи «народной
революции», переход к тактике «военной революции». Некоторые вопросы идейной борьбы
этого периода являются дискуссионными (например, датировка принятия «тактики
военной революции», значение республиканских идей в политических спорах
декабристов)» (Изучение отечественной истории в СССР между XXIV и XXV съездами
КПСС. Вып. 1. С. 128).
Многопланово
исследовалось развитие освободительного движения 30 — 50-х гг. XIX в. Выходят
исследования о В. Г. Белинском (П. П. Апрышко, М. М. Григорян, А. С. Курилов,
Е. И. Квитко), А. И. Герцене (М. Перкаль, 3. В. Смирнова, Н. Н. Степанов), Н.
П. Огареве (Н. Г. Тараканов, С. С. Конкин), Н. Г. Чернышевском (С. С. Волк, М.
Т. Иовчук, Ю. 3. Полевой) и т. д. Наконец, в 1979 г. В. А. Дьяков опубликовал
монографию «Освободительное движение в России 1825 — 1861 гг.», в которой была
предпринята попытка сравнительно-типологического изучения революционного
движения. Ему удалось выявить, сопоставляя программно-идеологические и
организационные формы движения, сущностные черты дворянской революционности.
Следует отметить, что
революционная тематика позволила некоторым исследователям коснуться тем, как
тогда говорили, «неактуальных», нетрадиционных для советской исторической
науки. Типичным примером служит монография Н. Я. Эйдельмана «Герцен против
самодержавия» (1973 г.), в которой анализировались скорее не деятельность А. И.
Герцена, а наиболее важные узловые моменты политической истории России XVIII —
XIX вв. Данная же тенденция воплощена в незначительных работах С. Н. Романова
об агентах тайной полиции 20-х гг. XIX в.
Деятельность
государственного аппарата в первой половине XIX в. практически не изучалась.
Исключение составили лишь работы П. А. Зайончковского о чиновничестве. В 1978
г. вышла его книга «Правительственный аппарат самодержавной России в XIX в.», в
которой обобщался огромнейший фактический материал о всех группах российского
чиновничества — от низших чинов до высшей бюрократии — и оценивалась
деятельность государственных сановников того времени.
В трудах по истории
реформ 60-х гг. XIX в. многие исследователи (Н. М. Дружинин, Б. Г. Литвак, А.
Г. Гончий и др.) переключились с изучения подготовки реформ на анализ их
реализации, претворения в жизнь программы правительства, что позволило
конкретизировать представления о грабительском характере аграрной политики. При
этом обобщение политической ситуации перекрывалось в работах экономическими
вопросами, о чем будет сказано ниже.
Политическая история
второй половины XIX — начала XX в. изучалась более интенсивно. Политическая
система России, ее эволюция была представлена фундаментальными работами П. А.
Зайончковского о самодержавии конца XIX в. (1970 г.). А. М. Давидовича о
классовой сущности и эволюции политического строя в конце XIX — начале XX в.
(1970 г.), Н. П. Ерошкиена о самодержавии накануне его краха (1975 г.).
Некоторые положения исследователей вызвали споры, например, высказывания А. М.
Давидовича о государственно-капиталистическом хозяйстве как второй
экономической опоре самодержавия, о поддержке буржуазией политического
господства помещиков, социальной структуре и политическом облике российский
буржуазии.
Отдельные исследования
касались частных проблем. Среди них стоит выделить работы В. Я. Лаверычева о
политике царизма по отношению к пролетариату в 1861 — 1917 гг. (1972 г.), Ю. Б.
Соловьева о взаимоотношениях самодержавия и дворянства в конце XIX в. (1973 г.),
И. В. Оржеховского о внутренней политике 60 — 70-х гг. XIX в. (1974 г.), Б. Б.
Дубенцова о чиновничестве на рубеже веков и т. п. Достаточно интересны работы,
лежащие на стыке проблем внутренней и внешней политики царизма, относящиеся к
истории армии и флота (Л. Г. Бескровный, П. А. Зайончковский, К. Ф. Шацилло).
Внешняя политика
царизма второй половины XIX — начала XX в. изучалась через призму кризисных
ситуаций в Европе и Азии (франко-прусская война, восточный кризис 70-х гг.,
афганский кризис 1885 г. и т. д.), а также развития контактов России с
отдельными государствами. При этом отмечается, что после Крымской войны в
условиях политической изоляции и экономической слабости Россия начала менять
свою внешнюю политику.
Наибольший интерес в
данной литературе представляли исследования Н. С. Киняпиной о внешней политике
второй половины XIX в. (1974 г.), С. Д. Сказкина о русско-германских и
русско-австрийских отношениях в 80-х гг. XIX в. (1974 г.), А. 3. Манфреда об
образовании франко-русского союза (1975 г.), В.А. Маринова о взаимоотношениях с
Японией в начале XX в. (1974 г.), В.А. Емец о внешней политике периода первой
мировой войны (1977 г.). Привлекает внимание двухтомная коллективная монография
«История первой мировой войны 1914 — 1918 гг.» (1975 г.).
Революционное движение
занимало центральное место в изучении политической ситуации в России второй
половины XIX — начала XX в. Наметился достаточно прочный интерес к разработке
теоретических аспектов темы. Примером может служить коллективная монография
«Революционная ситуация в России в середине XIX в.» (1978 г.) и работы И. Н.
Ковалевой о второй революционной ситуации в России (1975 г.). При этом
революционное движение рассматривалось как важнейший компонент
общенационального кризиса, в системе всех социально-политических факторов.
Среди работ о
народничестве заметно выделяются работу Н. А. Троицкого, содержащие новые
материалы о борьбе революционных народников с царизмом (1971, 1976, 1978, 1979
гг.) Интересна биография М. Бакунина, написанная Н. И. Пирумовой (1970 г.),
хотя ей и свойственна некоторая идеализация деятельности и воззрении
революционера.
