МИНИСТЕРСТВО
ОБЩЕГО И ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ РФ
ХАКАССКИЙ
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ИМ. Н.Ф. КАТАНОВА
КАФЕДРА
ЛИТЕРАТУРЫ
РОМАН Ивана
Сергеевича ТУРГЕНЕВА
“ОТЦЫ И
ДЕТИ”
В АСПЕКТЕ
СОВРЕМЕННОГО
ИЗУЧЕНИЯ
классики
ДИПЛОМНАЯ
РАБОТА ПО ЛИТЕРАТУРЕ
Абакан,
2001
ПЛАН
Введение
……………………………………… 04-05
Глава 1. Творческий путь И.С.
Тургенева ………….. 06-19
   1.1. Биография И.С. Тургенева
………………… 06-11
   1.2. Рассказы, повести и романы
И.С. Тургенева …. 11-19
Глава 2. Роман И.С Тургенева “Отцы
и Дети” ……….. 20-44
   2.1. История создания романа.
Смысл его названия .. 20-22
   2.2. Эпоха и характеры в романе
“Отцы и дети” ….. 22-33
      2.2.1. Художественный прием
“психологической
         пары”
………………………………… 23-29
      2.2.2. Базаров
…………………………… 30-32
      2.2.3. Павел Петрович
Кирсанов …………….. 32-33
   2.3. Роль эпизода в романе
…………………… 33-39
   2.4. Мифологический и
метафорический контекст
      романа
………………………………….. 39-44
Заключение
……………………………………. 46-49
Список литературы
……………………………… 50-51
    “Когда будете в Спасском, поклони­тесь
от меня дому, саду, моему молодому дубу — родине поклонитесь, которую я уже,
вероятно, никогда не увижу”.
И.С. Тургенев
ВВЕДЕНИЕ
Имя
И.С. Тургенева на протяжении почти целого века воз­буждало страстные споры в
русской и зарубежной критике. Уже его современники осознавали громадное
общественное значение созданных им произведений. Не всегда соглашаясь с его
оцен­кой событий и деятелей русской жизни, нередко отрицая в са­мой резкой
форме правомерность его писательской позиции, его концепцию
социально-исторического развития России.
Тургенев
принадлежал к плеяде крупнейших русских писате­лей второй половины XIX века. В
его творчестве продолжают развиваться, обогащаясь новым содержанием,
реалистические традиции Пушкина, Лермонтова, Гоголя.
Тургенев
обладал поразительным дарованием – сочетать так называемую злобу дня с
обобщениями самого широкого, поистине общечеловеческого порядка и придавать им
художественно со­вершенную форму и эстетическую убедительность. Но фило­софская
основа творчества Тургенева по настоящую пору, к со­жалению, не получила
должного внимания со стороны исследова­телей. 
Эта
дипломная работа посвящена рассмотрению художествен­ных особенностей
тургеневского наследия в их совокупности и взаимосвязи. Особенное внимание мы
уделим роману “Отцы и де­ти”, который занимает одно из первых мест в творчестве
писа­теля. Произведения И.С. Тургенева можно изучать и порознь – подобный
подход в прошлом был достаточно результативным. Этот подход и в наше время не
исчерпал всех своих возможно­стей. Но сейчас мы уже не можем забывать и не
принимать во внимание духовные и религиозные начала прозы И.С. Тургенева,
сегодня не достаточно видеть в его произведениях лишь крити­ку буржуазного
строя и изобличение крепостничества. Произве­дения И.С. Тургенева требуют более
глубоко и всестороннего анализа. Такой всесторонний анализ романа “Отцы и дети”
яв­ляется целью настоящей дипломной работы.
Стремление
представить себе в целом художественный мир И.С. Тургенева возникло из потребности
современного, более глубокого и точного прочтения его наследия. Отсюда вытекают
различные задачи:
1.рассмотреть основные этапы биографии и
творчества И.С. Тургенева;
2.синтез разнородных наблюдений, которые были
накоплены тургеневедением;
3.применить накопленные наблюдения во
всестороннем анали­зе романа И.С. Тургенева “Отцы и дети”.
Глава 1. Творческий путь И.С. Тургенева
1.1. Биография И.С. Тургенева
Иван
Сергеевич Тургенев родился 28 октября (9 ноября н.с.) в городе Орле. Это была
дворянская семья: отец, Сергей Николаевич, отставной гусарский офицер,
происходил из ста­ринного дворянского рода; мать, Варвара Петровна, — из бога­той
помещичьей семьи Лутовиновых. Детство Тургенева прошло в родовом имении
Спасском-Лутовинове. Рос он на попечении гу­вернеров и учителей, швейцарцев и
немцев, доморощенных дядек и крепостных нянек. Здесь он рано научился тонко
чувствовать природу и ненавидеть крепостное право.
С
переездом семьи в Москву в 1827 будущий писатель был отдан в пансион, провел там
около двух с половиной лет. Дальнейшее образование продолжал под руководством
частных учителей. С детства он знал французский, немецкий, англий­ский языки.
Осенью
1833, не достигнув пятнадцатилетнего возраста, поступил в Московский
университет, а в следующем году пере­велся в Петербургский университет, который
окончил в 1936 по словесному отделению философского факультета. Одно из силь­нейших
впечатлений ранней юности (1833) влюбленность в княж­ну Е.Л. Шаховскую,
переживавшую в эту пору роман с отцом Тургенева, отразилось в повести “Первая
любовь” (1860).
В
1836 Тургенев показывает свои стихотворные опыты в ро­мантическом духе
литератору пушкинского круга, университет­скому профессору П.А. Плетневу; тот
приглашает студента на литературный вечер (здесь Тургенев столкнулся с А.С.
Пушки­ным), а в 1838 печатает в “Современнике” тургеневские стихо­творения
“Вечер” и “К Венере Медицийской” (к этому моменту Тургеневым написано около
сотни стихотворений, в основном не сохранившихся, и драматическая поэма
“Стено”).
В
мае 1838 Тургенев отправляется в Германию (желание по­полнить образование
соединилось с неприятием российского уклада, основанного на крепостном праве).
Катастрофа парохо­да “Николай I”, на котором плыл Тургенев, будет описана им в
очерке “Пожар на море” (1883; на французском языке). До августа 1839 Тургенев
живет в Берлине, слушает лекции в университете, занимается классическими
языками, пишет стихи, общается с Т.Н. Грановским, Н.В. Станкевичем. После
коротко­го пребывания в России, где готовится к магистерским экзаме­нам и
посещает литературные кружки и салоны: знакомится с Н. Гоголем, С. Аксаковым,
А. Хомяковым, в одну из поездок в Пе­тербург — с Герценом, в январе 1840
отправляется в Италию, но с мая 1840 по май 1841 он вновь в Берлине, где
знакомится с М.А. Бакуниным. Прибыв в Россию, он посещает имение Баку­ниных
Премухино, сходится с этой семьей: вскоре начинается роман с Т.А. Бакуниной,
что не мешает связи со швеей А.Е. Ивановой (в 1842 она родит Тургеневу дочь
Пелагею). В январе 1843 Тургенев поступает на службу в Министерство внутренних
дел.
В
1842 успешно сдает магистерские экзамены, надеясь по­лучить место профессора в
Московском университете, но, по­скольку философия была взята под подозрение
николаевским правительством, кафедры философии были упразднены в русских
университетах, стать профессором не удалось.
В
1843 появляется поэма на современном материале “Пара­ша”, получившая высокую
оценку В.Г. Белинского. Знакомство с критиком, перешедшее в дружбу (в 1846
Тургенев стал крестным его сына), сближение с его окружением (в частности, с
Н.А. Некрасовым) изменяют его литературную ориентацию: от роман­тизма он
обращается к иронико-нравоописательной поэме (“По­мещик”, “Андрей”, обе 1845) и
прозе, близкой принципам “на­туральной школы” и не чуждой влиянию М.Ю.
Лермонтова (“Андрей Колосов”, 1844; “Три портрета”, 1846; “Бретер”, 1847). В
этом же году поступил на службу чиновником “особен­ной канцелярии” министра
внутренних дел, где служил в тече­ние двух лет. Общественные и литературные
взгляды Тургенева определялись в этот период в основном влиянием Белинского.
Тургенев публикует свои стихотворения, поэмы, драматические произведения,
повести. Критик направлял его работу своими оценками и дружескими советами.
1
ноября 1843 Тургенев знакомится с певицей Полиной Виардо (Виардо-Гарсия) во
время ее гастролей в Петербурге, любовь к которой во многом определит внешнее
течение его жизни. В мае 1845 Тургенев выходит в отставку. С начала 1847 по
июнь 1850 он живет за границей (в Германии, Франции; Тур­генев свидетель
французской революции 1848): опекает больно­го Белинского во время его
путешествия; тесно общается с П.В. Анненковым, А.И. Герценом, знакомится с Ж.
Санд, П. Ме­риме, А. де Мюссе, Ф. Шопеном, Ш. Гуно; пишет повести “Пе­тушков”
(1848), “Дневник лишнего человека” (1850), коме­дии “Холостяк” (1849), “Где
тонко, там и рвется”, “Провинциалка” (обе 1851), психологическую драму “Месяц в
деревне” (1855).
Главное
дело этого периода “Записки охотника”, цикл ли­рических очерков и рассказов,
начавшийся с рассказа “Хорь и Калиныч” (1847; подзаголовок “Из записок
охотника” был при­думан И.И. Панаевым для публикации в разделе “Смесь” журнала
“Современник”); отдельное двухтомное издание цикла вышло в 1852, позднее
добавлены рассказы “Конец Чертопханова” (1872), “Живые мощи”, “Стучит” (1874).
В
1850 возвращается в Россию, в качестве автора и крити­ка, сотрудничает в
“Современнике”, ставшем своеобразным цен­тром русской литературной жизни.
Под
впечатлением смерти Н. Гоголя в 1852 публикует нек­ролог, запрещенный цензурой.
За это подвергается на месяц аресту (будучи под арестом, пишет рассказ “Муму”),
а затем высылается в свое имение под присмотр полиции без права вы­езда за
пределы Орловской губернии. В мае выслан в Спасское, где живет до декабря 1853
и работает над неоконченным рома­ном, повестью “Два приятеля”. Здесь он
знакомится с А.А. Фе­том, активно переписывается с С.Т. Аксаковым и
литераторами из круга “Современника”. В хлопотах об освобождении Тургене­ва
важную роль сыграл А.К. Толстой.
В
1853 было разрешено приезжать в Петербург, но право выезда за границу было
возвращено только в 1856.
Тургенев
принимает участие в издании “Стихотворений” Ф.И. Тютчева (1854) и снабжает его
предисловием. Взаимное охлаждение с далекой Виардо приводит к краткому, но едва
не закончившемуся женитьбой роману с дальней родственницей О.А. Тургеневой.
