СЕВЕРЯНИН, ИГОРЬ (1887–1941), настоящие имя и фамилия Игорь Васильевич
Лотарев, русский поэт. Родился 4 (16) мая 1887 в Петербурге в семье офицера.
Из-за сложных отношений между родителями провел отрочество в Сойволе близ г.
Череповца Новгородской губ., где находилась усадьба дяди. Учился в Череповецком
реальном училище, затем уехал на Дальний Восток, где его отец получил место
коммерческого агента. Жизнь на Дальнем Востоке в годы русско-японской войны
способствовала тому, что среди любовной лирики, которую начал писать Северянин,
появились стихи на патриотические темы. Стихотворение Гибель Рюрика было
опубликовано в журнале «Слово и Дело» (1905).К 1913, согласно его собственной
анкетной записи, Северянин издал 35 стихотворных книг, каждая из которых состояла
из двух страниц. В ранних стихах ощутимо влияние поэтов К.Фофанова и
М.Лохвицкой. В отличие от многих поэтов Серебряного века, Северянин избежал
влияния символистов. В 1911 организовал в Петербурге литературную группу
«Ассоциация эгофутуристов», в которую вошли И.Игнатьев, К.Олимпов, В.Гнедов,
Г.Иванов и др. Программа эгофутуристов, сформулированная Северяниным,
предусматривала самоутверждение личности, поиски нового без отвергания старого,
смелые образы, эпитеты, ассонансы и диссонансы, осмысленные неологизмы и т.п.
Сам Северянин создал множество поэтических неологизмов: безгрезье, чернобровье,
лесофея, ветропросвист, лилиебатистовая и др. Впоследствии В.Маяковский
признавал, что многому научился у него в сфере словотворчества. Вскоре
Северянин расстался с эгофутуристами, на некоторое время примкнул к
кубофутуристам, но и этот союз длился недолго.В 1913 Северянин издал в московском
издательстве «Гриф» свою первую большую книгу стихов Громокипящий кубок,
с предисловием Ф.Сологуба. Строфа стихотворения Ф.Тютчева дала название
сборнику. В первой части сборника, Сирень моей весны, детская
чистота и непосредственность чувств сочеталась с манерным эстетизмом. Вторая
часть, Мороженое из сирени, была посвящена теме вмешательства
цивилизации в мир естественных человеческих отношений. Персонажами
стихотворений этой части сборника были «грезэрки», «эксцессерки», «экстазеры» и
другие обитатели вывернутого наизнанку современного мира. В третьей части, За
струнной изгородью лиры, поэт обретал идеал в искусстве и облагороженной
человеком природе. Об этом свидетельствуют названия стихов – Врубель, На
смерть Фофанова, Коктебель и др. Северянин утверждал в стихах мысль
о том, что мир спасется благодаря красоте и поэзии. Четвертая часть сборника –
поэтический манифест эгофутуризма. «Я царь страны несуществующей», – сказал
Северянин в этой части Громокипящего кубка. В его поэзии прекрасная
несуществующая страна называлась Миррэлия (в честь Мирры Лохвицкой). Выход Громокипящего
кубка сделал Северянина кумиром читающей публики. В течение двух лет книга
выдержала семь изданий.Северянин сознательно культивировал
свой образ изысканного поэта-кумира. Он появлялся на поэтических вечерах с
орихедеей в петлице, называл свои стихи «поэзами», читал в напевном ритме,
отвечавшем их ярко выраженной музыкальности. «Поэт и его слава» – эта тема
заняла важное место в творчестве Северянина. Ему принадлежат знаменитые строки:
«Я, гений Игорь Северянин, / Своей победой упоен: / Я повсеградно оэкранен! / Я
повсесердно утвержден!» Однако лирический герой поэз Северянина существенно
отличался от самого поэта. Его близкий друг Г.Шенгели вспоминал: «Игорь обладал
самым демоническим умом, какой я только встречал… Игорь каждого видел
насквозь, непостижимым чутьем, толстовской хваткой проникал в душу, и всегда
чувствовал себя умнее собеседника…». Северянин утверждал право поэта быть
аполитичным и писать так, как это ему свойственно, вне зависимости от
общественных событий. В разгар Первой мировой войны выпустил сборник Ананасы
в шампанском (1915), образный строй которого соответствовал названию.После Октябрьской революции
Северянин поселился в Эстонии. Жил в уединении в рыбачьем поселке Тойла. Ему
удалось издать несколько поэтических книг, в числе которых Падучая
стремнина. Роман в стихах (1922), Соловей (1923) и др. В
стихотворении Классические розы (1925) Северянин пророчески написал:
«Как хороши, как свежи будут розы, / Моей страной мне брошенные в гроб!»Несмотря на то, что Северянина
считали «буржуазным», в 1918 на вечере в Политехническом музее в Москве он был
назван «королем поэтов», победив Маяковского. Многие его стихи были положены на
музыку и исполнялись А.Вертинским.Умер Северянин в Таллинне 20
декабря 1941.Интересно, что титул «Короля поэтов»
подходил больше всего именно Игорю-Северянину.