Заметное оживление
наблюдалось в конце 60-х — первой половине 80-х гг. при изучении пролетариата и
его движения. Было развернуто исследование становления пролетариата как класса
в крупнейших индустриальных районах (Б. Н. Казанцев. М. К. Рожкова и др.),
жизненного уровня рабочих (Ю. И. Кирьянов) и т. д. Опубликованы биографические
материалы о деятелях рабочего движения — П. А. Алексееве и С. Халтурине. В 1974
г. вышла монография Б. С. Итенберга о Южнороссийском союзе рабочих.
Прилагались усилия к
разработке ставшей традиционной темы — возникновения марксизма и его соединения
с рабочим движением. Наибольший интерес в этом направлении представляют книги
Г. С. Жуйкова о группе «Освобождение труда» (1972, 1975 гг.). Определенный
толчок разработке данной тематики дал выход в свет в 1970 г. первого тома
«Биографической хроники» В. И. Ленина.
Рабочее движение начала
XX в. исследовалось достаточно интенсивно. Э. Э. Крузе и Ю. И. Кирьянов
показали причины его роста, охарактеризовав жизненный уровень рабочих. Историки
показывают связь двух процессов: с одной стороны, развитие стачечной борьбы
рабочего класса России и постепенное вызревание ее новой формы — революционной
массовой стачки, с другой — отражение этих сдвигов в ленинских работах, тактике
большевиков (Н. А. Иванова, В. С. Кириллов).
Произошло некоторое
расширение диапазона исследований; рабочего движения. Вышли работы о
деятельности легальных организаций рабочих (А. И. Прийменко, И. Е. Горелов), о
борьбе рабочих — депутатов Государственной думы всех созывов (Г. И. Зайчиков).
В конце 60-х — первой
половине 80-х гг. наметились некоторые сдвиги в изучении революции 1905 — 1907
гг. и февральской революции 1917 г.
Большое место в
разработке истории событий 1905 — 1907 гг. занимают работы, освещающие
деятельность партии большевиков в годы революции (А. Д. Клюева, П. М.
Пахмурный, К. И. Суворов, И. И. Грошев, К. В. Гусев и др.). Вышли труды об
отдельных течениях накануне и в ходе революции: П. С. Гусяттников —
студенческое движение (1971 г.). А. В. Ушаков — движение демократической
интеллигенции (1976 г.), Л. Т. Сенчакова — движение в армии и на флоте (1972
г.) и др. Исследовались наиболее крупные события революции (Октябрьская политическая
стачка, Декабрьское вооруженное восстание и др.), хотя и в меньшей степени, чем
ранее. При этом, в частности, в работах А. Я. Грунта, был сделан вывод о связи
опыта вооруженных выступлений 1905 г. с октябрем 1917 г. Предпринимались шаги
по изучению деятельности Советов (В. К. Чания, А. В. Шипулина, Ю. А. Якобсон,
Д. А. Палагин, А. Б. Дубровина). В 70-е гг. в связи с выходом книги «Российский
пролетариат: облик, борьба, гегемония» предметом изучения стала проблема
гегемонии пролетариата. В ходе дискуссий был подвергнут резкой критике один из
тезисов сборника — мысль о временной утрате пролетариатом гегемонии на втором
этапе первой российской революции (1906 — 1907 гг.). С его опровержением
выступили П. А. Голуб, В. Я- Лаверычев, П. Н. Соболев, П. И. Кабанов, А. В.
Ушаков, Л. И. Лескова, Н. В. Кузнецов и др.
В литературе о
февральской революции главное внимание уделялось ведущим революционным центрам
— Петрограду и Москве (Э. Н. Бурджалов, И.П. Лейберов, Ю.С. Токарев). Однако
существенных достижений, за исключением работ Э.Н. Бурджалова, в этой области
не наблюдалось. Исследователи, например, оценивая вышедшую в 1976 г. книгу Ю.
С. Токарева о Петроградском Совете, отмечают: «К сожалению, в целом в
исследовании этой проблемы происходит известное «топтание на месте», так как
ученые, которые затрагивают историю Советов, больше внимания обращают
преимущественно на конституирование этих органов власти, в меньшей — на их
революционную деятельность» (Изучение отечественной истории в СССР между XXV и
XXVI съездами КПСС. М., 1982. С. 406). Более удачными можно признать работы,
освещающие аграрное движение в феврале 1917 г. (В. В. Васькин, Г. А.
Герасименко, А. С. Смирнов, Э. Д. Попов и др.). Авторы показали рост сознания
крестьян, разнообразную деятельность создаваемых крестьянских организаций.
Характерной
особенностью развития отечественной исторической науки 70-х — первой половины
80-х гг. явилось предпринимаемое, по сути дела, впервые системное изучение
классов и партий, враждебных пролетариату. Связано это, по-видимому, с
утвердившимся в это время в советской историографии тезисом о трех
классово-политических лагерях в России начала XX в. и возникшей потребностью
изучение дореволюционных лагерей. По мнению ученых, для работ по данной
проблематике «характерно было стремление исследователей, во-первых, в широких
хронологических рамках охватить весь процесс кризиса верхов, от возникновения
революционной ситуации в начале XX в., до свержения самодержавия, во-вторых,
поднять новые, еще не решенные в исторической науке проблемы» (Там же. С. 408).
Достаточно типичной
работой в этом направлении была вышедшая в 1977 г. книга Л. М. Спирина
«Крушение помещичьих и буржуазных партий в России (начало XX в. — 1920 г.)», в
которой освещалась история возникновения и деятельность этих партий. Более узко
подошел к данной проблематике В. И. Старцев, проанализировавший позицию
буржуазии в 1905 — 1917 гг. Общий вывод исследователя сводился к мысли о
стремлении буржуазии постепенно завоевывать государственную власть. Иную точку
зрения высказали Е. Д. Черменский и А. Я. Аврех, заявившие о «властобоязни»
российской буржуазии, которая не столько «раскачивала» царизм, сколько была
озабочена его сохранением.