Публикуются повести “Затишье” (1854), “Яков Па­сынков” (1855), “Переписка”,
“Фауст” (обе 1856).
“Рудиным”
(1856) открывается серия тургеневских романов, компактных по объему,
разворачивающихся вокруг героя-идеоло­га, журналистски точно фиксирующих
актуальную социально-по­литическую проблематику и, в конечном итоге, ставящих
“со­временность” перед лицом неизменных и загадочных сил любви, искусства,
природы. Продолжают эту линию: “Дворянское гнез­до”, 1859; “Накануне”, 1860;
“Отцы и дети”, 1862; “Дым” (1867); “Новь”, 1877.
Отбыв
за границу в июле 1856, Тургенев попадает в мучи­тельный водоворот
двусмысленных отношений с Виардо и воспи­тывавшейся в Париже дочерью. Он
отправляется в Англию, затем в Германию, где пишет “Асю”, одну из наиболее
поэтичных по­вестей, поддающуюся, впрочем, истолкованию в общественном ключе
(статья Н.Г. Чернышевского “Русский человек на rendez-vous”, 1858), а осень и
зиму проводит в Италии. К лету 1858 он в Спасском; в дальнейшем нередко год
Тургенева будет чле­ниться на “европейский, зимний” и “российский, летний” сезо­ны.
После
“Накануне” и посвященной роману статьи Н.А. Добро­любова “Когда же придет
настоящий день?” (1860) происходит разрыв Тургенева с радикализировавшимся “Современником”
(в частности, с Н.А. Некрасовым; их взаимная враждебность со­хранялась до
конца). Конфликт с “молодым поколением” усугу­бился романом “Отцы и дети”
(памфлетная статья М.А. Антоно­вича “Асмодей нашего времени” в “Современнике”,
1862); так называемым “расколом в нигилистах” во многом мотивирована позитивная
оценка романа в статье Д.И. Писарева “Базаров”, 1862). Летом 1861 произошла
ссора с Л.Н. Толстым, едва не обернувшаяся дуэлью (примирение в 1878). В
повести “Призраки” (1864) Тургенев сгущает намечавшиеся в “Записках охотника” и
“Фаусте” мистические мотивы; эта линия получит развитие в “Собаке” (1865),
“Истории лейтенанта Ергунова” (1868), “Сне”, “Рассказе отца Алексея” (оба
1877), “Песни торжествующей любви” (1881), “После смерти (Клара Милич)” (1883).
Тема слабости человека, оказывающегося игрушкой неведомых сил и обреченного
небытию, в большей или меньшей мере окрашивает всю позднюю прозу Тургенева;
наиболее прямо она выражена в лирическом рассказе “Довольно!” (1865),
воспринятом современниками как свидетельство ситуативно обусловленного кризиса
Тургенева.
В
1863 происходит новое сближение Тургенева с Полиной Виардо; до 1871 они живут в
Бадене, затем (по окончании франко-прусской войны) в Париже. Тургенев близко
сходится с Г. Флобером и через него с Э. и Ж. Гонкурами, А. Доде, Э. Золя, Г.
де Мопассаном; он принимает на себя функцию посред­ника между русской и
западными литературами. Растет его об­щеевропейская слава: в 1878 на
международном литературном конгрессе в Париже писатель избран вице-президентом;
в 1879 он почетный доктор Оксфордского университета. Тургенев под­держивает
контакты с русскими революционерами (П.Л. Лавро­вым, Г.А. Лопатиным) и
оказывает материальную поддержку эми­грантам. В 1880 Тургенев участвует в
торжествах в честь от­крытия памятника Пушкину в Москве. В 1879-81 старый
писатель переживает бурное увлечение актрисой М.Г. Савиной, окрасив­шее его
последние приезды на родину.
Наряду
с рассказами о прошлом (“Степной король Лир”, 1870; “Пунин и Бабурин”, 1874) и
упомянутыми выше “таин­ственными” повестями в последние годы жизни Тургенев
обраща­ется к мемуаристике (“Литературные и житейские воспомина­ния”, 1869-80)
и “Стихотворениям в прозе” (1877-82), где представлены едва ли не все основные
темы его творчества, а подведение итогов происходит словно бы в присутствии
близящейся смерти.
В
феврале 1879, когда он приехал в Россию, его чествова­ли на литературных
вечерах и торжественных обедах, усиленно приглашая остаться на родине. Тургенев
даже склонен был пре­кратить добровольное изгнание, однако это намерение не
было осуществлено. Весной 1882 обнаружились первые признаки тяже­лой болезни,
лишившей писателя возможности передвижения (рак позвоночника). 
Тургенев
умер в Буживале — предместье Парижа. Согласно завещанию писателя, тело его было
перевезено в Россию и по­хоронено в Петербурге. 
Как
выдающийся мастер психологического анализа и пейзаж­ной живописи Тургенев
оказал значительное влияние на разви­тие русской и мировой литератур.
1.2. РАССКАЗЫ, Повести и романы И.С. Тургенева
Начальный
период творчества И.С. Тургенева, имевший для него характер литературного
ученичества, можно считать с 1834 года, когда Тургенев написал первую свою
юношескую по­эму “Стено”, и до 1843 года, когда вышло в свет произведение
“Параша. Рассказ в стихах”.
“В
1843 году, — писал Тургенев в “Литературных и житей­ских воспоминаниях”, — в
Петербурге произошло событие, и са­мо по себе крайне незначительное и
давным-давно поглощенное всеобщим забвением. А именно: появилась небольшая
поэма не­коего Т.Л. под названием “Параша”. Этот Т.Л. был я; этою по­эмой я
вступил на литературное поприще”.
Оценивая
на склоне лет произведения своей литературной молодости, Тургенев отнесся к ним
очень сурово. “Я чувствую, — писал он С.А. Венгерову в 1874 году, —
положительную, чуть не физическую антипатию к моим стихотворениям, и не только
не имею ни одного экземпляра моих поэм, но дорого бы дал, чтоб их вообще не
существовало на свете”.
Высокую
требовательность предъявил Тургенев даже к таким своим художественным удачам,
как поэма “Параша”, получившая при выходе ее в свет, в 1843 году, очень лестный
отзыв Бе­линского. В письме к И.С. Тургеневу 8 июля 1848 года Белин­ский писал
о поэме: “Я еще раз десять прочел ее: чудесная вещь, вся насквозь пропитанная и
поэзией (что очень хорошо), и умом (что еще лучше, особенно вместе с поэзией)”.
Несмотря
на критическое отношение Тургенева к начальному этапу творчества, необходимо на
этом этапе остановиться, так как без него нельзя понять в полной мере ни
художественных особенностей “Записок охотника”, ни исторической закономер­ности
всего творческого пути писателя.
Большинство
ранних произведений И.С. Тургенева относится к 30-м и началу 40-х годов XIX
века — к этому переходному периоду в истории русского общества.
Тургенев
так характеризовал эту переходную эпоху, вспо­миная о ней значительно позднее,
в 1868 году. “Общество еще помнило удар, — писал он, — обрушившийся на самых
видных его представителей лет двенадцать перед тем, и из всего того, что
проснулось в нем впоследствии, особенно после 55 года, ничего даже не
шевелилось, а только бродило — глубоко, но смутно — в некоторых молодых умах”[1].
Молодой
Тургенев в первых стихотворных опытах 30-х годов отдал известную дань увлечению
романтическими образами и ро­мантическим лексиконом Бенедиктова и Марлинского,
но это влияние было очень кратковременно и неглубоко.
Некоторые
следы этого увлечения можно найти в очень не­многих стихотворениях, написанных
Тургеневым в начальный пе­риод творчества. Так, в стихах, посвященных темам
любви и природы, встречаются романтические преувеличения. Любовь в этих стихах
“мятежная”, “безумная”, “знойная”, лобзания — “жгучие”, картина утра (в
стихотворении “Признание”) дается с излишней, вычурной пышностью:
И, сходя с вершин
Урала,
Как дворец
Сарданапала,
Загорится ясный
день…
Но
в подавляющем большинстве стихотворных опытов молодо­го Тургенева общий
характер его творчества был реалистиче­ским. Подлинными его литературными
учителями были Пушкин, Лермонтов и Гоголь.
Что
же представляло собой творчество Тургенева до “Запи­сок охотника”, как
расценивать его многочисленные стихотво­рения и поэмы, от которых он готов был
отказаться в после­дующую, зрелую пору литературной деятельности?
Если
подходить к ним с той меркой, с какой подходил к ним Тургенев, они,
действительно, не удовлетворяют необходи­мым требованиям ни с идейной, ни с
художественной стороны. В них слышатся перепевы то пушкинской (“Параша”), то
лермон­товской (“Разговор”) поэзии, и хотя Тургенев подходит к раз­работке
тематики своих литературных учителей по-своему, пы­тается дать самостоятельную
трактовку “лишних людей” и “мя­тущихся” героев, но его позиции самому ему не
ясны, и герои его поэм оставляют у читателей впечатление чего-то недоска­занного
и туманного. Нет ясности мысли и в большинстве лири­ческих стихотворений,
посвященных темам любви и природы[2].
Однако
ни в коем случае нельзя сказать, что начальный этап литературной деятельности
Тургенева был для него сплош­ной неудачей и, тем более, что он ничего не дал
самому писа­телю в отношении его художественного роста. Стихотворное творчество
научило Тургенева компоновке материала, выработа­ло у него умение отбирать из
массы впечатлений и мыслей наи­более существенное и типическое, умение
концентрировать материал и в немногом сказать многое.
Уже
Белинский выделял в раннем творчестве Тургенева та­кие стихотворения, как
“Федя” и “Баллада”. Стихотворение “Федя”.
“Баллада”
(1842), написанная по мотивам народной песни о Ваньке-ключнике, была положена
на музыку Рубинштейном и до сих пор живет в камерном исполнении. Это
единственное стихо­творение молодого Тургенева, которое широко известно и в на­ше
время, что объясняется не только высоким качеством музыки композитора, но в
неменьшей степени содержательностью, стре­мительностью в развитии действия и
музыкальностью самой бал­лады.
В
данном случае Тургенев осуществляет один из законов искусства, о котором
говорил Белинский: “Художественная об­работка характера в том и состоит, что
если он дан поэтом в известный момент своей жизни, вы уже сами можете
рассказать всю его жизнь и до и после этого момента”[3].
Следует
также отметить, как значительное творческое до­стижение молодого Тургенева,
стихотворение “В дороге”, напи­санное в том же 1843 году и отличающееся, наряду
с большой музыкальностью, искренностью чувства и задушевностью, строки которого
известны всем без исключения:
Утро туманное, утро
седое,
Нивы печальные, снегом
покрытые,
Нехотя вспомнишь и
время былое,
Вспомнишь и лица,
давно позабытые…
И
в поэмах И.С. Тургенева, обычно страдающих недостаточ­ной ясностью в раскрытии
характеров и основного идейного смысла, встречаются отдельные яркие бытовые
сцены и пейзажи, показывающие, что Тургенев уже в эти годы умел подмечать в
жизни и в природе существенное, характерное и находить для описания необходимые
точные и выразительные слова.
