Европа
еще не остыла от Крестовых походов, как с Востока потянуло опаляющим жаром
новых войн. Сначала у границ усталой Византии, а затем и дальше — на пыльных
дорогах Балкан, истоптанных крестоносцами, появились молчаливые смуглые
всадники. Во второй половине XIII — начале XIV в. на полуострове Малая Азия,
или иначе в Анатолии, начала складываться новая держава — Османская империя. Ее
становление, как вся специфика цивилизационного типа, была напрямую связана с
военно-миграционными процессами. 

Суть
дела в том, что вторая (после сельджуков) волна переселения тюркского этноса в
Малую Азию из далеких просторов Центральной Азии была инициирована мощным
давлением татаро-монгольского вторжения; поток этот как бы разбился на
несколько направлений. 

Часть
сил под общепринятым условным названием татаро-монгольских войск устремилась в
направлении раздробленных, ослабленных междоусобицами восточнославянских
княжеств, расположенных к западу от Волги. Вскоре татаро-монголы покорили почти
всю Древнюю Русь. 

Другая
часть сил вторжения двинулась через Иран и Среднюю Азию по направлению к
Средиземному морю. Они как бы гнали перед собой волны разрозненных и
немногочисленных, но воинственных тюркских племен. В 1243 г. татаро-монголы
разгромили в Малой Азии войска сельджукидов. К этому же времени их войска
разбили и киевских князей. Установить в Малой Азии такую же централизованную систему
власти, как на Руси, татаро-монгольские полководцы не смогли. И сил не хватило,
и Византия еще довольно крепко держалась, да и Иран оставался в тылу
продвигавшихся к западу войск. 

В
Западной и Центральной Анатолии сложилось почти 20 мелких княжеств, лишь
формально признававших вассальную зависимость от монгольских правителей,
оставшихся далеко на востоке, в сердце Центральной Азии. Эти княжества, или
бейлики (от слова «бей» — правитель) населяли отступившие под
натиском войск Чингизхана и его преемников кочевые тюрки и осевшие еще раньше в
Анатолии кочевые и полукочевые племена тюркского корня. 

Племена
говорили на одном, с диалектальными различиями языке, были отрезаны Ордой от
ставшей недосягаемой родины — далекого Туркестана. Естественным состоянием их
были вооруженная мобильность мужчин и военно-кочевой в целом образ жизни. Часть
вольных или невольных переселенцев воевала друг с другом и с соседями —
византийцами, греками, армянами, персами, арабами; другие тоже сражались, но
больше занимались земледелием и пасли скот. Те и другие группы тюркских
переселенцев замещали друг друга в общем цивилизационном потоке. Объединяло и
воинов, и пастухов-земледельцев общее сознание: чтобы выжить в чужих землях,
надо было крепко держаться за собрата-соседа и хорошо владеть оружием. 

Выделяются
умелые военные вожди — эмиры, бей, бродячие проповедники — дервиши, исламские
(мусульманские) руководители — баба (буквально — отец), или шейхи. — Вожди:
светские — эмиры, т.е. «повелевающие», и религиозные «отцы»
объединяли своих воинственных собратьев силой оружия и силой убеждения — слова.
Вокруг эмиров сложились дружины воинов, фактически профессионалов. А куда
направить горячего скакуна и острый, изогнутый, как серп молодой луны, клинок
из голубоватой стали — на это указывали вожди религиозные. Любая война с
«неверными», т.е. людьми другой веры, была делом вполне богоугодным и
очень выгодным. Устойчивое противостояние всему инакоустроенному, иначе газават
(«победоносные действия за веру»), как системное качество помогло выжить
наиболее компактному, крепкому бейлику на северо-западе Малой Азии. 

Здесь
правил первый независимый бей по имени Осман (1288-1324). От его имени
государство стало называться Османская держава, а позднее по-западному —
империя — и проживали тут турки-османы. Оно просуществовало как монархия
(султанат) до 1922 г., т.е. непрерывно и при одной и той же османской династии,
что весьма раритетно для мировой истории, почти 700 лет! 