Определенный
полемический оттенок носили работы В. С. Дякина, в частности, монография
«Самодержавие, буржуазия и дворянство в 1907 — 1911 гг.» (1978 г.). Он
предложил трактовать бонапартизм в годы третьеиюньской монархии как
неиспользованную возможность, а не как реальность. Поэтому, по мнению В. С.
Дякина, борьба в верхах велась не за проведение того или иного бонапартистского
курса, а за то, проводить ли его вообще или нет.
Полемика развернулась
по вопросу о составе российского либерализма и его социальном облике. Е.Д.
Черменский высказал мысль о единстве земского помещичьего либерализма до
образования партий осенью 1905 г. Большинство исследователей заняли
противоположную позицию (Л. М. Спирин, К. Ф. Шацилло, В. Я. Лаверычев). В 70-е
гг. началась разработка истории кадетской партии (В. В. Шелохаев, Н. Г.
Думова), вылившаяся позднее в монографические исследования.
Изучение
социально-экономической истории России начала XX в. основывалось, как и прежде,
на разработке проблемы вызревания исторических предпосылок социалистической
революции в стране. Ее исследование через призму системного анализа
экономических явлений породило серьезные разногласия в среде историков,
разрешенные, к сожалению, как мы уже отмечали, путем идеологического диктата и
нажима. Суть же научного спора сводилась к отстаиванию некоторыми учеными
определенных точек зрения:
1) в аграрном строе
страны капитализм не победил и, следовательно, докапиталистические отношения
продолжали господствовать вплоть до 1917 г.;
2) система
крупнокапиталистического промышленного производства в России возникла
принципиально отличным от Запада путем, минуя этап свободной конкуренции в
результате насаждения промышленности «сверху» государством.
Общий вывод некоторых
исследователей свелся к отнесению опыта Росси к особому типу капиталистической
эволюции. С наибольшей полнотой эта точка зрения была выражена в сборнике
«Вопросы истории капиталистической России» (1972 г.), который вызвал разгромную
критику В. И. Бовыкина, К. Г. Левыкина, С. С. Хромова, Ф. М. Ваганова и др.
Сущность расхождений, по мнению одного из критикуемых — П. В. Волобуева, «состоит
в разной оценке уровня и характера (типа) капиталистического развития России,
то есть степени ее готовности к социалистическому преобразованию в 1917 году»
(Еще раз к вопросу о «новом направлении» // Вопросы истории. 1990. № 6. С.
183).
Разгром «нового
направления» не привел к спаду в исследованиях социально-экономической истории
России начала XX в., хотя стал явственно просматриваться крен в сторону
официальной точки зрения. При изучении проблем российского промышленного
капитализма внимание исследователей сосредоточилось на формировании и развитии
монополистического капитала. Рассматривались проблемы развития крупного
производства, концентрации и монополизации (В. И. Бовыкин, Г. X. Рабинович, В.
Я. Лаверычев, И. А. Дьяконов, Л. В. Матвеева и др.); вопросы функционирования
кредитной системы, формирования финансового капитала и его проникновения в
различные сферы жизни (А. Н. Боханов, И. Н. Боголепова, В. Фридман и др.).
Серьезные достижения
имелись в изучении аграрного строя России начала XX в. И.Д. Ковальченко и Л. В.
Милов в уже упоминавшейся монографии о всероссийском аграрном рынке (1974 г.)
показали его функционирование в условиях империализма. Своеобразным итогом
многолетних исследований явилась посмертно изданная монография С. М.
Дубровского «Сельское хозяйство и крестьянство России в период империализма»
(1975 г.), в которой дан анализ соотношения крестьянского и помещичьего
хозяйства в земледельческом производстве. Активно разрабатывала данную
проблематику Р. М. Седельникова, обобщившая аграрную политику правительства
(1973, 1980 гг.). Наметились некоторые сдвиги в изучении частных проблем:
общины (А. М. Анфимов, П. Н. Зырянов), крестьянской аренды (Л. Н. Любомирова,
О. М. Хохонин), внутренней и внешней хлебной торговли (Т. М. Китанина).
Изучение отечественной
истории советского периода. Изучение отечественной истории периода в конце 60-х
— первой половине 80-х гг. велось вокруг традиционно сложившихся в
историографии тем. Новой была лишь проблематика «развитого социализма».
Практически не изменились и подходы к тем или иным явлениям исторической
реальности. Проблемы истории Октябрьской революции занимали особое место в
исследованиях советских историков. Этот этап характеризуется дальнейшим
расширением источниковой базы исследований. Во второй половине 60-х гг. по
явились существенные публикации новых документальных материалов. В связи с
50-летием Октября был опубликован ряд сборников воспоминаний участников
революции. Значительный интерес для исследователей представляло многотомное
издание «Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника», четвертый том которого,
вышедший в 1973 г., охватывает период подготовки и победы Октябрьской
революции. ИМЛ при ЦК КПСС подготовил очередные тома «Переписки Секретариата ЦК
РСДРП (б) с местными партийными организациями», в которых содержится обширный
материал, раскрывающий внутреннюю жизнь партии в период решающих событий
революции. Завершена публикация документов Петроградского Военно-революционного
комитета. Увидели свет подготовленные В. В. Аникеевым издания «Деятельность ЦК
РСДРП (б) в 1917 году. Хроника событий» (1969) и «Деятельность ЦК РСДРП (б) —
РКП (б) в 1917 — 1918 гг. Хроника событий» (1974).