Наибольшей
удачей среди поэм Тургенева была поэма “Поме­щик”, представляющая собой ряд
живых зарисовок помещичьего быта. Белинский писал об этой поэме: “Наконец
г.Тургенев на­писал стихотворный рассказ “Помещик”, — не поэму, а физиоло­гический
очерк помещичьего быта, шутку, если хотите, но эта шутка как-то вышла далеко
лучше всех поэм автора. Бойкий эпиграмматический стих, веселая ирония, верность
картин, вместе с тем выдержанность целого произведения, от начала до конца, —
все показывало, что г.Тургенев напал на истинный род своего таланта, взялся за
свое, и что нет никаких причин оставлять ему вовсе стихи”[4].
Тургенев
уже был в 40-х хорошим поэтом. Но всего лишь хорошим. А его честолюбие
требовало большего[5].
Одной
из основных проблем, поставленных перед писателями во второй период русского
освободительного движения, была проблема положительного героя, активно
участвующего в осу­ществлении очередных задач общественно-политической и народ­нохозяйственной
жизни, и в связи с этим — переоценка передо­вой дворянской интеллигенции,
игравшей до сих пор в русском обществе руководящую роль. Эта проблема стояла и
перед Чер­нышевским, и перед Гончаровым, и перед Писемским, и перед другими
писателями. Вплотную подошел к этой проблеме в сере­дине 50-х годов и Тургенев.
В
40-е годы повести и комедии не занимали основного мес­та в творчестве Тургенева
и не были его лучшими произведе­ниями, — заслуженную славу в 40-е годы он
завоевал не повес­тями и не комедиями, а “Записками охотника”.
После
1852 года, повести и романы стали у него преобла­дающими жанрами. По тематике
эти произведения значительно отличались от “Записок охотника”. Лишь в немногих
из них Тургенев по-прежнему изображает крестьянство и рисует картины
крепостнического быта; таковы повести “Постоялый двор”, “Господская контора”
(отрывок из неизданного романа), рассказ “Муму” и позднее, в 1874 году, рассказ
“Живые мощи”. В большинстве же произведений 50—70-х годов основным предметом
изображения у Тургенева являются различные группы дворянского класса и прежде
всего прогрессивная дворянская интеллигенция, обычно сопоставляемая с
интеллигенцией разночинской, революционно-демократической. По преимуществу в
этих произведениях вырабатываются и уточняются новые средства художественного
мастерства Тургенева.
Повести
и романы Тургенева 1850-х годов известный лите­ратуровед Д.Н.
Овсянико-Куликовский сопрягал с историей рус­ской интеллигенции.
Романы
Тургенева сочетали в себе несколько важнейших для литературы свойств: они были
умны, увлекательны и безупречны с точки зрения стиля.
Идейно-художественный
замысел произведений: рассказа “Ася” и повестей “Затишье” и “Вешние воды”,
определил свое­образие положенных в их основу конфликтов и особую систему,
особое взаимоотношение характеров.
Конфликт,
на котором строятся все три произведения, — столкновение молодого человека, не
совсем заурядного, неглу­пого, несомненно культурного, но нерешительного,
слабохарак­терного, и молодой девушки, глубокой, сильной духом, целост­ной и
волевой.
Существенно
то, что и конфликты в этих произведениях, и подбор характерных эпизодов, и
соотношение персонажей — все подчиняется одной основной задаче Тургенева:
анализу психо­логии дворянской интеллигенции в области личной, интимной жизни.
Центральная
часть сюжета — зарождение, развитие к траги­ческий финал любви. К этой стороне
повестей и направлено бы­ло основное внимание Тургенева, как
писателя-психолога, в раскрытии этих интимных переживаний и проявляется по
преиму­ществу его художественное мастерство.
Иное
дело — романы Тургенева: они пронизаны историзмом во всех своих деталях, так
как подавляющее большинство дей­ствующих лиц имеет то или иное отношение к
основной обще­ственной проблеме, поставленной писателем. В романе “Накану­не”
не одна только Елена живет под впечатлением решающего, надвигающегося перелома
в русской общественной жизни — это чувство испытывает каждый по-своему: и
Берсенев, и Шубин, и Увар Иванович, и, хотя бы в негативном смысле,
Курнатовский и Стахов, отец Елены. В романе “Новь” не только Нежданов и
Марианна, но почти все действующие лица так или иначе, прямо или косвенно
связаны с развертывающимся революционным движе­нием.
Романы
Тургенева (так же, как и повести) нельзя рассмат­ривать как точное,
фотографическое отражение реальной исто­рической действительности. Нельзя, как
делали некоторые до­революционные критики (например, Авдеев), изучать историю
русской общественной жизни 50—70-х годов XIX века по романам Тургенева. Об
историзме этих романов можно говорить лишь с учетом общественно-политической
позиции Тургенева, его оцен­ки тех общественных сил, какие принимали участие в
истори­ческом процессе, и в первую очередь его отношения к господ­ствовавшему в
то время дворянскому классу.
В
центре романов Тургенева стоят главные герои, которых можно разбить на четыре
группы. Первая группа — передовые дворяне-интеллигенты, бравшие на себя роль
руководителей об­щественного движения, но в силу своей непрактичности, слабо­характерности
не справившиеся с задачей и оказавшиеся лишни­ми людьми (Рудин, Нежданов).
Вторая группа — представители молодой интеллигенции, разночинной или
дворянской, обладаю­щие и знаниями, и силой воли, и трудовой закалкой, но ока­завшиеся
во власти неверных, с точки зрения Тургенева, взглядов и поэтому пошедшие по
ложной дороге (Базаров, Маркелов). Третья группа — положительные герои (тоже в
понимании Тургенева), приближавшиеся к правильному решению вопроса о подлинно
прогрессивной деятельности. Это Лаврецкий, Литвинов, дворяне-интеллигенты,
сумевшие преодолеть в себе наследие дворянской мягкотелости, пришедшие после
тяжелых испытаний к общественно-полезной работе; в особенности — это
разночинец, выходец из народа Соломин, наиболее совершенный образ
положительного героя у Тургенева в последнем периоде его литературного
творчества. И, наконец, четвертая группа — передовые девушки, в образах которых
Тургеневым представлены три последовательных ступени вовлечения русской женщины
50—70-х годов в общественную жизнь: Наталья, только еще стремящаяся к
общественной деятельности, Елена, уже нашедшая себе полезное дело, но пока еще
на чужбине, и Марианна, участница русского революционного движения,
окончательно определившая свой настоящий жизненный путь в совместной
культурнической работе с Соломиным.
Подводя
итоги всему выше сказанному мы можем отметить ключевое значение раннего
творчества писателя для дальнейше­го развития его мастерства. Именно этот опыт,
казавшийся са­мому Тургеневу столь незначительным, впоследствии позволил ему
написать “Записки охотника”, “Отцы и дети” и другие зна­чительные произведения,
которые, в свою очередь, оказали ог­ромное влияние на развитие русской и
зарубежной литературы.
Заслуга
Тургенева в более конкретной области романа за­ключается в создании и
разработке особой разновидности этого жанра – романа общественного, в котором
своевременно и бы­стро отражались новые и притом важнейшие веяния эпохи.
Основные герои тургеневского романа – так называемые “лиш­ние” и “новые” люди,
дворянская и разночинно-демократическая интеллигенции, в течении значительного
исторического срока определяли нравственный и идейный уровень русского
общества.
В
своей работе мы подробно остановимся на романе Турге­нева “Отцы и дети”.
Глава 2. Роман И.С Тургенева “Отцы и Дети”
2.1. История создания романа. СМЫСЛ ЕГО НАЗВАНИЯ
19
февраля 1861 года был подписан царем манифест об освобождении крестьян,
обнародованный 5 марта того же года. С этого момента Россия вступила в новый –
послереформенный – период своего исторического развития.
Начало
его было отмечено новой волной крестьянских вос­станий. Истинно грабительская
сущность царских реформ вскоре стала ясна и многим представителям прогрессивной
русской ин­теллигенции. Стала она ясна и Тургеневу. Однако прошло нема­ло
времени, прежде чем он окончательно освободился от иллю­зий, связанных с его
прежними надеждами на Александра II. Очень сложным и противоречивым был этот
период эволюции его мировоззрения.
Все
чаще покидает Тургенева уверенность в том, что его надежды сбудутся. Сколько
боли было в его письмах этого пе­риода, сколько беспокойства за судьбу родной
страны. 
Именно
в это темное и тяжелое время Тургенев приходит к еще более полному пониманию
того огромного значения, какое имела для будущего России деятельность
революционеров. Тогда же все более критическим становится его отношение к
либера­лам.
В
феврале 1862 года был опубликован четвертый роман Тур­генева “Отцы и дети”, в
котором наиболее полно отразились общественно-политические взгляды писателя
того времени, от­разилось его отношение ко всему происходящему в России.
Тема
двух поколений, предопределившая сюжет романа “Отцы и дети”, была подсказана
Тургеневу ожесточенной идеологи­ческой борьбой между либералами и демократами,
которая раз­вернулась в период подготовки крестьянской реформы.
Работая
над романом, Тургенев учел и отразил не только нашумевший спор о двух
поколениях – в романе получили свое отражение многие другие важнейшие события
общественно-поли­тической жизни того времени: полемика по вопросам искусства и
литературы, споры по вопросам философии, истории и др.
Название
романа “Отцы и дети” часто понимается весьма упрощенно: смена общественной
идеологии поколений, конфликт аристократов и разночинцев. Но роман Тургенева не
исчерпыва­ется одной лишь социальной сферой, он имеет и психологи­ческое
звучание. И сводить весь смысл произведения исключи­тельно к идеологии — значит
понимать его “по-базаровски”. Ведь и сам Базаров считает, что суть нового
времени в необ­ходимости смести с лица земли все, сделанное “отцами”, дис­кредитировать
их, с их “принципами” и моралью, во имя туман­ного “светлого будущего”. Такое
вульгарное упрощение смысла эпохи и романа, эту эпоху воссоздающего и
исследующего, непростительно.
Проблема
отцовства — одна из важнейших, это проблема единства развития всего
человечества. Только осознание чело­веком своих корней, своей глубокой духовной
связи с прошлым дает ему будущее. Смена поколений — процесс всегда непростой и
небезболезненный. “Дети” принимают в наследство от “отцов” весь духовный опыт
человечества. Разумеется, они не должны рабски копировать “отцов”, необходимо
творческое переосмыс­ление их жизненного credo — но переосмысление на основе уваже­ния к
принципам предков. В эпоху социальных потрясений такая переоценка ценностей
новым поколением происходит гораздо бо­лее жестко и жестоко, чем это
необходимо. И результаты всег­да бывают трагичны: слишком многое в спешке
утрачивается, слишком сложно эти пробелы восполнять.