В начале своего славного пути он уже был «Принцем поэтов». Еще
в 1913 году А. Чеботаревская(жена Ф. Сологуба) подарила ему книгу Оскара Уайльда «Афоризмы / пер. кн.
Д.Л. Вяземского)»с дарственной надписью:
«Принцу поэтов Игорю Северянину книгу
его гениального брата подарила Ан.Чеботаревская. Одесса, 17/III 1913″.Книга хранилась в личной
библиотеке Игоря-Северянина в Тойла.История коронования:
Большая аудитория Политехнического музея в
первые послереволюционные годы стала самой популярной трибуной современной
поэзии. Конечно, в ней, как и прежде, читались естественнонаучные лекции,
проходили диспуты на волнующие общество темы, можно назвать хотя бы диспуты А.
В. Луначарского с главой обновленческой церкви митрополитом А. И. Введенским,
но все же, прежде всего, в Большой аудитории Политехнического музея москвичей
собирала поэзия.Рассказывая о вечерах поэзии, все современники
говорят о переполненном зале, о толпе жаждущих попасть на вечер, о
милиционерах, наводящих порядок, о царившей в зале атмосфере
заинтересованности, неравнодушия. Политехнический музей и пропагандировал новую
поэзию, и приобщал к ней самые широкие круги.Устраивались вечера отдельных писателей и поэтов
— В. В. Маяковского, А. А. Блока, С. А. Есенина; проводились выступления группы
объединенных едиными творческими принципами поэтов — футуристов, имажинистов и
других. Но особенное внимание привлекали коллективные вечера, на которых
выступали поэты различных школ и направлений.Первым из наиболее ярких и запомнившихся
вечеров, воспоминания о котором можно и сейчас еще услышать, был вечер 27
февраля 1918 года — «Избрание короля поэтов».По городу была расклеена афиша, сообщавшая цели и порядок проведения вечера:
«Поэты! Учредительный трибунал созывает всех вас состязаться на звание короля поэзии. Звание короля будет присуждено публикой всеобщим, прямым, равным и тайным голосованием. |
Всех поэтов, желающих принять участие на великом, грандиозном празднике поэтов, просят записываться в кассе Политехнического музея до 12 (25) февраля. Стихотворения не явившихся поэтов будут прочитаны артистами. |
Желающих из публики прочесть стихотворения любимых поэтов просят записаться в кассе Политехнического музея до 11 (24) февраля. Результаты выборов будут объявлены немедленно в аудитории и всенародно на улицах. |
Порядок вечера: 1) Вступительное слово учредителей трибунала. 2) Избрание из публики председателя и выборной комиссии. 3) Чтение стихов всех конкурирующих поэтов. 4) Баллотировка и избрание короля и кандидата. 5) Чествование и увенчание мантией и венком короля и кандидата». |
«Избрание короля поэтов» открыло собой длинную серию поэтических вечеров в Большой
аудитории Политехнического музея, на которых поэты и публика вступали в прямой
диалог; приговоры — поддержка, одобрение или неприятие — выносились тут же.
Может быть, никогда еще поэты не стояли так близко к своему читателю и не
ощущали его так отчетливо.
Вечера носили общее название «Вечеров новой
поэзии», хотя некоторые из них имели и свои названия: «Смотр поэтических
школ», «Вечер поэтесс», «Чистка поэтов» и т. д. Для всех этих вечеров была
характерна общая заинтересованность и откровенная реакция публики, на них
бушевали страсти, возникали скандалы, но, несмотря на анекдотичность некоторых
эпизодов, за ними всегда чувствуется высокая поэтическая атмосфера этих
вечеров.