Важное место в
историографии Октября занимает ленинская тематика. В октябрьской Лениниане
соединяются вопросы теории и практики социалистической революции, методологии
изучения и конкретно-исторического освещения ее истории. Активизировалось
изучение проблем ленинской теории социалистической революции. В ряде изданий
обстоятельно анализируется вклад В. И. Ленина в развитие теории
социалистической революции, а ее основные вопросы рассматриваются на опыте
Октября (А. М. Ковалей, Ю. А. Красин, М. А. Селезнев, М. М. Розенталь и др.). В
этих трудах нашли обобщение наиболее важные черты и закономерности Октябрьской
революции, международное значение ее опыта. Внимание историков привлекает
изучение роли В. И. Ленина в организации работы Совета Народных Комиссаров.
Важные вопросы этой темы были поставлены в ряде монографий (В. М. Шапко, Р. М.
Савицкая, К- И. Варламов, Э. В. Клопов, П. И. Кореновская и др.). Новый шаг в
исследовании этой проблемы удалось сделать М. П. Ирошникову. Его исследования
выделяются богатством документального материала. Представляет большой интерес
анализ вклада В. И. Ленина в развитие марксистского учения о сломе буржуазного
государства, освещение организационно-практической деятельности В. И. Ленина
как Председателя Совета Народных Комиссаров, его роли в образовании и
укреплении первого советского правительства, в строительстве и функционировании
пролетарского аппарата управления, в руководстве внутренней и внешней политикой
Республики Советов, вооруженной защитой завоеваний Октября, в организации
социалистического строительства.
Особое место в
историографии Октября занимают труды о переломных моментах революции, ее
важнейших этапах. Значение исследований в этой области трудно переоценить: они
дают возможность глубже проанализировать закономерности развития революции,
яснее показать классовый смысл событий, применительно к каждому этапу революции
выявить не только цели отдельных классов, но и реальные силы, которыми они
обладали, средства, которые они использовали. Данные проблемы разрабатывались в
работах М. И. Капустина, А. Я. Грунта, В. Д. Поликарпова, Ю. К. Кириенко.
Возрос интерес к
проблеме истории рабочего класса в революции. Появился ряд фундаментальных
трудов, раскрывающих его роль в борьбе за победу и упрочение советской власти.
Никогда ранее исследование данной проблемы не велось столь развернутым фронтом.
Значительно расширилась проблематика: наряду с изучением основных этапов,
характерных черт и особенностей рабочего движения в период подготовки и
проведения социалистической революции в поле зрения ученых находились также
важные вопросы, связанные с характеристикой рабочего класса, его политического
и морального облика, его социальной структуры (Д. А. Баевский, Е. Г.
Гимпельсон, В. 3. Дробижев, Л. С. Гапоненко, Г. А. Трукан и др.). Причем в ходе
разработки истории рабочего класса было выдвинуто положение, ставящее под
сомнение тезис о решающей роли рабочего класса на отдельных этапах подготовки
социалистической революции. В 1970 г. вышел сборник «Российский пролетариат:
облик, борьба, гегемония», в котором П. В. Волобуев утверждал, что после
февраля пролетариат, «естественно, не был готов к роли вождя новой революции»..
Книга содержала «еретические» по тем временам идеи о соотношении задач
социалистической и буржуазно-демократической революции на различных
исторических этапах, о факторах, определяющих уровень сознательности
пролетариата, и т. д. Данные положения были подвергнуты уничтожающей критике
(См.: В Отделении истории АН СССР// Вопросы истории. 1972. № 8. С. 141 — 145).
По истории
крестьянского движения в 1917 г. в конце 60-х — первой половине 80-х гг.
появились сводные труды, охватывающие как проблему в целом, так и особенности
крестьянского движения в отдельных районах страны. Советские историки
анализировали экономические и политические предпосылки образования союза
рабочего класса и беднейшего крестьянства как важнейшего условия победы социалистической
революции. Вышли в свет научные труды, в которых освещался более широкий, чем
прежде, круг проблем, относящихся к истории крестьянского движения в 1917 г. От
накопления фактического материала о количественной стороне крестьянских
выступлений исследователи переходят к более сложным задачам — изучению
сменяющих друг друга форм борьбы, что отражало изменения в соотношении
классовых сил в деревне, расслоение крестьянства, влияние большевиков на силу и
размах крестьянских выступлений (Т. В. Осипова, А. А. Чернобаев, Э. М. Щагин и
др.). При исследовании проблем крестьянства была предпринята попытка
пересмотреть сложившееся в историографии мнение о характере союза рабочего
класса и крестьянства в Октябрьской революции. Исследователи поставили вопрос о
том, был ли этот союз пролетариата с беднейшим крестьянством или со всем
крестьянством в целом.
Значительные усилия
были направлены на изучение революционного движения в русской армии в 1917 г.
Советская историография пополнялась рядом обобщающих исследований, в которых
рассматривалось революционное движение на всех фронтах, анализировалась
деятельность партии среди солдатских масс (П. А. Голуб, С. С. Хесин и др.). В
них поднимаются новые вопросы и среди них — история создания революционных
солдатских организаций. Видное место в ее разработке занимает монография В. И.
Миллера (1974 г.), который на основе тщательного анализа многочисленных
источников исследовал процесс возникновения солдатских комитетов русской армии
1917 г., рассмотрел основные направления начального периода их деятельности.
Для историографии конца
60-х — первой половины 80-х гг. характерно обращение к исследованию
политических сил, противостоящих большевикам в революции. Основные вопросы
истории партии эсеров в целом, тактика большевиков по отношению к ним, блок
большевиков и левых эсеров (первый опыт правительственного соглашения с
мелкобуржуазной партией в условиях диктатуры пролетариата) нашли отражение в
ряде специальных исследований. Из числа наиболее значительных работ следует
выделить исследование Л. М. Спириным истории мятежа левых эсеров летом 1918 г.