В
России ХIХ века сильнейшим социальным потрясением ока­залось восстание
декабристов. Поколение, для которого период становления прошел в эпоху николаевской
реакции, не смогло воспринять высокий кодекс чести своих отцов, “Потерянным по­колением”
станет оно в русской истории. “Толпой угрюмою и скоро позабытой” назовет его
один из лучших сынов этого по­коления М.Ю. Лермонтов, постигший всю трагичность
для духов­ной жизни общества событий 14 декабря. Произошел разрыв в цепи
поколений, одно звено — выпало:
И прах наш с
строгостью судьи и гражданина
Потомок оскорбит
презрительным стихом,
Насмешкой горькою
обманутого сына
Над промотавиимся
отцом,
—
предрекал он.
Введенное
Лермонтовым понятие “герой времени” означает человека, наиболее типичного для
данной эпохи, характер и судьба которого сформированы этой эпохой, отражают ее
боли и беды, взлеты и падения.
Разумеется,
поколение не может состоять из одних “героев времени”. Основную массу людей
эпоха как бы “задевает краем”, они к любой эпохе умеют приспособиться. И это
заме­чательно — представьте себе поколение из одних Печориных или Базаровых!
Невозможно: жизнь бы остановилась.
2.2. ЭПОХА
И ХАРАКТЕРЫ В РОМАНЕ “ОТЦЫ И ДЕТИ”
Тургеневым
создано огромное число характеров. Проза его отличается большой “населенностью”[6].
В его художественном ми­ре оказались представленными практически все основные
типы русской жизни, хотя и не в том соотношении, какое они имели в
действительности.
Какою
видел Тургенев дореформенную русскую действитель­ность и какою она предстала в
его художественном мире? Пер­сонажи Тургенева представляют главным образом
дворянство и крестьянство – два основных сословия, на которых держалось самодержавно-крепостническое
государство. Другие воссозданы в художественном мире Тургенева весьма
избирательно.
В
русском народе Тургенев прежде всего нашел бескорыст­ных, душевно чистых, не
умеющих “промышлять” романтиков и рационалистов-практиков, думающих во
всероссийском масштабе, иронически настроенных.
Полон
интересных образов и роман “Отцы и дети”.
Как
известно, работу над новым произведением Тургенев обычно начинал с так
называемых подготовительных материалов, и прежде всего – с составления
“Формулярного списка дей­ствующих лиц”, где указывались реальные прототипы
будущих героев, детально прорабатывались их характеры и биографии.
2.2.1.
ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ПРИЕМ “ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ ПАРЫ”
Роман
Тургенева построен так, что в нем отражены вечные типы: “герои времени” и
обычные люди. Братья Кирсановы как раз составляет такую психологическую пару.
Павел
Петрович неслучайно назван Писаревым “маленьким Печориным”. Он действительно не
только принадлежит к тому же поколению, но и являет собой “печоринский” тип.
“Заметим, что Павел Петрович вообще не отец, а для произведения с та­ким
названием это далеко не безразлично. Павел Петрович — холостая душа, ничего от
него “родиться”, произойти не мо­жет; именно в этом и заключается все
назначение его суще­ствования в тургеневском романе”, — комментирует А. Жук.
Композиционно
роман Тургенева построен на соединении прямого, последовательного повествования
и биографий основ­ных героев. Эти истории прерывают течение романа, уводят нас
в иные эпохи, обращают к истокам происходящего в современ­ности. Жизнеописание
Павла Петровича Кирсанова подчеркну­то “выпадает” из общего хода повествования,
оно даже стилисти­чески чужеродно роману. И, хотя читатель узнает об истории
Павла Петровича из рассказа Аркадия, обращенного к Базарову, язык этого
рассказа ничем не напоминает стиль общения моло­дых нигилистов. Тургенев
максимально приближается к стилю и образности романов 30-40-х годов ХIХ века,
воссоздает особый стиль романтического повествования. В нем все уводит от ре­альной,
приземленной повседневности. Мы так и не узнаем на­стоящего имени загадочной
возлюбленной Павла Петровича: она фигурирует под условно-литературным именем
Нелли, или под таинственным “княгиня Р”. Не узнаем, что томило ее, что за­ставляло
метаться по всей Европе, переходить от слез к смеху и от беспечности к унынию.
Многое в ней не будет разгадано читателем. Да это и неважно. Главное понять,
что в ней так привлекло Павла Кирсанова, на чем зиждется его неземная страсть?
А вот это как раз довольно ясно: самая загадочность Нелли, многозначительная ее
пустота, ее одержимость “ей са­мой неведомыми силами”, ее непредсказуемость и
непоследо­вательность и составляют ее очарование для Кирсанова. 
Любовь
и дружба присутствуют и в жизни Базарова.
Все
люди разные, и каждый понимает любовь и дружбу по-своему. Для одних найти
любимого человека есть цель и смысл жизни, а дружба — неотъемлемое понятие для
счастливого суще­ствования. Эти люди составляют большинство. Другие считают
любовь выдумкой, “белибердой, непростительной дурью”; в дружбе ищут
единомышленника, борца, а не человека, с которым можно пооткровенничать на
личные темы. Таких людей мало, и к таким людям относится Евгений Васильевич
Базаров.
Его
единственный друг — Аркадий — наивный, несформиро­вавшийся юнец. Он привязался
к Базарову всей душой и серд­цем, обожествляет его, любит каждое слово. Базаров
чувствует это и хочет воспитать из Аркадия человека, подобного себе,
отрицающего современный общественный строй, приносящего практическую пользу
России. Поддерживать дружеские отношения с Базаровым хочет не только Аркадий,
но и некоторые, так на­зываемые, “дворяне-прогрессисты”. Например, Ситников и
Кук­шина. Они считают себя современными молодыми людьми и боятся отстать от
моды. А так как нигилизм — веяние моды, то они принимают его; но принимают
частично и, надо сказать, самые неприглядные его стороны: неряшливость в одежде
и разговоре, отрицание того, о чем не имеют ни малейшего представления. И
Базаров прекрасно понимает, что это люди неумные и непосто­янные — он не
принимает их дружбы, он все надежды возлагает на молодого Аркадия. Он видит в
нем своего последователя, единомышленника. Базаров с Аркадием часто беседуют,
многое обсуждают. Аркадий внушил себе, что согласен с Базаровым во всем,
разделяет все его взгляды. Однако, все чаще между ними стали возникать
разногласия. Аркадий осознает, что не может принять все суждения Базарова. В
частности, он не может от­рицать природу и искусство. Базаров считает, что
“природа — это не храм, а мастерская, и человек в ней — работник”. Ар­кадий считает,
что природой надо наслаждаться, и из этого наслаждения черпать силы для работы.
Базаров смеется над “стареньким романтиком” Николаем Павловичем, когда тот игра­ет
на виолончели; Аркадий даже не улыбается его шутке, но, несмотря на возникшие
разногласия, продолжает любить и ува­жать своего “учителя”. Базаров не замечает
измену в Аркадии, и поэтому его женитьба совершенно выводит Евгения из равно­весия.
И Евгений решает расстаться с Аркадием, расстаться навсегда. Аркадий не
оправдал его надежд, он подвел его. Ба­зарову горько это осознавать и трудно
отречься от друга, но он решается на это. И уезжает с такими словами: “…ты по­ступил
умно; для нашей горькой, бобыльной жизни ты не соз­дан. В тебе нет ни дерзости,
ни злости, а есть молодая сме­лость, да молодой задор, для нашего дела это не
годится… Ты славный малый; но ты все-таки мякенький, либеральный бо­рич”.
Аркадий не хочет расставаться с Базаровым, он пытается остановить друга, но тот
не покалебим в своем жестоком реше­нии.
Итак,
первая потеря — потеря друга, а, следовательно, и разрушение психологической
пары.
Любовь
— чувство романтическое, а так как нигилизм от­вергает все, что не приносит
практической пользы, то отвер­гает и любовь. Базаров принимает любовь только с
физиологи­ческой стороны отношений между мужчиной и женщиной: “Нравит­ся тебе
женщина — старайся добиться толку, а нельзя — ну, не надо, отвернись: земля не
клином сошлась”.
Любовь
к А.С Одинцовой врывается в его сердце внезапно, не спрашивая его согласия и не
радуя его своим появлением.
Еще
на балу Одинцова привлекла внимание Базарова: “-Это что за фигура? На остальных
особ не похожа”. Анна Сергеевна показалась ему очень красивой молодой женщиной.
Он с любо­пытством принимает ее приглашение погостить в ее имении Ни­кольском.
Там он открывает для себя очень умную, хитрую, ви­давшую виды дворянку.
Одинцова, в свою очередь, познакоми­лась с человеком неординарным; и красивой,
самолюбивой женщине захотелось околдовать его своими чарами. Базаров и Одинцова
проводят вместе много времени: гуляют, беседуют, спорят, словом, познают друг
друга. И в обоих происходит перемена. Базаров поразил воображение Одинцовой, он
занимал ее, она о нем много думала, ей было интересно в его обществе. “Она как
будто хотела и его испытать, и себя изве­дать”.
А
что происходило в Базарове! Он окончательно влюбился! Это же настоящая
трагедия! Рушатся все его теории и доводы. И он старается оттолкнуть от себя
это навязчивое, неприятное чувство, “с негодованием сознает романтика в самом
себе”. А, между тем, Анна Сергеевна продолжает кокетничать перед База­ровым:
она приглашает его на уединенные прогулки в саду, вы­зывает на откровенный
разговор. Она добивается его признания в любви. Это было ее целью — целью
холодной расчетливой ко­кетки. Базаров не верит в ее любовь, но в его душе
теплится надежда на взаимность, и в порыве страсти он бросается к ней. Он
забывает все на свете, хочет лишь быть с любимой, никогда не расставаться с
ней. Но “Одинцовой стало страшно и жалко его”. “Нет, бог знает, куда бы это
повело, этим нельзя шутить, спокойствие все-таки лучше всего на свете”.
Итак,
он отвергнут. Это вторая потеря — потеря любимой женщины. Базаров очень тяжело
переживает этот удар. Он уез­жает домой, лихорадочно ищет себе занятие и,
наконец, успо­каивается своей привычной работой. Но Базарову с Одинцовой
суждено было еще встретиться — в последний раз.
