Содержание:         
1.  
Литература как школьный предмет
2.  
Место  русской классики в школьной
программе.                             
3.   Сложность
восприятия русской классики современными
школьниками                                                                         
                  
4.    Изучение
литературы в современной школе ( разговор о Боге в  произведениях русской
литературы).
5.   Классическая
и текущая литература, что важнее?
Литература — одно из высших проявлений человеческого
духа, источник бескорыстной радости постижения мира и самопознания. Цель
литературного образования — интеллектуальное и эмоци­ональное обогащение
личности, формирование взглядов и нрав­ственных ориентиров.
Существовавшая система ЛО являлась
органической частью административно-командной системы в области образования.
Она была основана на принципах единомыслия, принудительного урав­нивания,
классовых подходов, партийности, социалистического реализма, догм и
стереотипов. Литература превратилась в допол­нительное пособие к истории. Предметом
внимания школьников бы­ли не художественные произведения, а классовая идея.
С провозглашением приоритета общечеловеческих
ценностей такие подходы к литературе недопустимы.
Новые программы предъявляют особые требования к
професси­онализму учителя, поскольку коренным образом преображается его роль и
значение в процессе обучения, необычайно возрастает фи­лософский и
психолого-педагогический уровень его подготовки. В них последовательно
осуществляется принцип вариативности, ко­торый дает учителю право выбора
авторов и художественных про­изведений, а также путей изучения конкретной темы.
Введены произведения, входящие в круг детского чтения, но ранее не изучавшиеся
в школе. Обогащены разделы зарубежной литературы, что позволяет учащимся
воспринимать классическую словесность в контексте мирового литературного
процесса.
В современной поэзии и прозе обозначены не только
новые авторы, возвращаются забытые имена, дается творчество писате­лей русского
Зарубежья.
Учитель вправе вносить в программный материал изменения
(в пределах 20% от общего количества часов в данном классе), не нарушая логики
курса.
По такому принципу построена «Программа по
литературе для средних общеобразовательных учебных заведений»,
рекомендован­ная Министерством образования России (научный руководитель Т.Ф.
Курдюмова).
Для углубленного изучения предмета в школах
гуманитарного профиля.
Министерство образования Российской Федерации
предлагает программы А.Г. Кутузова и В.Г. Маранцмана (М.,Просвеще­ние,1991,1992гг.)
Альтернативная программа по литературе для 5-9
классов опубликована в «УГ» N 18-21 за 1992г., разработана она Мос­ковским
институтом развития образовательных систем (автор Кня­жицкий А.И.)
Количество часов, выделяемых на изучение русского
языка и литературы в каждой конкретной школе или отдельном классе, за­висит от
того, какой учебный план избран для работы и какие изменения внесены в него.
При расхождении количества часов в учебном плане и
прог­рамме, учителю дано право самостоятельно вносить коррективы, исходя из
особенностей состава учащихся, уровня их языковой подготовки и литературного
развития, /отредактированные прог­раммы утверждаются на методическом
объединении/.
Творческие поиски учителей, вариативные подходы к
обновле­нию содержания и методов преподавания должны всячески поощ­сяться, а
программы не восприниматься как «командно-указующий,
запретительно-ограничительный документ».
Программа Т.Ф. КУРДЮМОВОЙ

Цель литературного образования — становление
духовного ми­ра человека, изучение литературы как искусства слова, что
предполагает систематическое чтение художественных произведе­ний.
Этим целям подчинены структура, содержание, методика
курса литературы всех классов. Выделяется три круга чтения: для чте­ния и
изучения; для самостоятельного чтения и обсуждения в классе; для внеклассного
чтения.
Эти круги чтения могут варьироваться в зависимости от
конкретных условий.
Программа нацеливает на активное включение ученика в твор­чество на всех
этапах литературного образования, что неразрыв­но связано с усилением его
самостоятельности от класса к клас­су. Важна установка на творческое
самостоятельное общение уча­щихся с произведениями искусства.
Содержание программы определяется миром интересов и
пред­почтений учащихся, структура — стремление помочь освоиться в мире
искусства слова.