Спасский С. В. Маяковский в воспоминаниях современников, с. 169—170
Зал был набит до отказа. Поэты проходили
длинной очередью. На эстраде было тесно, как в трамвае. Теснились
выступающие, стояла не поместившаяся в проходе молодежь. Читающим смотрели
прямо в рот. Маяковский выдавался над толпой. Он читал «Революцию», едва имея
возможность взмахнуть руками. Он заставил себя слушать, перекрыв разговоры и
шум. Чем больше было народа, тем он свободней читал, тем полнее был сам
захвачен и увлечен. Он швырял слова до верхних рядов, торопясь уложиться в
отпущенный ему срок.
Но «королем» оказался не он. Северянин приехал
к концу программы. Здесь был он в своем обычном сюртуке. Стоял в артистической,
негнущийся и «отдельный». Прошел на эстраду, спел старые стихи из «Кубка».
Выполнив договор, уехал. Начался подсчет записок. Маяковский выбегал на эстраду
и возвращался в артистическую, посверкивая глазами. Не придавая особого
значения результату, он все же увлекся игрой. Сказывался его всегдашний азарт,
страсть ко всякого рода состязаниям.
— Только мне кладут и Северянину. Мне налево,
ему направо.
Северянин собрал записок немного больше, чем
Маяковский. Третьим был Василий Каменский.
Часть публики устроила скандал. Футуристы объявили выборы недействительными. Через
несколько дней Северянин выпустил сборник, на обложке которого стоял его новый
титул. А футуристы устроили вечер под лозунгом «долой всяких королей».
Никулин Лев. Годы нашей жизни. М.:
Московский рабочий, 1966, с. 128—130
После выборов Маяковский довольно едко
подшучивал над его «поэтическим величеством», однако мне показалось, что успех
Северянина был ему неприятен. Я сказал ему, что состав публики был особый, и на
эту публику гипнотически действовала манера чтения Северянина, у этой
публики он имел бы успех при всех обстоятельствах.
Маяковский ответил не сразу, затем сказал, что
нельзя уступать аудиторию противнику, какой бы она ни была. Вообще надо
выступать даже перед враждебной аудиторией: всегда в зале найдутся два-три
слушателя, по-настоящему понимающие поэзию.
— Можно было еще повоевать…
Тогда я сказал, что устраивал выборы ловкий
делец, импресарио, что, как говорили, он пустил в обращение больше ярлычков,
чем было продано билетов.
Маяковский явно повеселел:
— А что ж… Так он и сделал. Он возит
Северянина по городам; представляете себе, афиша — «Король поэтов Игорь
Северянин»!
Однако нельзя сказать, что Маяковский вообще отрицал
талант Северянина. Он не выносил его «качалки грезерки» и «бензиновые
ландолеты», но не отрицал целиком его поэтического дара.
Петров Михаил (Из неопубликованной книги
«Донжуанский список Игоря Северянина»)
Впрочем, может быть, никакой подтасовки и не
было: 9 марта Маяковский пытался сорвать выступление новоизбранного короля
русских поэтов. В антракте он пытался декламировать свои стихи, но под
громкий свист публики был изгнан с эстрады, о чем не без ехидства сообщила
газета «Мысль» в номере за 11 марта 1918 года.
В марте вышел в свет альманах
«Поэзоконцерт». На обложке альманаха был помещен портрет
Игоря-Северянина с указанием его нового титула. Под обложкой альманаха помещены
стихи короля поэтов, Петра Ларионова, Марии Кларк, Льва Никулина, Елизаветы
Панайотти и Кирилла Халафова.
Игорь-Северянин. Заметки о
Маяковском (1941):
В марте 1918 г. в аудитории Политехнического
музея меня избрали «Королем поэтов». Маяковский вышел на эстраду:
«Долой королей теперь они не в моде». Мои поклонники протестовали,
назревал скандал. Раздраженный, я оттолкнул всех. Маяковский сказал мне:
«Не сердись, я их одернул не тебя обидел. Не такое время, чтобы
игрушками заниматься»…