и обстоятельную работу Т. А. Сивохиной о деятельности представителей
мелкобуржуазных партий во ВЦИК после выхода левых эсеров из состава советского
правительства. Заметным вкладом в изучение истории классовой борьбы в период
Октябрьской революции и гражданской войны явилась монография К. В. Гусева об
эсерах. Появился ряд специальных исследований по истории деятельности и других
мелкобуржуазных партий. Среди них книга Н. В. Рубана (1968 г.), в которой
проанализированы внутренние процессы происходившие в меньшевистской партии
накануне Октябрьской революции, теоретические воззрения меньшевиков, их
деятельность как политической организации. Интересны исследования Ю. И. Шестака
о «революционных коммунистах» и «народниках-коммунистах», С. Н. Канева об
анархистах.
Проблемы истории
мелкобуржуазных партий породили ряд дискуссий, в частности, о социальной базе
левых эсеров. По этому вопросу высказаны три точки зрения. Одни авторы
полагают, что левые эсеры до весны 1918 г. были крестьянской партией, а затем
превратились в кулацкую. Другие считают, что социальная база политической
партии меняться не может, и, исходя из этой посылки, выдвигают две новые точки
зрения о том, что партия левых эсеров с момента образования и до конца была
кулацкой и что это была партия среднего крестьянства,
В конце 60-х — начале
80-х гг. наметились первые подходы к изучению партии кадетов в революции (Л. М.
Спирин, X. М. Астрахан, Н. Г. Думова) и позиции монархистов и их организаций
(Г. 3. Иоффе).
История гражданской
войны представлена двухтомной обобщающей коллективной монографией «Гражданская
война в СССР». Событием стало завершение издания серии документов и материалов
по истории войны, публикация которой началась, еще в 60-е гг.
Среди обобщающих работ
следует назвать исследования, анализирующие общее руководство обороной
Советской Республики (Ю. И. Кораблев, Н. Н. Азовцев, С. В. Липицкий);
деятельность партийных органов на фронте (В. Г. Колычев, И. Ф, Катков);
функционирование Советов (П. А. Селиванов, Д. П. Шмуровский).
Интересны работы об
отдельных событиях гражданской войны — боевых действиях на Западном фронте в
1919 г. (П. Н. Бобылев), Северном Кавказе в 1918 г. (Н. А. Ефимов), Среднем
Поволжье (А. Л. Литвин, М. К. Мухарямов). Вышли исследования об отдельных
частях и соединениях (Д. Алексеев, И. Ященко, И. Дубинский, Г. Шевчук) и
военачальниках и бойцах РККА (Т. Гладков, Д. Лаппо, Т. Васин, А. Чапаев и др.).
Достаточно серьезно изучалась деятельность ЧК (В. А. Клименко, П. М. Морозов,
А. Л. Литвин, В. Н. Панюков, Л. Н. Титов) и ревкомов (Н. Ф. Бугай).
Проблемы «военного
коммунизма» обобщались в работах Е. Г. Гимпельсона (1973 г.), который увидел в
нем переплетение политики, экономики и идеологии. Подобный подход сделал его книгу
заметным вкладом в историографию. По крайней мере, она выгодно отличалась от
исследования Ю. С. Попкова, вышедшего в 1975 г. Серьезные исследования
появились в области истории пролетариата в годы гражданской войны (Д. А.
Баевский, Е. Г. Гимпельсон, В. 3. Дробижев, А. К. Соколов, В. А. Устинов, Г. А.
Трукан). Фактически они ознаменовали новый этап в изучении данной темы.
Некоторый интерес представляет примыкающая к ним работа Ю. С. Кукушкина, И. П.
Остапенко, Д. К. Шелестова о движении за коммунистический труд (1980 г,).
Проблемы аграрной истории периода гражданской войны исследовались И. А.
Юрковым, В. М. Андреевым, А. Л. Литвиным, Ю. К. Стрижовым, В. В. Кабановым и
др.
Изучение истории НЭПа в
конце 60-х — первой половине 80-х гг. стало фактически сворачиваться. Лишь
отдельные авторы вели разработку либо теоретических проблем (И. И. Сергеев,
издавший в 1974 г. в Саратове книгу о ленинских взглядах на государственный
капитализм), либо отдельных вопросов периода НЭПа: 10. А. Поляков — голод 1921
г., В. П. Дмитренко — торговая политика государства в1921 — 1924 гг., Н. Я.
Трифонов — ликвидация эксплуататорских классов. Проблемы НЭПа стали подменяться
тематикой восстановления народного хозяйства после гражданской войны. Типичным
примером могут служить работы А. А. Матюгина о рабочем классе в 20-е гг.
Определенный сдвиг
произошел в исследовании процесса индустриализации и истории рабочего класса.
Наибольший интерес представили монографии В. И. Касьяненко о завоевании
экономической независимости СССР (1972 г.), В. И. Кузьмина о реконструкции
экономики в 1926 — 1937 гг. (1976 г.). Наметились некоторые шаги в изучении
социально-экономических последствий индустриализации страны. Аграрная история и
проблемы коллективизации сельского хозяйства в историографии конца 60-х —
первой половины 80-х гг. представлены исследованиями различных сторон этих
процессов. Историографы отмечали: «Особенность историографии 70-х годов в том,
что производственные отношения крестьянства все чаще рассматриваются не только
на уровне внутрикрестьянских, внутридеревенских отношений, но и через призму
ожесточенной борьбы рабочего класса с городской и деревенской буржуазией за
влияние па крестьянские массы» (Изучение отечественной истории в СССР между XXV
и XXVI съездами КПСС. С. 149), В связи с этим исследовались особенности
классовой борьбы в деревне накануне и в ходе коллективизации. В 1972 г. вышла
книга Н. А. Ивницкого о ликвидации кулачества как класса, в 1975 г. —
монография Н. Я. Трифонова о борьбе с эксплуататорскими классами, в 1978 г. — В.
А. Сидорова о борьбе в доколхозной деревне.