По-новому организованы разделы русской классики,
зарубеж­ной литературы, Русского Зарубежья, значительно расширены изу­чаемые
жанры, вопросы теории литературы.[1]
Программа В.Г.МАРАНЦМАНА

В основе программы четыре принципа
1. Соответствие литературного материала возрастным интере­сам ученика,
этапам развития читателя-школьника, что определя­ет отношение к предмету.
2. Ориентация содержания программы и характера работы
по литературе на развитие ученика с опорой на ведущий тип де­ятельности на
каждом этапе.
3. Выделение в программе основных эпох исторического
раз­вития искусства, что способствует формированию целостного ми­ровоззрения,
системного взгляда на мир.
4. Ориентация программы на социальные потребности времени, общественную
психологию поколений.
Развитие личности ученика через его встречу с
искусством, вхождение в мир искусства.
В основе программы — изучение художественных
произведений во взаимосвязи с теми явлениями жизни, которые в нем отражены.
Главный лейтмотив — времена жизни, времена истории, движение времени в жизни
человека. Человек и Отечество, человек и дру­гие люди, героическое и обыденное,
человек во взаимоотношениях с самим собой. Писатель — общество — литературный
процесс в его историческом движении.
Классика и современность, диалог времен, писателей,
куль­тур, героев внутри каждой эпохи, диалог автора и современного
читателя-ученика.
Отличительная особенность программы — раздел
«Литературное творчество учащихся». Он призван открыть перед
подростками но­вые возможности самовыражения, выявить специфику литературы в
сопоставлении с другими видами искусства /живописью, театром, кино,
телевидением/. Написание творческих работ в заданной стилистике.
Подлинная литература — это искусство слова, искусство
чтения, это «разговор с произведением». Вне диалога невозможно
успешно преподавать литературу.1
Таковы требования программы.
 «Одним из наиболее распространенных приемов изучения
литературы в школе является комментирование. Необходимость комментирования
текста проистекает из очевидности дистанции, отделяющей современного
читателя-школьника от литературного произведения, рассматриваемого на уроке, и
от исторически и эстетически обусловленного литературного процесса.
Преодоление или, точнее, сокращение этой дистанции и есть
цель и задача комментирования как метода изучения литературы в школе».1.         «М
. Лотман высказал соображение, которое по своей значимости далеко выходит за
рамки обозначенной исследователем темы и может рассматриваться как важнейшее,
для методики преподавания литературы, положение: «Объем культурной памяти,
и ее состав значительно колеблется даже в пределах читательской аудитории одной
эпохи. Поэтому цитата, особенно невыделенная, <…> создавая атмосферу
намека, расчленяет читательскую аудиторию на группы по признаку «свои —
чужие«, »близкие — далекие«, »понимающие —
непонимающие». Текст приобретает характер интимности по принципу
«кому надо, тот поймет». При этом весьма распространен случай двойной
отсылки, что создает многоступенчатую систему приближения читателя к тексту:
одни воспринимают текст как непосредственное выражение авторской мысли
(наиболее «чужие»), другие понимают, что текст содержит намек, но не
могут его дешифровать, третьи могут соотнести содержащуюся в … тексте цитату
с определенным внешним текстом и извлечь смыслы, вытекающие из этого
сопоставления. И, наконец, четвертые знают специфическое употребление этой
цитаты в тесном дружеском кружке, связанные с нею кружковые ассоциации, ее
эмоционально-культурный ореол, «домашнюю семантику».[2] 
 «В сущности, диалогические взаимоотношения автора
и читателя, лежащие в основе литературы, будь то А.С.Пушкин и Н.В.Гоголь или
И.Бродский и Венедикт Ерофеев, строятся так, как об этом пишет Ю.М.Лотман.
Ярчайший пример такого обращенного к читателю как собеседнику повествования
являет собой проза С.Довлатова.

При таком понимании всякий художественный текст, будучи жестко
структурированной системой, организует, направляет восприятие
«своего» читателя и остается нейтральным по отношению к читателю
«чужому», каким, по определению, является изначально любой
читатель-школьник».1 
На этом основании мы можем сделать два важнейших вывода:
1. Если одной из задач литературного образования и деятельности
учителя-словесника является совершенствование читательского восприятия
школьников, то комментирование текста способствует преобразованию
«чужого» по отношению к художественному произведению читателя в
«своего» и подключает его к «силовому полю» этого
произведения. Художественный текст содержит в себе установку на понимание, но
реализация этой установки в сознании познающего субъекта возможна только в
ситуации диалога «автор — читатель».