Сам
Осман и его ближайшие преемники Орхан (1314-1362) Мурад I (1362-1389) и Баязид
I (1389-1402) были людьми лично очень храбрыми и умелыми в бою (иначе какой
пример воинам?), необычайно деятельными, энергичными и расчетливыми в политике.
При этом они умели точно просчитывать свое место в окружающем мире, чужеродном
в этническом, социальном и культурно-религиозном смыслах. 

Во-первых,
беи османиды взяли за пример жизнь пророка Мухаммеда и его праведных
сподвижников — халифов, которые при жизни только одного поколения мечом и
Кораном создали Великий Арабский халифат. «Мы правим, мы повелеваем, —
считали они, — значит, и мы отмечены милостью Аллаха!» 

Во-вторых,
и это было не менее важно, их владение, т.е. их бейлик, оказался вдали от
ордынских наместников-баскаков, столь же беспощадных в Азии, как и на Руси.
Соседство Византии, которая вначале благосклонно взирала на новых воинственных
соседей-турок, как бы отгородивших Византию и от арабов, и от ордынцев, первые
османские правители, или султаны, использовали с выгодой для себя. 

Они
хотели и умели учиться. Всему — и военному делу у опытной великой державы
«ромеев» Византии, в первую очередь. Кроме того, турки перенимали
опыт тысячелетнего управления государством, искусства византийской тонкой,
построенной на разведке и личных преемственных связях дипломатии, а также
налаженной веками организации земледельческих работ в Анатолии, житнице
древнего мира, которая вскормила хеттов и допотопные цивилизации. Если где-то
утвердилась сильная власть и раскинулись тучные поля, то туда и направят свои
кибитки все новые и новые переселенцы из тюрских племен. Они вливались в
османский бейлик, создавали по соседству с османидами свои поселения, которые
впоследствии, когда добровольно, а когда хитростью или оружием, присоединялись
к бейлику. Нетерпимость к соперникам, фанатическая устремленность к подчинению
всего инакого, неосманского, были заложены в генотипе молодой государственной
системы. 

К
началу 50-х годов XIV в. турки-османы уже поили своих коней в водах Босфора,
жадно поглядывая на пока неприступный византийский Константинополь. Они
укрепились в г. Бруса (Бурса), в некогда богатых византийских городах Никея
(Изник) и Никомедия (Измит). Далее, за проливами Босфор и Дарданеллы,
простирались богатые и вечно конфликтовавшие балканские земли. Османы ждали
своего часа, готовились к мощному рывку в Восточную Европу, укрепляли, не
формулируя такой постулат, свою социально-экономическую систему и
государственное устройство. В основе экономической и политической организации
османидов лежала военно-ленная система. 

Заложенная
при первых султанах династии Османов, эта система стала стержнем османского
государства и одновременно — основой и воплощением мощной боевой организации,
три столетия подряд осуществлявшей распространение и удержание османского
господства в Азии, Северной Африке и на Балканах. 

Военно-ленная
система как специфика османидов и как аналог подобных структур в других странах
Востока складывалась постепенно; на это ушло около 100 лет. Она оформилась к
середине XV в., т.е. ко времени падения Константинополя в 1453 г. Отдельные
позиции военно-ленной системы сложились и упрочились именно в ходе
завоевательных походов турок на Балканы, начиная примерно с 1352-1357 гг., т.е.
в период, предшествовавший падению Византии. 

Военно-ленная
система доказала свою относительную устойчивость уже тем, что с изменениями,
надломами и подправлениями просуществовала с XIV в. до середины XIX в., т.е.
пять столетий. Она была введена «сверху» — султанами и отменена была
тоже «сверху», когда полностью изжила себя и не позволяла туркам
войти — не формально, как временный военный союзник, а как партнер, готовый
адаптироваться к новым условиям, — в складывавшееся сообщество европейских
держав, когда шел этап завершения первой промышленной революции. 

В
основе военно-ленной системы лежала идея абсолютной собственности османского
султаната на всю имевшуюся и вновь мирно присоединявшуюся либо вооруженной
силой захватывавшуюся землю. На условии обязательной, в первую очередь военной,
службы лично султану ленник, или сипахИ (что значит «вооруженных воин на
коне»), получал в держание (не в собственность!) земельный надел. В
зависимости от величины подати, которая собиралась, наделы назывались зеамЕт
(примерно 20-100 тыс. акче в год, т.е. серебряных монеток весом по 1 грамму
серебра,) или тимар (если подать с надела составляла от 3 до 20 тыс. акче).
Были очень крупные наделы — хассы, с которых подать превышала 100 тыс. акче,
т.е. 100 тыс. грамм серебра в год. Но эти наделы получала только высшая знать и
только на время активной службы. 

