Ю.В.Лебедев
«Дворянское
гнездо» — последняя попытка Тургенева найти героя своего времени в
дворянской среде. Роман создавался в 1858 году, когда революционеры-демократы и
либералы еще выступали вместе в борьбе против крепостного права. Но симптомы
предстоящего разрыва, который произошел в 1859 году, глубоко тревожили чуткого
к общественной жизни Тургенева. Эта тревога нашла отражение в содержании
романа. Тургенев понимал, что русское дворянство подошло к роковому
историческому рубежу, что жизнь послала ему трагическое испытание. Способно ли
оно удержать роль ведущей исторической силы, искупив многовековую вину перед
крепостным мужиком?
Лаврецкий
— герой, собравший в себе лучшие качества патриотически и демократически
настроенного русского дворянства. Он входит в роман не один: за ним тянется
предыстория дворянского рода, укрупняющая проблематику романа. Речь идет не
только о личной судьбе Лаврецкого, но и об исторических судьбах целого
сословия, последним отпрыском которого является герой. Тургенев резко критикует
дворянскую беспочвенность — отрыв сословия от родной культуры, от народа, от
русских корней. Таков отец Лаврецкого — то галломан, то англоман. Тургенев
опасается, что дворянская беспочвенность может причинить России много бед. В
современных условиях она порождает бюрократов-западников, каким является в
романе петербургский чиновник Паншин. Для паншиных Россия — пустырь, на котором
можно осуществлять любые общественные и экономические эксперименты. Устами
Лаврецкого Тургенев разбивает крайних либералов-западников по всем пунктам их
программ. Он предостерегает от опасности «надменных переделок» России
с высоты «чиновничьего самосознания», говорит о катастрофических
последствиях тех реформ, которые «не оправданы ни знанием родной земли, ни
верой в идеал».
Начало
жизненного пути Лаврецкого типично для людей его круга. Лучшие годы тратит он
впустую на светские развлечения, на женскую любовь, на заграничные скитания.
Как Пьер Безухов у Толстого, Лаврецкий втягивается в этот омут и попадает в
сети светской куклы Варвары Павловны, за внешней и холодной красотой скрывающей
врожденный эгоизм.
Обманутый
женой, разочарованный, Лаврецкий круто меняет жизнь и возвращается домой.
Опустошенная душа его вбирает впечатления забытой родины: длинные межи,
заросшие чернобыльником, полынью и полевой рябиной, свежую, степную, тучную
голь и глушь, длинные холмы, овраги, серые деревни, ветхий дом с закрытыми
ставнями и кривым крылечком, сад с бурьяном и лопухами, крыжовником и малиной.
Погружаясь
в теплую глубину деревенской, русской жизни, Лаврецкий исцеляется от суетности
светской жизни. Наступает момент полного растворения личности в течении тихой
жизни: «Вот когда я на дне реки… И всегда, во всякое время тиха и
неспешна здесь жизнь… кто входит в ее круг — покоряйся: здесь незачем
волноваться, нечего мутить; здесь только тому и удача, кто прокладывает свою
тропинку не торопясь, как пахарь борозду плугом. И какая сила кругом, какое
здоровье в этой бездейственной тиши! Вот тут, под окном, коренастый лопух лезет
из густой травы; над ним вытягивает зоря свой сочный стебель, богородицыны
слезки еще выше выкидывают свои розовые кудри: а там, дальше, в полях, лоснится
рожь, и овес уже пошел в трубочку, и ширится во всю ширину свою каждый лист на
каждом дереве, каждая травка на своем стебле».
Под
стать этой величавой, неспешной жизни, текущей «как вода по болотным
травам», лучшие люди из дворян, выросшие на ее почве. Это Марфа
Тимофеевна, тетушка Лизы Калитиной. Правдолюбие ее напоминает непокорных бояр
эпохи Ивана Грозного. Такие люди не падки на модное и новое, никакие
общественные вихри не могут их сломать. Живым олицетворением народной России
является центральная героиня романа. Подобно пушкинской Татьяне, впитала в себя
лучшие соки народной культуры Лиза Калитина. Ее воспитывала нянюшка, простая
русская крестьянка, на житиях святых. Лизу покоряла самоотверженность
отшельников, святых мучеников и мучениц, их готовность пострадать и умереть за
правду, за чужие грехи.