Внезапно
Базаров заболевает и посылает нарочного к Один­цовой: “Скажи, что кланяться
велел, больше ничего не нужно”. Но это он только говорит, что “больше ничего не
нужно”, на самом деле он робко, но надеется увидеть любимый образ, услышать
нежный голос, взглянуть в прекрасные глаза. И мечта Базарова сбывается: Анна
Сергеевна приезжает и даже привозит с собой доктора. Но приезжает она не из
любви к Базарову, она считает своим долгом благовоспитанной женщины отдать
последний долг умирающему. При виде его, она не бросилась со слезами к его
ногам, как бросаются к любимому человеку, “она просто испугалась каким-то
холодным и томительным испугом”. Базаров понял ее: “Ну, спасибо. Это по-царски.
Говорят, цари тоже посещают умирающих”. Он дождался ее, и на любимых руках
умирает Евгений Васильевич Базаров. Умирает сильным, волевым, не отказавшимся
от своих суждений, не отчаявшимся в жизни, но одиноким и отвергнутым.
Жаль,
что жизнь такого человека оборвалась так рано. С его желанием и волей он бы
добился своего, принес бы практи­ческую пользу России, а может, и не только
России.
Главная
психологическая пара романа – это Базаров и Па­вел Петрович Кирсанов. Взгляды
нигилиста Базарова и Кирсано­ва были совершенно противоположными. С первой
встречи они почувствовали друг друга врагами. Павел Петрович, узнав, что
Евгений будет гостить у них, спросил: “Этот волосатый?”. А Базаров вечером
заметил Аркадию: “А чудаковат у тебя дядя”. Между ними всегда возникали
противоречия. “У нас еще будет схватка с этим лекарем, я это предчувствую”, —
говорит Кир­санов. И она произошла. Нигилист не обоснованно доказывал
необходимость отрицания как образа жизни и, естественно, в силу своей низкой
философской культуры, наталкивался на ло­гически верные заключения противника.
Это и являлось основой неприязни героев. Молодежь пришла разрушать и обличать,
а построением займется кто-то другой. “Вы все отрицаете, или, выражаясь вернее,
вы все разрушаете. Да ведь надобно и стро­ить”, — говорит Евгению Кирсанов.
“Это уже не наше дело. Сперва нужно место расчистить”, — отвечает Базаров. Или
на вопрос “что же вы отрицаете?”, последовал краткий ответ: “Все”. Они спорят о
поэзии, искусстве, философии. Базаров поражает и раздражает Кирсанова своими
хладнокровными мысля­ми об отрицании личности, всего духовного. Но, все-таки,
как бы правильно не мыслил Павел Петрович, в какой-то степени его представления
устарели. Тем более, его противник имеет преимущества: новизна мыслей, народу
он ближе, ведь тянутся же к нему дворовые люди. Безусловно, принципы и идеалы
отцов отходят в прошлое. Особенно наглядно это показано в сцене дуэли Кирсанова
и Евгения. “Дуэль, писал Тургенев, — введена для наглядного доказательства
пустоты элегантно-дворянского рыцарства, выставленного преувеличенно
комическим”. Но с мыслями нигилиста тоже согласиться нельзя. Поэтому, Базаров
умирает. Интересную мысль высказал великий художник Илья Репин: “Из литературы
два героя — как образчики для подражания —  преобладали в студенчестве. Базаров
и Рахметов. Помоему, не всякий захотел бы взять себе в образец такого человека,
как Базаров. Роман раскрывает жестокий и сложный процесс ломки прежних
социальных отношений”. Этот процесс предстал в романе, как разрушительная стихия,
меняющая привычное течение жизни.
Отношение
к народу Павла Петровича и Базарова разное. Павлу Петровичу религиозность
народа, жизнь по заведенным дедами порядкам кажутся исконными и ценными чертами
народной жизни, умиляют его.
Базарову
же эти качества ненавистны: “Народ полагает, что, когда гром гремит, это
Илья-пророк в колеснице по небу разъезжает. Что ж? Мне согласиться с ним?”.
Одно и то же яв­ление и    называется по-разному, и по-разному оценивается его
роль в жизни народа. Павел Петрович: “Он (народ) не может жить без веры”.
Базаров: “Грубейшее суеверие его душит”. Просматриваются разногласия Базарова и
Павла Петровича в от­ношении к искусству, природе. С точки зрения Базарова, “чи­тать
Пушкина — потерянное время, заниматься музыкой смешно, наслаждатьтся природою –
нелепо”. Павел Петрович, напротив, любит природу, музыку. Максимализм Базарова,
полагающего, что можно и нужно во всем опираться только на собственный опыт и
собственные ощущения, приводит к отрицанию искусства, поскольку искусство как раз
и представляет собой обобщение и художественное осмысление чужого опыта.
Искусство (и литература, и живопись, и музыка) размягчает душу, отвлекает от
дела. Все это “романтизм”, “чепуха”. Базарову, для которого главной фигурой
времени был русский мужик, задавленный нищетой, “грубейшими суевериями”, 
казалось кощунственным “толковать” об искусстве, “бессознательном творчестве”,
когда “дело идет о хлебе насущном”.
В
романе Тургенева “Отцы и дети” столкнулись два силь­ных, ярких характера. По
своим взглядам, убеждениям Павел Петрович предстал перед нами как представитель
“сковывающей, леденящей силы прошедшего”, а Евгений Базаров-как часть
“разрушительной, освобождающей силы настоящего”.
Тургенев
так строит роман, что нигилист Базаров и Павел Кирсанов все время находятся в
центре внимания.
Ценность
такой концепции – концепции “психологической пары” – в романе Тургенева на наш
взгляд в том, что она по­зволяет не просто наблюдать за героями и быть
пассивными зрителями, а помогает сравнивать, сопоставлять героев, под­талкивает
читателя к нужным выводам. Герои Тургенева живут во взаимоотношениях друг с
другом.
2.2.2.
БАЗАРОВ
В
1969 году, касаясь истории создания “Отцов и детей”, Тургенев писал: “…в
основание главной фигуры, Базарова, легла одна поразившая меня личность
молодого провинциального врача… В этом замечательном человеке воплотилось –
на мои глаза – то едва народившееся, едва бродившее начало, которое потом
получило название нигилизма” (Соч., XIV, 97).
В
этой же статье Тургенев признается в том, что он, ри­суя Базарова, “исключил из
круга его симпатий все художе­ственное” и “придал ему резкость и
бесцеремонность тона”.
Для
Тургенева Базаров – еще один отрицатель, отрицатель, названный в романе
нигилистом, то есть человеком, который, как разъяснил Тургенев, “ко всему
относится с критической точки зрения, который не склоняется ни перед какими
автори­тетами, который не принимает ни одного принципа на веру, ка­ким бы
уважением ни был окружен этот принцип”.
Задумав
воплотить в образе мыслей Базарова типичные чер­ты мировоззрения “новых людей”
60-х годов, Тургенев в основу его высказываний по философии и
общественно-политическим во­просам положил мысли, развивавшиеся в ряде статей
Добролюбо­ва и Чернышевского, а по вопросам научно-естественным – в статьях
Писарева.
Базаров,
нигилист, представляет “новых людей”. Базаров — внук дьячка, сын уездного
лекаря. Материалист, нигилист. Го­ворит он “ленивым, но мужественным голосом”,
походка “твер­дая и стремительно смелая”. Говорит ясно и просто. Важными
чертами мировоззрения Базарова являются его атеизм и мате­риализм. Он “владел
особенным умением возбуждать к себе до­верие в людях низших, хотя он никогда не
потакал им и обхо­дился с ними небрежно”.
Базаров
отрицает не во имя одного отрицания, он отрицает во имя торжества положительного
идеала. Базаров жаждет по­лезного дела и способен отдаться ему без остатка. А
так как сейчас строить новое мешает старое, он уверен в необходимос­ти его
разрушения.
Многие
из черт Базаров унаследовал от Инсарова, только на этот раз черты эти выписаны
Тургеневым ярче.
Любопытно,
что писатель внес в Базарова черты духовной раздвоенности, которая возникла, по
мысли Тургенева, вследствие неизбежного в условиях того времени даже для ре­волюционеров
колебания между верой и неверием в активность народных масс.
Очень
сложным и противоречивым было отношение Базарова к крестьянам. Он искал, но не
находил общего с ними языка. В то же время Базаров даже не скрывал, что
презирает мужика, “коли он заслуживает презрения” “в теперешнем своем положе­нии”.
Отметим,
что последние слова Базарова писатель, очевид­но, по цензурным соображениям, не
оставил в окончательном тексте романа, но в нем все же сохранилось достаточно
наме­ков на то, что именно крепостное право настолько подавило русского
крестьянина, что он теперь “сам себя не понимает” и крайне пассивен. А как раз
за эту непонятливость и пассив­ность и осуждал его Базаров.
При
этом взгляды самого Базарова, его жизненная позиция были предопределены, как
это подчеркнуто в романе, также со­временным положением крепостных крестьян в
России. В споре с П.П. Кирсановым Базаров говорит ему: “Вы порицаете мое на­правление,
а кто вам сказал, что оно во мне случайно, что оно не вызвано тем самым
народным духом, во имя которого вы так ратуете?”.
Столь
же сложными изобразил Тургенев и отношения кре­стьян к Базарову. Он для них не
был барином и поэтому быстро заслуживал их расположение и доверие. И все же
крестьяне часто чуждались Базарова, сойтись с ним по-настоящему не могли — они
не понимали его, а порой он казался им и смеш­ным, даже “чем-то вроде шута
горохового”.
И
вот это-то последнее обстоятельство, быть может, и должно было, по мысли
Тургенева, еще более сближая Базарова с Дон-Кихотом, помогать верить в то, что
и для “нигилистов” настанет момент, когда “масса людей <…> беззаветно
веруя”, пойдет за ними.
Базаров
изображен в романе человеком одиноким, не имею­щим достойных единомышленников.
Трагедия его в том, что он “рано родился”. Сам он готов к драке, но, понимая,
что народ к драке еще не готов, говорит Аркадию о будущем поколении: “Умницы
они будут уже потому, что вовремя они родятся, не то что мы с тобой”.
Базаров
наделен не только волей, но и умом, не только энтузиазмом, но и знанием. А
поэтому он близок не только Дон-Кихоту, но и Гамлету.
2.2.3.
ПАВЕЛ ПЕТРОВИЧ КИРСАНОВ
Павел
Петрович — сын боевого генерала 1812 года. Окончил пажеский корпус. Имел
приятное красивое лицо, юношескую стройность. Аристократ, англоман, был
смешлив, самоуверен, сам себя баловал. Живя в деревне у брата, сохранил аристо­кратические
привычки.
По
мнению Павла Петровича, нигилисты попросту ничего не признают и ничего не
уважают. Вопрос, что признавать, на чем, на каких основаниях строить свои
убеждения, — чрезвы­чайно важен для Павла Петровича. Вот что представляют собой
принципы Павла Петровича Кирсанова: право на ведущее положе­ние в обществе
аристократы завоевали не происхождением, а нравственными достоинствами и делами
(“Аристократия дала свободу Англии и поддерживает ее”), т.е. нравственные
нормы, выработанные аристократами, — опора человеческой личности. Без принципов
могут жить лишь безнравственные люди. “Принси­пы” Павла Петровича никак не
соотносятся с его деятельностью на благо общества.