2. По утверждению В.Г.Маранцмана, «цель школьного анализа — создание
читательской интерпретации произведения и соотнесение ее с научным
исследованием текста, корректирование субъективных представлений читателя
объективным смыслом произведения, раскрытым литературоведением»2
, то комментирование создает предпосылки создания такой интерпретации, которая,
оставаясь субъективной по степени ее психологического проживания, была бы устремлена
к объективности оценок по результатам читательского анализа.
Выбор того или иного вида комментирования
определяется, с одной стороны, каждой конкретной учебной ситуацией, а с другой
— целями и задачами анализа, которые ставит перед собой и учащимися учитель.
«Едва ли не самым важным из видов комментирования
оказывается комментарий лексический и не только по той простой причине, что
многие слова в литературном тексте вышли из употребления и, следовательно,
неизвестны и непонятны школьникам. Гораздо важнее другое: слово в литературе —
слово контекстуальное, оно всегда метафоризируется в тексте, обогащаясь
значениями и смыслами, не воспроизводимыми в толковом словаре. Оно всегда
погружено в контекст культуры, культурной традиции, и, следовательно, функционирует
в тексте как носитель или, точнее, знак этой традиции».1
 Лексическая многозначность слова в литературе не
столько феномен чисто лингвистический, сколько культурный. Школьники обращают
внимание на это в самую последнюю очередь и нуждаются в создании контекста
восприятия художественного произведения, адекватного той культурной традиции, в
которой оно функционировало.
Лексическая многозначность слова создает условия
для переакцентировки содержания литературного текста воспринимающим сознанием.
История культуры знает множество тому примеров. Так в 1827 году А.С.Пушкин
написал знаменитое послание в Сибирь «Во глубине сибирских руд», на
которое А.И.Одоевский ответил стихотворением «Струн вещих пламенные
звуки». В нем есть такие строчки:
Мечи скуем мы из цепей
И пламя вновь зажжем свободы!
Она нагрянет на царей —
И радостно вздохнут народы! —

в соотношении с началом стихотворения:

Струн вещих пламенные звуки
До слуха нашего дошли,
К мечам рванулись наши руки,
И — лишь оковы обрели. –
они совершенно отчетливо говорят о том, что
Одоевский, в словах Пушкина:
Оковы тяжкие падут,
Темницы рухнут — и свобода
Вас примет радостно у входа,
И братья меч вам отдадут. –
Он увидел утверждение веры поэта в конечное
торжество свободы. Для поэта-декабриста меч — это, прежде всего, оружие, т.е.
орудие борьбы за осуществление своих идеалов; свобода, упоминаемая Пушкиным, —
свобода от деспотии царской власти, т.е. свобода политическая и гражданская, а
не свобода личная; оковы и темницы — не только и не столько реалии каторжной
жизни, сколько метафора самовластья. Следовательно, в прочтении А.И.Одоевского
стихотворение А.С.Пушкина — это, прежде всего, оправдание «скорбного
труда«, признание правды »высоких дум». Сам же Пушкин при таком
прочтении его стихотворения оказывается соратником и единомышленником
декабристов. Но так ли это?
«Широко известны рисунок поэта с изображением
виселицы и пятерых повешенных, сделанный после известия о казни декабристов, и
подпись под ним: «И я бы мог», — которая по некоторым данным имела
продолжение: «И я бы мог, как шут», что резко меняет ее смысл на
прямо противоположный. Не менее известны и слова из письма А.С.Пушкина
П.А.Вяземскому от 10 июля 1826 года: «Бунт и революция мне никогда не
нравились, это правда; но я был в связи почти со всеми и в переписке со многими
из заговорщиков. Все возмутительные рукописи ходили под моим именем, как все
похабные ходят под именем Баркова». 14 августа поэт писал тому же
адресату: «… каторга 120 друзей, братьев, товарищей ужасна». Из
последнего высказывания, очевидно, явствует признание близости поэта
декабристам, но вовсе не очевидным остается вопрос о близости идейной».1 
В декабре 1826 года — начале января 1827 года
А.С.Пушкин написал три стихотворения, поразившие уже его современников, как им
казалось, непоследовательностью позиции,: 13 декабря — «Мой первый друг,
мой друг бесценный«, 22 декабря — »Стансы», начало января —
«Во глубине сибирских руд». Ряд последовавших за ними стихотворений
усиливает ощущение этой непоследовательности: «Арион» (16 июля 1827
года), «Бог помочь вам, друзья мои» (19 октября 1827 года),
«Друзьям» («Нет, я не льстец, когда царю хвалу свободную
слагаю…» — начало 1828 года).