В исследованиях В. П.
Данилова о доколхозной деревне (1977, 1979 гг.), В. Я. Осокиной о поземельной
общине в 20-е — начале 30-х гг. (1978 г.) крестьянское хозяйство
рассматривалось как элемент определенной динамично развивающейся системы
экономических отношений, в которой участвуют практически все основные классы
переходной эпохи. При разработке аграрной истории исследователи широко стали
привлекать массовые статистические источники (А.Н. Соскииа, Н.Г. Миняйло, В.А.
Обожда, В.П. Пушков, Ю.П. Бокарев).
В конце 1977 г.
отмечалось 50-летие XV съезда партии, в связи с чем вышло в свет большое
количество работ о коллективизации. Среди обобщающих можно назвать исследование
М.А. Вылцана о завершающем этапе коллективизации (1978 г.) и многочисленные
книги по регионам: М.К. Сытник — Молдавия, Р.X. Аминова — Узбекистан, Т.И.
Жгенти — Грузия, Д.С. Бактыгулов — Киргизия, М. В. Агеев — Мордовия, Д.Г. Попов
— Чечено-Ингушетия и т. д.
Множество работ в 70-е
гг. было посвящено национально-государственному строительству. В 1972 г. вышел
обобщающий двухтомный труд, в котором впервые была воссоздана картина развития
СССР в целом, всех его республик, областей, национальных округов за период 1917
— 1972 гг. Данные проблемы рассматривались в исследованиях А. И. Лепешкина,
В.Д. Паркасадзе, Э.В. Тадевосяна, И.П. Цамеряна и др.
Серьезный прорыв был
сделан в 70-е гг. в изучении Великой Отечественной войны. Только во второй
половине 70-х гг. по данной тематике было опубликовано около 3 900 книг,
брошюр, журнальных статей и рецензий.
Произошло расширение
источниковой базы изучения войны. Окончательно оформились архивы (в частности,
Центральный военный архив Министерства обороны СССР), были опубликованы
важнейшие документы. Особо следует отмстить выход в свет воспоминаний
выдающихся военачальников: И. С. Конева (1972г.), К. К. Рокоссовского (1972
г.), Г. К. Жукова (1974 г.), И. X. Баграмяна (1975 г.) и т. д. Причем личные
впечатления в мемуарах военных сочетались с серьезной исследовательской работой.
Достаточно сложно
определить место в историографии тех лет книги «Малая земля», написанной
группой авторов и опубликованной под именем Генерального секретаря ЦК КПСС Л.
И. Брежнева в 1978 г. Несомненно одно — ее выход положил начало не только
очередному витку восхвалений партийного дилера, но и изучению 225-дневной
обороны небольшого плацдарма, отвоеванного у гитлеровцев в предместье
Новороссийска.
Великая Отечественная
война получила освещение в обобщающих коллективных монографиях: очередные тома
«Истории второй мировой войны», «Советский Союз в годы Великой Отечественной
войны» (1976 г.) и т. д. Среди авторских работ следует выделить второе издание
монографии А. М. Самсонова «Крах фашистской агрессии, 1939 — 1945 гг.» (1980
г.). По сравнению с первым изданием в книгу дополнительно были включены главы о
движении Сопротивления в оккупированные странах Европы, внесены некоторые
уточнения в цифровой материал и т. д.
В 70-е гг. появились
первые серьезные исследования по истории восстановления и развития народного
хозяйства на после военном этапе. В монографиях Ю. А. Приходько (1973 г.) М.И.
Хлусова (1977 г.) анализировалось восстановление и развитие индустрии, А.А.
Амвросов показал изменения в социальной структуре (1975 г.), М.Л. Богденко
обобщил опыт совхозного строительства в 50-е гг. (1972 г.).
Следует отметить
сильную идеологизированность исторической науки конца 60-х — первой половины
80-х гг. Данная тенденция прослеживается при освещении практически любой
проблемы отечественной истории советского периода. Наиболее ярко это
просматривается в работах по истории так называемо го периода «развитого
социализма» (П.А. Игнатовскнй В.И. Староверов, В.И. Касьяненко, И.Б. Берхин).
Их появление служит свидетельством кризиса исторической науки.
Российская историческая
наука за рубежом. В российской исторической науке за рубежом в конце 60-х —
первой половине 80-х гг. произошли серьезные изменения. Историки «первой волны»
эмиграции практически прекратили работать. Профессор Кембриджа Н. Е. Андреев,
например, с 1970 г. до своей смерти в 1982 г. не опубликовал пи одной работы по
истории России. Отошел от научных изысканий С. Г. Пушкарев. Многие ушли из
жизни: в 1971 г. умер А. В. Соловьев, в 1973 т. — Г. В. Вернадский, Б.Г.
Унбегаун. в 1979 г. — Г. В. Флоровский.
В работах уходящей
исторической школы наметилась явная тенденция подведения итогов. В 1971 — 1973
гг. П. Е. Ковалевский издал в Париже двухтомную работу по истории российской
эмиграции. Первый том назывался «История зарубежья», второй — «Зарубежная
Россия». В Бостоне вышел биографический справочник, подготовленный П.М.
Зерновым. Он проанализировал работы российских авторов, оказавшихся в
эмиграции, по истории, культуре, религиозной философии, охватив 1921 – 1972 гг.
Среди исследователей
«второй волны» российской эмиграции заметно выделялся А. Авторханов,
продолживший разработку политической истории СССР. В 70-е гг. он
проанализировал развитие системы политической власти после смерти И. В.
Сталина, проследил тенденции единства и противоречий в треугольнике диктатуры:
партия, полиция, армия.
В конце 60-х — первой
половине 80-х гг. историографическим фактом стали работы историков «третьей
волны» российской эмиграции, которые основное внимание уделяли истории
советского периода. Несомненным событием российской исторической науки за
рубежом явился выход книги М.Я. Геллера и д. М. Некрича «Утопия у власти.