Отрицание
Евгением Базаровым государственного строя при­водит Павла Петровича в
замешательство (он “побледнел”).
Павел
Петрович, несомненно, образованный и интересный человек. Тургенев именно его
противопоставил “машине” отри­цания Базарова, он призван уравновесить
нигилиста, его образ помогает читателю разобраться во всех тонкостях ситуации,
сделать свои собственные выводы о положительных сторонах ни­гилизма и старого
порядка.
2.3. РОЛЬ
ЭПИЗОДА В РОМАНЕ
По
определению, данному в “Словаре литературоведческих терминов”, эпизод — это
“отрывок, фрагмент какого-либо худо­жественного произведения, обладающий
известной самостоятель­ностью и законченностью”. Функционирование этого слова
как литературоведческого термина связано с древнегреческой дра­мой, где оно
обозначало “часть действия между выступлениями хора”.
Эпизод
в художественном произведении — не только элемент фабулы, событие в жизни
героев, но и составная часть произ­ведения, воплощающая важнейшие черты
идейно-художественного своеобразия произведения в целом, своеобразная нить,
связы­вающая прошлое и будущее.
Путь
героя, как правило, связан с цепью эпизодов, в ко­торых и раскрывается образ
этого героя, так или иначе выра­жается авторская оценка. Нередко от участия в
главных собы­тиях зависит и статус того или иного персонажа (главный —
второстепенный). И в этом смысле, как этап в развитии обра­за, эпизод
самоценен.
Элементы,
составляющие художественный текст, связаны сложной “функционально-подвижной”
системой связей, “в кото­рой каждый элемент органически взаимодействует с
другими”[7].
Поэтому работа с эпизодом неизбежно выводит на разговор о важнейших мотивах,
идеях, художественных приемах всего про­изведения, о творческой манере автора.
Ряд
эпизодов, которым начинается роман И.С. Тургенева “Отцы и дети”, — возвращение
Аркадия Николаевича Кирсанова в имение своего отца Марьино. Сама ситуация
“возвращения домой после долгого отсутствия” предопределяет отношение читателя
к происходящему как к новому этапу в жизни молодого челове­ка. Действительно,
Аркадий Николаевич закончил обучение в университете и, как всякий молодой
человек, стоит перед вы­бором дальнейшего жизненного пути, понимаемого очень
широко: это не только и не столько выбор общественной деятельности, сколько
определение собственной жизненной позиции, своего отношения к нравственным и
эстетическим ценностям старшего поколения.
Проблема
отношений “отцов” и “детей”, отразившаяся в за­главии романа и составляющая
основной конфликт его, — про­блема вневременная, жизненная. Потому Тургенев
отмечает ти­пичность “небольшой неловкости”, которую ощущает Аркадий за первым
после разлуки “семейным ужином” и “которая обыкновен­но овладевает молодым
человеком, когда он только что пе­рестал быть ребенком и возвратился в место,
где привыкли ви­деть и считать его ребенком. Он без нужды растягивал свою речь,
избегал слова “папаша” и даже раз заменил его словом “отец”, произнесенным,
правда, сквозь зубы…».
Однако
этому эпизоду в романе соответствует точная дата — 20 мая 1859 года, как бы
диктующая необходимость истори­ческого комментария ко всему содержанию романа,
остро поле­мического, отражающего идейную борьбу 60-х годов, споры во­круг
подготавливающейся крестьянской реформы. Не случайно основное действие романа
происходит в “дворянских гнездах”, а Николай Петрович Кирсанов уже в первом
разговоре с сыном заводит речь о “хлопотах с мужиками”. Важно отметить, что подобная
конкретность не исключение, а скорее правило для романов Тургенева, очень точно
отражающих время, в которое они написаны. И неудачное хозяйствование Николая
Петровича, и то, что “толпа дворовых не высыпала на крыльцо встречать господ”,
— знаки времени, заключающие в себе скрытое сравне­ние с прежними временами.
Молодого
Кирсанова встречают барин и слуга. Как ни странно, но разговор о новом
поколении начинается именно с Петра, “в котором все: и бирюзовая сережка в ухе,
и напома­женные разноцветные волосы, и учтивые телодвижения, словом, все
изобличало человека новейшего, усовершенствованного по­коления”. Он не подходит
“к ручке барича”, а только издали кланяется ему, а к мужикам относится
презрительно. Это вуль­гарное понимание “нового”, “глупость и важность”
свойственны не одному Петру. По той же причине столь же ироничны описания
Кукшиной и Ситникова, “вытащивших”, по выражению Писарева, “идею Базарова “на
улицу”, опошливших его взгляды”. Петр, конечно, представляет гораздо меньшую
опасность для общества, чем мнимые единомышленники Базарова, но едва ли меньшую
роль играет его комический образ. (Петр встречает Кирсанова и Базарова в начале
романа, он участвует как единственный “секундант” в одном из важнейших эпизодов
— дуэли Базарова с Павлом Петровичем и, наконец, подобно Николаю Петровичу и
Аркадию Николаевичу, женится).
Роман
начинается с диалога, диалоги вообще играют боль­шую роль в этом романе и
существенно преобладают над пове­ствованием. Слово несет дополнительную
нагрузку, является важнейшим средством характеристики персонажа. “Говорящий че­ловек
в романе — существенно социальный человек, исторически конкретный и
определенный, и его слово — социальный язык, а не “индивидуальный диалект”.
Действие, поступок героя в ро­мане необходим как для раскрытия, так и для
испытания его идеологической позиции, его слова”[8].
Уже
в первом эпизоде, говоря Аркадию о своих отношениях с Фенечкой, Николай
Петрович переходит на французский язык, с появлением Павла Петровича в тексте
появляются английские слова — и в речи персонажа, и в авторской речи. Так,
“евро­пейское shake-hands” Павла
Петровича столь же далеко от “руко­пожатия”, как далеко от поцелуя троекратное
прикосновение Павла Петровича “до щек” племянника “своими душистыми уса­ми”.
В
самом начале романа действие как бы в угоду реальности замедляется ожиданием
встречи. И, как будто воспользовавшись свободным временем, Тургенев обращается
к биографии Николая Петровича Кирсанова.
Предыстория
тургеневских героев, как правило, лишенных прямой авторской оценки, всегда
значима. Их духовный мир тесно связан с обстоятельствами, в которых формируется
их характер. Не случайно Аркадий, стремясь оправдать своего дя­дю в глазах
друга, рассказывает ему историю Павла Петровича. Не случайно у главного героя
романа — Евгения Васильевича Базарова — отсутствует предыстория.
Образ
Николая Петровича Кирсанова обладает высокой сте­пенью типичности. Этот человек
не исключение, он таков, как многие, — из обычной дворянской семьи, получивший
обычное для того времени образование, женившийся по любви и живший в своей
деревне “хорошо и тихо”. Он не преуспевает в хозяй­ственной деятельности, не
живет, подобно брату, воспомина­ниями яркой и бурной молодости. Но он
неравнодушен к музыке, восхищается природой и в этом смысле гораздо более выражает
суть своего поколения, чем Павел Петрович, постоянно декла­рирующий свои
убеждения и привязанности, но, в сущности, равнодушный ко всему. Судьбы Павла
Петровича и Николая Пет­ровича иллюстрируют две возможности, два пути для людей
од­ного поколения, точно так же, как и Аркадий с Базаровым. И близость Аркадия
к отцу свидетельствует скорее о преемствен­ности поколений, чем о консерватизме
взглядов молодого Кир­санова.
Однако
уже в первые минуты встречи отца и сына намечает­ся некая разница в поведении
Аркадия и старшего Кирсанова: “Николай Петрович казался гораздо встревоженнее
своего сына; он словно потерялся немного, робел”. Он вообще ведет себя гораздо
менее решительно, чем Аркадий, наслаждающийся “со­знанием собственной
развитости и свободы”. И эта нерешитель­ность, стремление к компромиссу, с
одной стороны, разъединя­ет Николая Петровича с сыном, а с другой — служит
основой их взаимопонимания.
По
дороге в Марьино размышления Аркадия о необходимости преобразований сменяются
восхищением представшей перед ним картиной природы: “…А пока он размышлял,
весна брала свое. Все кругом золотисто зеленело, все широко и мягко волнова­лось
и лоснилось под тихим дыханием теплого ветерка… Аркадий глядел, глядел, и,
понемногу ослабевая, исчезали его размышления… Он сбросил с себя шинель и так
весело, таким молоденьким мальчиком посмотрел на отца, что тот опять его
обнял…”.
Пейзаж
в романе Тургенева служит выражению внутреннего мира героев, является одним из
приемов создания образа. Не случайно именно “на фоне прекрасной природы”
Тургенев выно­сит приговор Павлу Петровичу, не случайно природа, интере­сующая
Базарова только в смысле практическом, в финале рома­на как будто бы последний
раз и до конца противоречит его нигилистическим убеждениям. И то, что Аркадий
не может усто­ять перед природой, с первых страниц романа указывает на не­обходимость
переворота в его душе. Природа близка ему так же, как и его отцу.
Он
подавляет собственные чувства, стараясь следовать ни­гилистическим взглядам
Базарова.
“Право,
мне кажется, нигде в мире так не пахнет, как в здешних краях! Да и небо
здесь…
Аркадий
вдруг остановился, бросил косвенный взгляд назад и умолк.
—
Конечно, — заметил Николай Петрович, — ты здесь родил­ся, тебе все должно
казаться здесь чем-то особенным…
—
Ну, папаша, это все равно, где бы человек ни родился”.
Или
чуть позже, когда цитируемые Николаем Петровичем пушкинские строки прерываются
репликой Базарова: “Николай Петрович умолк, а Аркадий, который начал было
слушать его не без некоторого изумления, но и не без сочувствия, поспешил
достать из кармана серебряную коробочку со спичками и послал ее Базарову с
Петром”.
А
вечером, когда Базаров уходит в свою комнату, Аркадием овладевает “радостное
чувство” от ощущения “дома”, той атмо­сферы теплоты и любви, которая соединяет
его с детством. Ар­кадий вспомнил нянюшку Егоровну, “и вздохнул, и пожелал ей
царствия небесного… О себе он не молился”. Глубокая эмоциональная связь с
миром детства и напускной нигилизм еще уживаются в Аркадии: он как будто по
привычке молится за нянюшку, в отношении себя оставаясь атеистом.
Однако
авторитет Базарова для Аркадия — скорее влияние сильной личности, чем общность
взглядов.
То,
что для Базарова естественно, для Аркадия часто только поза, стремление быть
похожим на товарища, способ са­моутверждения.
И
в этом смысле путь молодого Кирсанова в романе — путь к самому себе.