Н.Я.Эдельман, считая противоречивость позиции поэта
досужим вымыслом исследователей и читателей, полагал, что заговор и власть
«требовали исторического рассмотрения»2 А.С.Пушкин, по мнению
ученого, разрешил эту дилемму следующим образом: «Власть: Пушкин находит
сходство первых лет Николая и Петра, когда «мятежи и казни»
сочетались с благими делами, «славными днями». <…> Поэт
глядит на 1825 — 1826 годы как с близких, так и с дальних, даже
«древнеримских дистанций» и стремиться вырваться из плена сегодняшней
предвзятости. «Необъятная сила вещей» взяла верх, обнаружив
несбыточность, неосновательность декабрьской попытки. В руках власти теперь,
однако, огромные возможности для постепенного осуществления тех реформ, о
которых мечтали декабристы. Декабристы: они получают у Пушкина полное
нравственное признание: у них «дум высокое стремленье»; их «безумие»
вызывает симпатии (многие знали о восклицании Рылеева накануне восстания, когда
дело представлялось проигранным: «А все-таки надо!»). Пусть даже
средства, выбранные декабристами, ошибочны — цели все равно благородны;
погибая, они выкрикнули истины, которые нельзя игнорировать, и правительство
должно задуматься — иначе не выполнит исторического предназначения… В
сознании Пушкина обозначается сложнейшая, диалектическая формула известной
исторической необходимости, естественности обеих противоборствующих сил. И если
так, то не возможно ли в будущем примирение, основанное на единстве цели —
благоденствии России? Если так, то не за горами амнистия, и две могучие силы
найдут друг друга»1
Н.Я.Эдельман объяснил противоречивость поэтической
позиции А.С.Пушкина диалектизмом исторического мышления, но не скрывает ли этот
диалектизм релятивизм нравственной позиции поэта, что так «возмутило»
другого современного ученого, А.Синявского, который, комментируя стихотворение
«Бог помочь вам, друзья мои», писал: «Вероятно, никогда столько
сочувствия людям не изливалось разом в одном — таком маленьком — стихотворении.
Плакать хочется — до того Пушкин хорош. Но давайте на минуту представим в менее
иносказательном виде и «мрачные пропасти земли», и «заботы
царской службы». В пропастях, как всем понятно, мытарствовали тогда
декабристы. Ну а в службу царю входило эти пропасти охранять. Получается Пушкин
желает тем и другим скорейшей удачи. Узнику милость, беглому — лес, царский
слуга — лови и казни. Так, что ли?! Да (со вздохом) — так.»2
В его словах есть известная доля истины. Пушкин
хорош, но только не в том ироническом смысле, который сквозит в словах его
комментатора. От самого поэта известен его ответ на вопрос Николая I во время
так называемой «тайной аудиенции»: » — Пушкин, если бы ты был в
Петербурге, принял ли бы ты участие в 14 декабря? — Неизбежно, государь; все
мои друзья были в заговоре, и я был бы в невозможности отстать от них. Одно
отсутствие спасло меня, и я благодарю за то Небо». В этом ответе нет ни
намека на близость поэту декабристских идей и, одновременное, признание
нерасторжимости дружеских уз. Это признание в той или иной степени мы найдем в
каждом из стихотворений, связанных с событиями 14 декабря 1825 года.