История Советского Союза с 1917 года до наших дней», в которой были поставлены
многие до настоящего дня спорные вопросы советского периода истории.
Предложенная ими концепция отличалась от взглядов как советских, так и
зарубежных историков. Многие оценки вошли в арсенал современной советологии.
Приведем достаточно типичные. Анализируя февраль 1917 г., М. Я. Геллер пишет:
«Свержение царского самодержавия если и изменило положение в стране, то — к
худшему. Экономика страны разваливалась: останавливались заводы, подвоз
продовольствия не переставал сокращаться, стоимость денег падала. Война
продолжалась. Единственным завоеванием революции была полная свобода слова.
Опьяняющая эта свобода превращается в могучее оружие большевиков. В то время
как они обещают все и немедленно (мир, землю, хлеб), все другие партии
призывают ждать (победы, Учредительного собрания, прекращения хаоса)» (Геллер
М. Я. Кануны. Осень 1917 г. // Латинская Америка. 1990. № 11. С. 21).
Достаточно подробно
М.Я. Геллер и А.М. Некрич разбирают позицию В. И. Ленина накануне октябрьского
восстания. Они воспроизводят точку зрения американского журналиста Г. Солсбери,
который полагал, что В. И. Ленин находился в состоянии возбуждения,
свойственного людям, страдающим маниакально-депрессивным психозом.
Рассматривается ими и ленинская аргументация по поводу необходимости
немедленного восстания: «Все аргументы Ленина оказались неверными: он ошибся в
расчетах на мировую революцию; еще год будут воевать немцы и союзники;
Керенский не собирался сдавать Питера; крестьяне начали делить землю, но до
восстания было еще далеко; ни о какой «второй корниловщине» никто не помышлял.
Прав он был лишь в одном: власть можно было захватить, ибо никто не хотел ее
защищать» (Там же. С. 23). Государственный аппарат, по мнению М. Я. Геллера и
А. М. Некрича, разлагался, а «большевики, как бы увлекаемые инерцией
развивающегося государственного аппарата, шли к власти» (Там же. С. 25).
М.Я. Геллеру и А.М.
Некричу удалось показать многие неувязки, существовавшие в советской
историографии, при характеристике событий октября 1917 г. Они отрицают
организованный характер восстания, пишут о «ползучем» захвате власти. Общая
характеристика 1917 г. дается ими при сопоставлении февраля и октября: «Дважды
на протяжении 1917 г. власть в России, пораженная бессилием, падала от толчка.
Как в феврале, так и в октябре в критический момент правительство обнаруживало,
что не имеет никакой поддержки, не имеет защитников. Разница между двумя
революциями заключалась в том что в феврале царская власть была сметена
стихийным взрывом недовольства, а в октябре Временное правительство было
свергнуто партией, возглавляемой человеком, знавшим, чего он хочет,
непоколебимо убежденным, что он воплощает законы истории, верившим, что он
единственный понимает, что надо делать и куда идти, ибо он единственный
полностью овладел учением Маркса — Энгельса» (Там же. С. 29).
М.Я. Геллер и А.М.
Некрич поставили вопрос о насилии в советской истории как следствии господства
большевиков. Именно оно, по их мнению, привело уже в первые годы советской
власти к существенным человеческим потерям. В 1918 — 1920 гг. погибло более 10
миллионов человек (точнее, 10 180 000), жертвами голода 1921 — 1922 гг. стало
еще более 5 миллионов (5 053 000) (Геллер М. Я., Некрич А. М. Утопия у власти.
2-е изд. Лондон, 1986. С. 125).
В трактовке НЭПа М. Я.
Геллер и А. М. Некрич в значительной мере традиционны. Они связывают его с
отменой продразверстки и введением продналога, считая, что «новая экономическая
политика была прежде всего политикой аграрной): (Геллер М. Я., Некрич А. М.
Утопия у власти // Даугава. 1990 № 12. С. 72). Кроме того, указывается па
разрешение свободной торговли и признание непроизводительности принудительного
труда. Однако «утопия умирала тяжко» (Там же. С. 73). Анализируя НЭП, М. Я.
Геллер и А. М. Некрич подметили черту, ставшую позднее характерной для
политической жизни страны. Они пишут: «Ленин … своим «признанием ошибки»
делает важный вклад в науку политического руководства страной: признание вождем
ошибки делает эту ошибку как бы небывшей, зачеркивает ее, вождь остается
непогрешимым» (Там же. С. 72).
В этой работе авторы
рассматривают и проблему голода 1921 — 1922 гг. Они указывают: «Голод был
испытанием возможностей нового строя: впервые перед ним была задача, которую
нельзя было решать силой» (Там же. С. 74). По их мнению, он позволил
продемонстрировать власти «все свои особенности: жестокость, мстительность,
устойчивость» (Там же. С. 76). Ими были выделены причины возникновения этих
особенностей, определяемые «наличием партии, сплоченной сознанием
изолированности в стране, сознанием своей элитарности и чувством абсолютного
всемогущества. Если партия была скелетом государственной машины, то ее
мускулами были чрезвычайные комиссии. Партия давала Идею: все дозволено, ибо мы
работаем на историю; ЧК давала руки, практически осуществляя вседозволенность»
(Там же. С. 76).
В первые годы советской
власти, по мнению М.Я. Геллера и А.М. Некрича, были заложены основы
«двухэтажной» внешней политики: «…советские политические деятели убеждаются,
что возможно установить нормальные отношения с капиталистическим миром, не
отказываясь от второй внешнеполитической линии — разжигания мировой революции»
(Там же. С. 77). Двойственность советской внешней политики характерна, по их
мнению, и более поздним этапам истории. Примером могут служить отношения с
гитлеровской Германией накануне войны (См.: Геллер М.Я., Некрич А.М. Утопия у
власти. 2-е изд. Лондон, 1986. С. 388 — 389.)