Уже
в первом эпизоде романа Тургенева “Отцы и дети” на­мечаются важнейшие темы,
идеи, художественные приемы Турге­нева; попытка проанализировать их — первый
шаг к осмыслению художественного мира произведения в его системной целостнос­ти.
Работа
с эпизодами при всем их многообразии имеет важное значение для понимания всего
произведения вцелом. Это помо­гает выяснить: смысловую и композиционную роли
эпизода (как влияет его содержание на “читательское знание” о герое, слу­чайно
ли его расположение); общие идеи, мотивы, ключевые слова, объединяющие данный
эпизод с последующими и предыду­щими; своеобразие языковых средств,
художественных приемов, служащих воплощению авторской идеи. Важно обратить
внимание на расстановку персонажей в эпизоде, на то, от чьего имени ведется
рассказ.
2.4.
МИФОЛОГИЧЕСКИЙ И МЕТАФОРИЧЕСКИЙ КОНТЕКСТ РОМАНА
Несмотря
на несомненную оригинальность романа “Отцы и дети” мы не можем не обратить
внимание и не провести парал­лели с произведениями других авторов, а так же не
отметить связь романа со все мировой мифологией. Роман Тургенева чрезвычайно
символичен.
Например,
третья глава романа “Отцы и дети” целиком по­священа разговорам только что
встретившихся после долгой разлуки родственников. В числе прочих новостей
упоминается, что умерла няня. Няня в русской литературе — персонаж весьма
примечательный. В “Евгении Онегине”, “Обломове”, “Войне и мире” добрая старушка
оказывает важное благотворное влияние на главных героев, пересказывает им
“преданья простонародной старины”, а иногда выступает в роли предсказателя
судьбы (например, нянина сказка про Емелю оборачивается моделью по­ведения
взрослого Обломова) или в роли своеобразного ангела-хранителя (няня в “Войне и
мире” зажигает перед образами венчальные свечи князя Андрея, что, по поверьям,
помогает в тяжелые минуты жизни). И так далее. Но Аркадий же у Тургене­ва,
похоже, вовсе не склонен видеть в воспоминаниях о няне некую моральную опору,
вспомнив о доброй старушке при виде сшитого ею одеяла, “пожелал ей царствия
небесного” и крепко заснул, чтобы, проснувшись, более не возвращаться к ней мыс­лями.
Зачем
же тогда Тургенев вводит в свое произведение упо­минание о няне?
Посмотрим,
в каком контексте упоминается смерть няни в романе Тургенева. У отца с сыном
зашел разговор о любви к родным местам. Аркадий, восхищающийся пейзажем, вдруг
“бро­сил косвенный взгляд назад” (по направлению к тарантасу Ба­зарова) и
умолк.
Через
несколько минут уже не безмолвное, а весьма бесце­ремонное вмешательство
Базарова прерывает декламирование Ни­колаем Петровичем стихов из “Евгения
Онегина”. Стихи эти, правда, не о няне, не о родном доме и не об “отеческих гро­бах”,
а о любви, но смысл эпизода не только в содержании прерванной цитаты, а именно
в решительном приговоре Базарова устаревшим, с его точки зрения,
сентиментальности, “роман­тизму” и питающим этот романтизм “старинным былям”,
которые Татьяне Лариной или Андрею Болконскому могли даже объяснить
современность.
Упоминание
о няне, которая должна, по замыслу автора, ассоциироваться с народной
культурой, поверьями, преданиями и, конечно, такой первостепенной для русского
сознания фигу­рой, как Пушкин, — один из первых намеков на вечный, вневре­менный,
или, как писал Н. Страхов, “всегдашний” аспект рома­на, посвященного, казалось
бы, самым животрепещущим пробле­мам современности[9].
Не
есть ли эти новые проблемы и новые люди на самом деле новые воплощения старого
мифа? И если для этих новых людей старинные предания мертвы, погибли вместе с
няней, то… Тем хуже для новых людей.
“Отцы
и дети” открываются точной датой (20 мая 1859 го­да). Первым же персонажем, о
котором говорится как о челове­ке “новейшего, усовершенствованного поколения”,
оказывается лакей Петр. Он копирует привычки хозяев, как и, например, Яша в
“Вишневом саде”. Петр даже носит “бирюзовую сережку” в качестве “охранительного
талисмана”. Вера в талисманы коми­чески не согласуется с
“усовершенствованностью” Петра, но в этом он подражает Павлу Петровичу, в чьей
жизни, возможно, талисманы играют значительную роль. Более того, материалист,
нигилист и атеист, Базаров в конце концов тоже окажется под­властен приметам,
талисманам, “преданьям простонародной ста­рины” и вообще глубокой мистичности
всего сущего, которую он так яростно отрицал в начале романа.
В
сущности “Отцы и дети”, роман о нигилисте, можно было бы назвать романом о
талисмане. Чрезвычайно важную роль в поэтике тургеневского романа играют
предметно-символические детали, а среди этих деталей особо выделяются два типа:
сим­вол-талисман и зоологические или растительные параллели, связанные
персонажами. Причем детали того и другого типа мо­гут пониматься и как средства
социально-психологической ха­рактеристики персонажей, даже приметы времени
(если читать “Отцы и дети” как роман о современности), и как указание на тайные
силы, управляющие миром (если рассматривать роман как произведение о причинах
вечного повторения древних сюжетов в жизни ушедших, современных и будущих
поколений).
Что
означает “одинокий опал” Павла Петровича? Утончен­ность и продуманность
туалета, несколько смешную в деревне и противопоставленную демократическим
вкусам Базарова, или не­что большее? А может быть, это талисман Павла
Петровича? Опал был излюбленным украшением римских патрициев, а в сред­ние века
существовало поверье, что этот камень делал людей меланхоликами. “Камень
одиночества, символ разрушенных иллю­зий и обманутых надежд”[10],
а также замкнутости и аристокра­тизма весьма подходит Павлу Петровичу. Но
возникает вопрос: сознательно ли Павел Петрович избирает камень с подобными
свойствами. Некоторый свет на это проливает история перстня-талисмана со
сфинксом.
У
талисмана этого был прототип. “От графини Воронцовой, вызвавшей к жизни
несколько прекраснейших страниц русской поэзии, Пушкин получил в дар заветный
перстень с восточными письменами. Когда Пушкин был убит, Жуковский снял этот
пер­стень с остывшей руки волшебника, и в свой час он достался Тургеневу, и в
свой час от лучшего чарователя русской худо­жественной прозы этот перстень
достался Полине Виардо, люби­мой женщине. От женщины — к поэту и от поэта — к
женщине, круг завершился. Восточные письмена талисмана осуществили свою ворожбу
не напрасно”. Так писал Константин Бальмонт в замечательном эссе о Тургеневе
“Рыцарь Девушки-Женщины”[11].
Свободен
ли от мифов и талисманов “отрицатель” Базаров?. Чем решительнее отрицание, чем
менее обнаруживает оно коле­баний и сомнений, тем лучше, тем могущественнее
авторитет, тем возвышеннее идол, тем непоколебимее вера. Не только идол, но и
талисман есть у Базарова. Это, по замечанию Кат­кова, книжка Бюхнера, играющая
роль какого-то талисмана. Ту же мысль высказывают и современные исследователи:
“Нетрудно заметить, что книга Бюхнера имеет для Базарова особенное значение.
Герой часто носит ее с собой и, при случае, пусть несколько пренебрежительно,
но рекомендует читать окружающим, словно новоявленный проповедник.
Действительно, уже вскоре после своего появления сочинение Бюхнера воспри­нималось
современниками, вследствие необыкновенной популяр­ности, в качестве своего рода
“библии материализма”. И не­смотря на то, что все в романе, включая самого
автора, под­черкивают, будто Базаров ни во что не верит, нельзя не заме­тить,
что именно в свою “библию” силы и материи он как раз верит, причем верит
неутомимо и даже идеально, почти по-шил­леровски”. Интересно, что Базаров
недоволен почти молитвен­ным отношением Николая Петровича к Пушкину и неизменно
пре­рывает неоднократные попытки Кирсанова обратиться к автори­тету великого
поэта. Однако неудача Базарова в попытке заме­нить томик Пушкина в руках
Николая Петровича сочинением Бюх­нера приобретает символический смысл.
Пушкинская поэзия освещает весь роман — от цитируемых Николаем Петровичем сти­хов
из “Евгения Онегина” (3-я глава) до перифраза в послед­ней главе строк из стихотворения
“Брожу ли я вдоль улиц шум­ных…» («…о том великом спокойствии “равнодушной”
приро­ды…»). Получается, что никакая наука не заменит веру и ис­кусство,
никакая польза не заменит любовь и поэзию. Вспом­ним, что позже, в эпизоде
разговора Базарова с Фенечкой “ученая книга, мудреная” со статьей “о креозоте”
“скользнула со скамейки на землю” как раз в тот момент, когда Базаров увлеченно
говорил комплименты Фенечке… Наконец, в послед­них словах умирающего Базарова
не поминается никакая наука. Слова “Дуньте на умирающую лампаду” звучат
романтично, а фраза “Теперь… темнота…” не случайно перекликается с
гамлетовской “The rest is silence” (“Дальше – тишина”).
Этими
же словами, кстати, заканчивается тургеневская по­весть: “Довольно”.
Оказывается, в конце романа Базаров сам заговорил, как Пушкин или Тургенев.
Можно даже сказать, что Пушкин — это талисман всего тургеневского романа.
Тургеневу близка мудрая позиция автора “Евгения Онегина” (“Но я молчу: Два века
сорить не хочу”) и вообще та особенность пушкинско­го творчества, о которой
хорошо сказал В.Н. Турбин: “Любимый прием Пушкина: повторять в современности
древность…”[12].
Ра­нее это, хотя и с явным неудовольствием, отмечал И.Ф. Аннен­ский, писавший о
Тургеневе: “Это был пушкинец, пожалуй, са­мый чистокровный. Тургенев
гармонизировал только старое, весь среди милых его сердцу условностей. Для
Тургенева даже новое точно когда-то уже было…”[13].
Обращают
на себя внимание и неоднократные упоминания о заразных заболеваниях, эпидемиях,
вспыхивающих то тут, то там в неспокойное лето 1859 года. “Холера стала
появляться кое-где по окрестностям”, именно с Павлом Петровичем случа­ется
“довольно сильный припадок”, причем Павел Кирсанов — единственный обитатель
Марьина, упорно отказывавшийся (до дуэли) от медицинской помощи Базарова.
Упоминается (в рас­сказах Василия Ивановича) “любопытный эпизод чумы в Бессара­бии”,
хотя и давний. Наконец, роковой порез Базаров получает при вскрытии трупа
тифозного больного (тоже заразная бо­лезнь!). Таким образом, в романе Тургенева
силы матери-при­роды наказывают храбреца, самоуверенно бросившего вызов ро­ку.