Попробуем с этой точки зрения посмотреть на текст
«Во глубине сибирских руд», сразу отметив, что это ни в коем случае
не отменяет иных подходов, например, высказанного В.М.Марковичем в статье
«Чудесное в интимной и политической лирике А.С.Пушкина»1
Отвлекаясь от исторического и биографического
контекста возникновения стихотворения, «ориентируясь только на смысл
сказанного и принимая во внимание лишь те поэтические подтексты и ассоциативные
связи, подразумевание которых было для большинства читателей пушкинской эпохи
своего рода неизбежностью» 2
Исследователь приходит к выводу, что «перед
читателем развертывается своеобразная утопия, идеальный проект, принявший
поэтическую форму»3
Безусловно, важнейшей в стихотворении является
заключительная строфа, утверждающая, неизбежность наступления «желанной
поры» свободы и братства. А.И.Одоевский, поэт-декабрист и современник
Пушкина, патетически настаивал на том, что она наступит вследствие
непрекращающейся революционной борьбы («из искры возгорится пламя»).
В.М.Маркович посмотрел на
стихотворение иначе. Он увидел в нем, прежде всего, поэтическое осуществление
утопического идеала поэта: «… в словесно-эмоциональном потоке
лирического монолога все три темы 1. торжества общественной гармонии, 2.
торжества над «мрачными затворами» темниц «любви и дружества»,
3. преодолевающего все те же преграды «свободного гласа»следуют одна за другой
и поэтому одна в другую непосредственно перерастают. Как только названы силы,
способные преодолеть то, что разъединяет и сковывает людей (такими силами
оказываются любовь, дружба и поэтическое творчество), немедленно появляется
вера в расторжение оков, крушение темниц, радостную встречу со свободой, в
торжество справедливости и человеческого братства. В читательском восприятии
это может стать своеобразным эквивалентом причинно-следственной связи, поскольку
представление о побеждающей силе любви, дружбы и поэзии занимает
«нормальное» композиционное положение мотивировки последующего, а
никаких других мотивировок, обосновывающих веру в наступление нового
общественного состояния, в стихотворении нет. Объяснение обозначенной таким
образом связи отсутствует: непонятно, как смогут воздействовать «любовь и
дружество« (или »свободный глас» поэта) на общественную жизнь,
как вызовут они в ней глубочайшие перемены. Но в самом интонационном звучании
текста, в необратимости его тематических переходов ощущается абсолютная
уверенность в том, что это произойдет непременно. … объяснение внутренней
связи нескольких явлений отсутствует, но очевидно, что такая связь существует и
что она способна коренным образом изменить существующий мир. Подобные ситуации
современники Пушкина воспринимали как чудесные»1 
Попытаемся
последовательно рассмотреть выше обозначенные позиции. «Оковы падут»,
«темницы рухнут», но что тому причиной — победа в освободительной
революционной борьбе или что-то другое? В стихотворении такой силой является
«любовь и дружество», именно они, как и «свободный глас»,
не знают преград и не считаются с оковами и темницами, как справедливо считает
В.М.Маркович, никаких политических и социальных мотивов в стихотворении нет.
Надо полагать, что Одоевский увидел в стихотворении Пушкина то, что он хотел
увидеть, а не то, что в нем есть на самом деле. Исторически и ситуативно это
объяснимо. Единственным основанием для выстраивания определенной программы
революционной борьбы, а именно так воспринимается стихотворение Одоевского,
является заключительный пушкинский стих: «Братья меч вам отдадут».
Как выше уже отмечалось, меч в восприятии Одоевского, прежде всего, оружие. Меч
же это не только оружие, но и символ дворянской, рыцарской чести,
«стилистически сублимированный эквивалент дворянской шпаги»,
«символ единения, ассоциативно связанный с представлением о рыцарских
ритуалах и союзах»1.
На этом основании можно
сделать вывод, что в стихотворении «Во глубине сибирских руд» Пушкин
«обещает декабристам только амнистию и восстановление в правах, а не
осуществление их заветного политического идеала»2 
Иначе говоря, смысл послания заключается в том, что отнятое властью у
декабристов достоинство дворянина и гражданина признается за ними друзьями.