Возрождаясь
к новой жизни, заново обретая чувство родины, Лаврецкий переживает новое
чувство чистой, одухотворенной любви. «Тишина обнимает его со всех сторон,
солнце катится тихо по спокойному синему небу, и облака тихо плывут по
нем«. Ту же самую исцеляющую тишину ловит Лаврецкий в »тихом движении
Лизиных глаз«, когда »красноватый камыш тихо шелестел вокруг них,
впереди тихо сияла неподвижная вода и разговор у них шел тихий».
Роман
Лизы и Лаврецкого глубоко поэтичен. С их святою любовью заодно и свет лучистых
звезд в ласковой тишине майской ночи, и божественная музыка старого Лемма. Что
же настораживает нас в этом романе, почему роковые предчувствия сопровождают
его, почему Лизе кажется, что это счастье непростительно и за него последует
расплата, почему она стыдится такой любви?
Вновь
вторгается в роман русская тема, но в ином, драматическом существе. Непрочно
личное счастье в суровом общественном климате России, укором влюбленным
является образ несчастного мужика «с густой бородой и угрюмым лицом»,
кладущего в церкви истовые земные поклоны. В самые счастливые минуты Лаврецкий
и Лиза не могут освободиться от тайного чувства стыда за свое непростительное
счастье. «Оглянись, кто вокруг тебя блаженствует,- говорит Лаврецкому
внутренний голос,- кто наслаждается? Вон мужик едет на косьбу; может быть, он
доволен своей судьбою… Что ж? захотел ли бы ты поменяться с ним?» И хотя
Лаврецкий спорит с Лизой, с ее суровой моралью нравственного долга, в ответах
Лизы чувствуется убеждающая сила, более правдивая, чем оправдание Лаврецкого.
Катастрофа
приближается как возмездие за жизнь их отцов, дедов и прадедов, за прошлое
самого Лаврецкого. Вдруг оказывается, что Варвара Павловна жива, что известие о
смерти ее в парижской газете было ложным. Как возмездие принимает случившееся
Лиза, уходящая в монастырь. «Такой урок недаром,- говорит она,- да я уж не
в первый раз об этом думаю. Счастье ко мне не шло; даже когда у меня были
надежды на счастье, сердце у меня все щемило. Я все знаю, и свои грехи, и
чужие, и как папенька богатство наше нажил; я знаю все. Все это отмолить,
отмолить надо… Отзывает меня что-то; тошно мне, хочется мне запереться
навек».
В
эпилоге романа звучит элегический мотив скоротечности жизни, стремительного
бега времени. Прошло восемь лет, ушла из жизни Марфа Тимофеевна, не стало
матери Лизы, умер Лемм, постарел и душою и телом Лаврецкий.
(*99)
Совершился, наконец, перелом в его жизни: он перестал думать о собственном
счастье, сделался хорошим хозяином, выучился «пахать землю», упрочил
быт своих крестьян.
И
все же грустен финал романа: ведь одновременно, как песок сквозь пальцы, утекла
в небытие почти вся жизнь. Поседевший Лаврецкий посещает усадьбу Калитиных: он
«вышел в сад, и первое, что бросилось ему в глаза,- была та самая
скамейка, на которой он некогда провел с Лизой несколько счастливых, не
повторившихся мгновений; она почернела, искривилась; но он узнал ее, и душу его
охватило то чувство, которому нет равного и в сладости и в горести,- чувство
живой грусти об исчезнувшей молодости, о счастье, которым когда-то
обладал».
И
вот герой приветствует молодое поколение, идущее ему на смену: «Играйте,
веселитесь, растите молодые силы…» В эпоху 60-х годов такой финал
воспринимали как прощание Тургенева с дворянским периодом русского
освободительного движения. А в «молодых силах» видели «новых
людей», разночинцев, которые идут на смену дворянским героям.
Список литературы
Для
подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://turgenev.org.ru/