Мотив ослепления перед смертью можно усмотреть также в последних словах
Базарова, которые мы выше сравнивали с по­следними словами Гамлета.
Здесь
мы рассмотрели лишь небольшую часть всех перепле­тений романа с мифами и
легендами мира. Базаров, Кирсанов, женщины, присутствующие в романе и даже
слуга – все в пони­мании Тургенева зависимы от талисманов, их жизни переплетены
между собой и закольцованы.
          О чем он
думал, прожив красивую жизнь и уходя с этой земли? О чем вспоми­нал, лёжа у
окна виллы в Буживале близ Па­рижа, глядя на проплывающие по Сене бар­жи и
лодки, на зеленые луга, каштаны, то­поля, ясени, плакучие ивы, на сверкающие
облака? О чем он думал, уходя?
С. Марков
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Русская
национальная культура сложилась в явление само­бытное, яркое, значительное и
заняла достойное место в миро­вой культуре, пройдя сложный, тернистый, полный
драматизма путь. Сердца и души людей, непосредственно причастных к соз­данию
российской духовности, не только испытали все перипе­тии ее развития, но и
приняли на себя огромный груз ответ­ственности за состояние духовной жизни
своего народа. Их имена не остались в истории застывшими вехами памяти ушедше­го
времени — они продолжали служить потомкам. К ним мысленно обращались в самые
тяжелые годы испытаний, когда одолевали сомнения и покидала вера в добро и
справедливость. Именно эти носители национального духа являлись тем мерилом
обще­ственной гармонии и человеческого достоинства, потеря кото­рых
оборачивалась злом, приводила к кровопролитию, брато­убийству, отбрасывая
развитие страны назад — на десятилетия.
Одним
из таких рыцарей духа был известный русский писа­тель Иван Сергеевич Тургенев,
которому и посвящена данная работа.
Жизнь
И.С. Тургенева сложилась так, что большую ее часть он провел за рубежом, но
душа его никогда не изменяла России — с ней были связаны постоянно его думы,
заботы и боль, к ней обращено его творчество.
Как
писал Д.С. Мережковский в своей статье “Тургенев”, в России, “в стране
всяческого, революционного и религиозного, максимализма, стране самосожжений,
стране самых неистовых чрезмерностей, Тургенев едва ли не единственный, после
Пуш­кина, гений меры, и, следовательно, гений культуры. Ибо что такое культура,
как не измерение, накопление и сохранение ценностей?”
Но
этим значение Тургенева для русской и мировой культу­ры не исчерпывается.
Будучи одним из самых образованных лю­дей своего времени, обладая чрезвычайно
широким кругом обще­ния, включавшим выдающихся и талантливых людей Европы, он
впервые, пользуясь своим авторитетом, познакомил европейцев с наиболее яркими
явлениями русской культуры и, в первую очередь, с А.С. Пушкиным, Л.Н. Толстым,
Ф.М. Достоевским. Именно Тургенев сыграл решающую роль в изменении взгляда на
Россию как на страну вторичной, подражательной культуры, как на “землю
варваров”.
Д.С.
Мережковский писал об этом: “Гений меры — гений За­падной Европы. Европе и
открылся Тургенев, первый из русских писателей. Несмотря на европейскую славу
Л. Толстого и До­стоевского, последняя русская глубина их остается Европе
чуждою. Они удивляют и поражают ее; Тургенев пленяет. Он ей родной. Она
почувствовала в нем впервые, что Россия тоже Ев­ропа”.
Тургенев
прочно занял одно из ведущих мест в европейской культуре, оказывая на нее
заметное влияние. Эту миссию пред­ставителя русской культуры за рубежом трудно
переоценить.
А
чем был Тургенев для России? Как мы уже отмечали в на­шей работе, Тургенев
сыграл для развития литературы и обще­ственного строя России огромную роль.
Исследователи и совре­менники давали творчеству Тургенева неоднозначные оценки,
но, думается, значение творчества писателя это не преумень­шает.
Роман
“отцы и дети”, которому посвящено данное исследо­вание, вызвал бурные споры при
своем появлении. Дискуссии вокруг проблематики романа и трактовки образа его
центрального героя продолжаются и поныне. Они свидетельство сложности проблем
русской действительности 60-х годов XIX века, нашедших отражение в романе, сложности
и неоднознач­ности отношения Тургенева к этим проблемам.
В
своей работе мы заострили внимание на таких важных проблемах, как смысл
названия романа. Ведь не секрет, что долгое время в период существования СССР
исследователи пыта­лись свести суть романа к классовой борьбе, борьбе нового
человека Базарова с буржуазией, к развенчанию крепостни­чества. Однако, с
высоты нашего времени мы склонны видеть в романе “Отцы и дети” более глубоко
поставленные вопросы и проблемы, в решении которых автор романа не так
однозначен.
При
анализе романа нас привлекла проблема существования “психологической пары”.
Именно в этом мы видим одну из важ­ных особенностей романа. Противопоставления
героев многооб­разны, они позволяют лучше понять особенности их характера, в
противопоставлении даются особенности поведения героев, их поступки, что
позволяет воспринимать их более ярко, прово­дить сравнения.
Основная
новизна работы заключается в рассмотрении  сим­волов и мифов, связанных с
содержанием романа, мы отметили глубокую его символичность, неразрывную связь
нового мира с миром старым. При ближайшем рассмотрении образ Базарова уже не
кажется нам чрезмерно правильным, и уж тем более мы не приписываем ему место
главного борца за Россию.
Наличие
вещей-символов, параллели с произведениями дру­гих авторов (в частности, мы
провели параллель с произведе­ниями Чехова, с древними мифами) говорит о том,
что Турге­нев, как мастер слова, наполнил смыслом не только поступки героев, их
взаимоотношения, но и вещи, которые сопутствуют героям, окружают их.
Нельзя
также было пройти мимо ранних работ Тургенева. Мы постарались проследить
становление Тургенева как автора, рассмотрели раннее и последующее творчества
писателя, попы­тались разобраться с особенностями биографии писателя и в том,
каким образом его жизнь отразилась на его творчестве.
В
целом, данная работа, как заявлено в ее названии, должна помочь в раскрытии
романа “Отцы и дети” в современном аспекте изучения классики. На современном
этапе развития ли­тературоведения нельзя допустить однобокого и пронизанного
коммунистическими идеями рассмотрения произведений. Именно неразрывная связь
текста с биографией автора, с исторически­ми изменениями общество в период
написания произведения, связь его с ранним творчеством писателя позволит дать
наибо­лее полную оценку произведению.
СПИСОК
ЛИТЕРАТУРЫ
1.Батюто А. Тургенев – романист. — Л.: Наука,
1972. — 390 с.
2.Богословский Н.В. Тургенев. — М.: Молодая
гвардия, 1964.
3.Бялый Г. Первый роман Тургенева//Тургенев И.С.
Рудин. — М.: Детская литература, 1990. — 160 с.
4.Бялый Г.А. Роман Тургенева “Отцы и дети”. —
М.-Л.: Госли­тиздат, 1963.
5.Бялый Г.А. Тургенев и русский реализм. — М.-Л.:
Советский писатель, 1962.
6.Бялый Г.А., Муратов А.Б. Тургенев в Петербурге.
— Л.: Ле­низдат, 1970. — 376 с.
7.Винникова Г. Тургенев и Россия. — М.: Советская
Россия, 1986. — 416 с.
8.Гин М. Эпическая масштабность “Записок
охотника”//Литера­тура в школе. — 1979. — №2.
9.Голубков В.В. Художественное мастерство
Тургенева: Пособие для учителя. — М.: Учпедгиз, 1960.
10.Дмитриев Ю.В. Впечатления учеников о пейзаже в
“Записках охотника”//Литература в школе. — 1981. — №5.
11.Добин Е. Сюжет и действительность. — Л.:
Советский писа­тель, 1976. — 496 с.
12.Жизнь и творчество Тургенева И.С. Материалы для
выставки в школе и детской библиотеке. — М.: Детгиз, 1957.
13.Житова В.Н. Воспоминания о семье И.С.
Тургенева. — Крас­ноярск, 1986. — 224 с.
14.Крундышев А. О Базарове и
базаровщине//Литература в шко­ле. — 1980. — №4.
15.Курлядский Г.Б. Тургенев и
литературно-критические на­правления 50-х годов 19 в. — М., 1986.
16.Курляндская Г.Б. Типология
героев в произведениях Тургенева//Литература в школе. — 1999. — №6.
17.Маркович В.М. Кто такой Базаров?//Литература в
школе. — 1981. — №4.
18.Муратов А.Б. Тургенев – новеллист. — М.: ЛГУ,
1985.
19.Недзвецкий В.А. Противники и собратья по
судьбе. Базаров и Павел Кирсанов//Литература в школе. — 1998. — №7.
20.Полтавец Е.Ю. Сфинкс. Рыцарь. Талисман.
Мифологический и метафорический контекст романа И.С. Тургенева “Отцы и де­ти”//Литература
в школе. — 1999. — №1, 6.
21.Соколова Г.П. На урок – с И.С. Тургеневым
(Нравственное, интеллектуальное и речевое развитие учащихся V-X клас­сов)//РЯШ.
— 2000. — №4.
22.Троицкий В.Ю. Книга поколений: О романе И.С.
Тургенева “Отцы и дети”. — М.: Книга, 1979. — 112 с.
23.Тургенев И.С. в воспоминаниях современников. —
М.: Прав­да, 1988.
24.Тургенев И.С. В русской критике. Сборник
статей. — М.: Гослитиздат, 1953.
25.Тургенев И.С. В школе: Пособие для учителей. —
М.: Просвящение, 1981.
26.Тургенев И.С. Вопросы биографии и
творчества/Под ред. Н.Н. Мостовской, Н.С. Никитина. — Л.: Наука, 1990. — 294 с.
27.Тургенев И.С. Записки охотника; Романы; Повести
и рассказы; Стихотворения в прозе; Статьи. — М.: Слово, 1999.
28.Тургенев И.С. Избранное. — М.: Детская
литература, 1976.
29.Тургенев И.С. Накануне; Отцы и дети. — М.:
Просвещение, 1987.
30.Тургенев И.С. Отцы и дети. Статья Д.И.
Писарева. — М.: Детская литература, 1973.
31.Тургенев И.С. Отцы и дети/Поясн. ст. и примеч.
Н.В. Богословского. — М.: Сов. Россия, 1985.
32.Тургенев И.С. Полное собрание соч. в 30-и
томах. — М.: Наука, 1978.
33.Тургенев И.С. Статьи и воспоминания. — М.:
Современник, 1982.
34.Тургенев И.С. Статьи о писателях. — М., 1957.
Шаталов
С.Е. Художественный мир И.С. Тургенева. — М.: Наука, 1979. — 312 с.