Актуальность такого прочтения стихотворения в противовес прочтению Одоевского
косвенно подтверждается историческими фактами: перед ссылкой и каторгой
осужденные декабристы подверглись гражданской казни, когда их лишили права
ношения оружия, надломив над головами шпаги. Такое прочтение лишено
политической тенденциозности, свойственной Одоевскому, и ближе к пушкинскому
замыслу Мы полагаем, что стих -«Братья меч вам отдадут» — может
указывать на то, что для Пушкина узники темниц не бунтовщики и преступники, а,
прежде всего, друзья и братья. «Желанная пора» — пора встречи друзей.
Тогда и в «Стансах» мы можем увидеть не столько проявление
проправительственной позиции Пушкина, поэт не приветствовал содеянное
государем, а скорее направлял его державную волю, сколько желание приблизить
встречу с друзьями. Если встать на такую точку зрения, то противоречия
стихотворений 1826 — 1827 годов будут сняты. 
         «Данный пример весьма наглядно показывает, что непонимание
знакового значения слова в художественном произведении, что особенно характерно
для читателей-школьников в силу ограниченности их читательского опыта и
несформированности культурной памяти, влечет за собой если не непонимание
авторской позиции, то, во всяком случае, допустимость превратного ее толкования.
Это первое препятствие на пути восхождения читателя к смыслу прочитанного».1
Изучение литературы в современной школе ставит перед учителем новые
проблемы. Теперь, когда в обществе нет жестких идеологических требований, нет
запрета на разговор о Боге, когда государство отказалось от обязательных для
всех атеистических позиций, учитель может в разборе художественного
произведения не останавливаться только на социальных позициях автора, а перейти
на следующую ступень углубления: понять духовную позицию художника. Эта позиция
неизбежно присутствует в каждом истинном произведении искусства, потому что
настоящая литература — это поиск истины, попытка понять смысл жизни человека,
его назначение. Русская литература в этом смысле особенная — она вся проникнута
поиском Бога, поэтому изучать ее в отрыве от библейских преданий было бы вряд
ли правильно. 
Многие русские писатели обращались к Библии для того, чтобы раскрыть
наиболее важные и сложные явления современности, проблемы человека и
человечества. Среди них были Лермонтов и Пушкин, Толстой и Достоевский, Чехов и
Бунин, Куприн и Андреев, Пастернак и Мандельштам, Булгаков и Айтматов. Для
того, чтобы понять их произведения в той глубине и сложности, в которых они и
раскрывали сущность времени, надо понимать и источники, которые их питали.
 Возьмем для примера «Повесть враменных лет».Автор постоянно цитирует
Священное Писание, проповедует и наставляет современников. Работая над
«Повестью временных лет», можно показать учащимся различие между
древнерусскими летописями и западными историческим хрониками, а также сравнить
описание одних и тех же событий в летописи и в трудах историков последующих
веков таких, как Карамзин, Соловьев, Ключевский. Курс литературы Древней Руси
может быть дополнен разговором о храмовой архитектуре и иконописи.
 Историко-литературный курс 8-11 классов включает и изучение литературы
18 века, эпохи классицизма, когда наблюдается резкий разрыв между культурой
Древней Руси и Российской империи. Реформы Петра резко изменили направленность
русской литературы, носителями и создателями российской культуры становятся уже
не монахи, дворяне, но связь ее с Библией не прерывается.
Конец ХIХ и начало ХХ века — время смутное и тревожное, полное страшных
предчувствий и пророчеств. Обострение социальных противоречий, стремительный
рост технического прогресса, смешение этических норм, эксперименты в духовной
жизни — это все приметы наступления нового века.
Русская литература почти вся пронизана поиском Бога. Богоискательство или
богоборчество — одна из тем творчества Достоевского. Роман «Преступление и
наказание» — это рассказ о современном Достоевскому молодом интеллигенте,
который и потерял Бога, и хочет его найти.
В рассказе «Суламифь» А.И. Куприн обращается к одной из самых поэтических
и самых сложных книг Ветхого Завета, книге «Песнь песней». Эта книга рассказ о
любви Бога к избранному народу Израиля. Для того, чтобы показать суть этой
любви, тайну избрания, автор книги «Песнь песней» использует аллегорию. Он
рассказывает о любви мужчины и женщины. Именно так он пытается на человеческом
языке рассказать о том, что нельзя выразить словами. Куприн же использует этот
сюжет для раскрытия одной из важнейших тем своего творчества, темы любви.