В российской
исторической науке за рубежом господствовали негативные оценки политики
большевиков, их лидеров и т. д. Поэтому несколько особняком стоят рассуждения
А. Зиновьева. Например, он пишет: «Дело заключается в том, что сталинизм, несмотря
на все мерзости, был истинным господством народа, господством народа в
глубочайшем (я не говорю: в лучшем) смысле слова, а сам Сталин — истинным
вождем народа… Такие репрессии были проявлением личной инициативы широких
народных масс. И сегодня трудно установить, где участие было больше —
высокопоставленных преступников со Сталиным во главе или этих широких, якобы
введенных в заблуждение народных масс» (Sinowiew A. Uber Stalin und den
Stalinism // Schweizer Monatshefte. 1980. № 2. S. 126).
Определенное
воздействие на развитие российской исторической науки за рубежом оказала
публикация работ авторов, .живущих в СССР. Наиболее известным из них был Р. А.
Медведев. В 70-е гг. в 12 странах мира им была издана книга «Пусть история
судит», в которой раскрывались преступления И. В. Сталина и его окружения,
анализировалась сущность сталинизма. Следом увидела свет написанная им
политическая биография Н. С. Хрущева.
В конце 60-х — первой
половине 80-х гг. прослеживалось воздействие на историографическую ситуацию целого
ряда негативных факторов, приведшее к возникновению кризисной ситуации в
исторической науке. В российской историографии за рубежом в это же время
произошла смена поколений, приведшая к кардинальным изменениям в тематике и
методологии исследований.
ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА
1.    Бовыкин В.И. Проблемы перестройки исторической науки и вопрос о
«новом направлении» в изучении социально-экономических предпосылок Великой
Октябрьской социалистической революции // История СССР. 1988 № 5. С. 67 — 100.
2.    Бовыкин В.И., Дружинина Е.И., Волобуев П.В. Еще раз к вопросу о
«новом направлении» // Вопросы истории. 1990. № 6. С. 164 — 184.
3.    Бурганов А. X. Затянувшееся дело // Там же. 1989. № 12. С. 179 —
181.
4.    Ворожейкин И.Е. Очерк историографии рабочего класса СССР. М.:
Политиздат, 1975. 288 с.
5.    Дмитриев М.В. История отечественной духовной культуры в
исследованиях А.И. Клибанова // История СССР. 1990. № 6. С. 124 — 136.
6.    Дружинин Н.М. Русская деревня на переломе. 1861 — 1880 гг. М.:
Наука, 1978. 287 с.
7.    Зорина В.И., Лежнева О.Н. Гегемония пролетариата на
буржуазно-демократическом этапе революции в советской историографии // Вопросы
истории КПСС. 1988. № 10. С. 150 — 157.
8.    Изучение отечественной истории в СССР между XXIV и XXV съездами
КПСС. М.: Наука, 1978. Вып. 1. Дооктябрьский период. 258 с; Вып. 2. Советский
период. 254 с.
9.    Изучение отечественной истории в СССР между XXV и XXVI съездами
КПСС. М: Наука, 1982. 598 с.
10.  Кара-Мурза С.Г. Советская наука и бюрократическая система: грани
взаимодействия // Вопросы философии. 1989. № 4. С. 57 — 67.
11.  Касьяненко В.И. Развитой социализм: Историография и методология
проблемы. М.: Мысль, 1976. 271 с.
12.  Классы и классовая борьба в СССР в переходный период от
капитализма к социализму: (Советская историография за 1981 — 1985 гг.). М:
ИНИОН АН СССР, 1987. 108 с.
13.  Кузовков М.М. Рабочие автономных республик РСФСР 60-х годов XX в.:
Историографический обзор // Историографические и источниковедческие проблемы
истории народов СССР. М., 1987. С. 19 — 34.
14.  Лельчук В.С. Индустриализация СССР: история, опыт, проблемы. М.:
Политиздат. 1984. 304 с.
15.  Минц И.И. История Великого Октября: В 3 т. 2-е изд. М.: Наука,
1977 — 1980. Т. 1. 784 с; Т. 2. 1008 с; Т. 3. 904 с.
16.  Нечкина М.В. Встреча двух поколений. Из истории русского
революционного движения конца 50-х — начала 60-х годов XIX века. М.: Наука,
1980. 566 с.
17.  Новосельцев А.П., Пашуто В.Т., Черепнин Л.В. Пути развития
феодализма (Закавказье, Средняя Азия, Русь, Прибалтика). М.: Наука, 1972. 338
с.
18.  Опенкин Л.А. Механизм торможения в сфере общественных наук:
история возникновения, факторы воспроизводства // История СССР. 1989. № 4. С. 3
— 16.
19.  Ортабаев Б.X. Защита «нового направления» негодными средствами //
Вопросы истории. 1989. № 10. С. 180 — 181.
20.  Партия и Великий Октябрь. М.: Политиздат, 1977. 294 с.
21.  Поликарпов В.Д. Начальный этап гражданской войны (История
изучения). М.: Наука, 1980. 372 с.
22.  Поликарпов В. Д. «Новое направление» — в старом прочтении //
Вопросы истории. 1989. № 3. С. 44 — 61.
23.  Развитие советской исторической науки. 1970 — 1974. М: Наука,
1975. 480 с.
24.  Семенникова Л.И. Историко-партийные концепции: научная истина или
политический феномен? // Вопросы истории КПСС. 1991. № 2. С. 106 — 118.
25.  Советская историография Великой Октябрьской социалистической
революции. М.: Наука, 1981. 294 с.
26.  Советская историография Киевской Руси. Л.: Наука. Ленингр.
отд-ние, 1978. 280 с.
27.  Советская историография Февральской буржуазно-демократической
революции. М.: Наука, 1979. 319 с.