«Если мы хотим, чтобы наша молодежь научилась по-настоящему читать и понимать
классику, мы и должны научить ее понимать самую сущность явлений, а этому и
учит нас самая главная книга – Библия».1
Русскую классику читать нужно. И хорошо это делать в “школьные годы
чудесные”. Но в связи с сокращением часов, отводимых в школьных планах на
литературу, правильно ли отдавать классике все урочное время? 
Классика не стареет. Но не стареет она лишь для развитого, думающего,
тонко чувствующего, эмоционального читателя. Уровень накала чувств, тонкость
движения души, причудливая жизнь сердца, в сущности, могут оказаться одинаковы
и у пушкинской Татьяны, и у юной девушки XXI века. Но — не у любой современной
девушки, совсем даже не у любой. 
Классическая литература для большинства сегодняшних школьников, более
скучна и безжизненна, чем для их родителей, и авторитет “самой читающей страны”
нам, по-видимому, в ближайшем будущем не вернуть. Незнание наизусть
стихотворных отрывков вызывает гораздо меньший дискомфорт, чем компьютерная
неграмотность. 
 У современного школьника возникает ощущение, что современной литературы
нет. Вся литература кончилась в XIX — начале XX века. Стоит ли делать
титанические (для современной молодежи) усилия, дабы приобрести привычку к
чтению.
 «Существует мнение, что современному учителю следует, наряду с
произведениями классической литературы, знакомить учащихся с новинками
современности, так как может случиться так, что, прививая похвальную привычку к
солидному, серьезному чтению, мы отвратим школьника от чтения вовсе.»1
Но нельзя
забывать, что классика, которую мы изучаем в школе, уже вошла в национальный канон,
в национальную систему координат, включающую в себя и нашу общую
историю, общую географию и проч. А текущая литература в эту систему координат
по определению не входит, она для этого должна как минимум перестать быть
текущей. И таких произведений-вех, произведений-скреп существует
в нашей литературе больше, чем возможно узнать за время, отводимое сегодня на
изучение литературы в средней школе. Поэтому включение в программу даже новой
классики (Платонова, например) возможно только за счет классики старой.
 Список литературы:
1.   Айзерман
Л. С. Уроки литературы сегодня.- М.,1974.
2.   Билинсис
Я.С. Русская классика и изучение литературы в школе. – М.,1986.
3.   Фокеева
Н.П. Русская классическая литература в профессиональной подготовке учителя
словесника. — Саратов, 1979.
4.  
Программно – методические материалы. Литература. 5 – 9 кл. / Сост. Т. А.
Калганова. – 3-е изд., перераб. – М.: Дрофа, 2000.
5.  
Программа по литературе для 5-9 классов // «Учительская
газета»              N 18-21 – 1992.
6.  
Федоров С. В. Урок литературы: проблемы,
методы, подходы //  Методико-литературная
почтовая рассылка. — № 7. —  29. 04 2001. Subscribe.Ru 
7.   Лотман
Ю.М. Пушкин Спб.,1995. — С.414].
8.   Библиотека
великих писателей. Под ред. С.А.Венгерова. Пушкин. СПб., 1910. — Т.IV. —
С.XXIII.
9.   Лотман
Ю.М. Пушкин.- Спб.,1995.
10.           
 Маранцман В.Г. Методы и приемы изучения литературы в школе // Методика
преподавания литературы. — М.,1995. — ч.1.4. Маркович В.М. Пушкин и Лермонтов в
истории русской литературы. — СПб., 1997.
11.           
Терц Абрам /Андрей Синявский/ Собр. соч. в 2-х т. — М.,1992. — т.1.
12.           
 Эйдельман Н.Я. Пушкин. История и современность в художественном
сознании поэта. — М.,1984.
13.           
Екатерина Яковлева Методические рекомендации для учителей словесности по
использованию компакт-диска «Библия. – М.,2002
14.           
Мария СЕТЮКОВА-КУЗНЕЦОВА И моя точка зрения имеет право на
существование. // Журнальный зал. Новый мир. — 2001. №8.