Держатели
наделов назывались тимариоты, и вся система называется тимарная, или
военно-ленная. 

Примечательно,
что пока турки не заняли много земель на Балканах, сипахи, т.е. военный ленник,
имел право только на какую-то не очень значительную долю подати с завоеванных
земель. Все остальное шло на дальнейшее расширение экспансии, т.е. на сугубо
военные цели. 

Сипахи
был лично заинтересован в увеличении своей доли, в новых успешных походах. От
его длительной, на всю жизнь службы, от оцененных очевидцами подвигов и от
личной преданности султану зависело получение (или утрата, было и такое!) новых
тимаров и зеаметов. Тем более что передать по наследству надел было нельзя.
Сыновья сипахи с детства учились военному делу, но добывать свой надел им
предстояло самостоятельно, своим мечом, личной службой и личной верностью
султану. 

С
годами сложилась самая многочисленная прослойка военной структуры — «мужи
меча». Их задачей была военная служба в рядах конного войска с юности —
едва мальчик начинал стремена ногами доставать — и до старости, пока рука
держала ятаган, особый меч (буквально — «укладывающий врага на
месте«). Одновременно сипахи отвечал за »тишину и порядок» в
своем наделе и за исправное поступление всех налогов в казну. Вооружался сам и
содержал за свой счет положенное количество воинов. 

Дело
не простое, если учесть, что Османская империя фактически не знала крепостного
права. Формально любой крестьянин-общинник и самый приближенный к трону сипахи
были равны и лично свободны. Идея осознанной, как неотъемлемая часть жизни,
воинской службы султану, тени Аллаха на Земле, пронизывала все существование
турка-османа. 

Это
было общество воинов, живших войной и во имя новых войн. Новые земли
увеличивали количество сипахиев. Росла численность армии, возрастали ее
возможности к захвату новых земель. Причем крепостное право на захваченных
землях, если оно там было до прихода османов, фактически отменялось. До
турок-османов в Малой Азии были распространены поселения с этнически смешанным
населением, а веротерпимость первых османидов и доступность перехода в ислам местного
населения делали переход в состав воинов — основной общественной силы нового
государства — первопоселенцев Малой Азии (греков, армян, курдов, славян, грузин
и т.д.) и первопришельцев (огузов, туркмен, сельджуков и т.д.) явлением вплоть
до XV в. обыденным. Исследования отечественных и зарубежных, в частности
турецких, османистов дают основания полагать, что этногенез турок в Малой Азии
реализовался как в процессе хозяйственного освоения анатолийских земель, так и
военного расширения османского бейлика. 

Военную
силу конного войска латников-сипахи удачно дополняли пешие постоянные части,
состоявшие на полном казенном содержании, под названием янычары, или
«новое войско». Созданные еще при Орхане I из
добровольцев-военнопленных и качестве ударного пехотного отряда, янычары к
концу XIV в. приобрели общепризнанную славу лучшей в мире пехоты. И оставались
таковой почти 300 лет. 

Постепенно,
с утратой открытости начального этапа государства османидов, янычар стали
набирать из детей славянского, албанского, греческого населения Балкан в
порядке «налога кровью» — девширм. Мальчиков 6-8 лет обращали в
ислам, воспитывали в турецких семьях наравне с родными детьми, учили военному
делу и с детства прививали им чувство безграничной веры в турецкого (османского)
султана и уверенность в превосходстве янычарского боевого братства над всем
остальным миром. 

Лишенные
семьи, жившие до конца дней в казармах, этр дети разных народов были преданы
только своему корпусу, как семье. Они умели хорошо профессионально воевать и,
подчиняясь только воле султана и его представителей, как бы уравновешивали в
государственном устройстве тимариотов, имевших и искавших собственность. В
военном деле они дополняли конных рыцарей — сипахи. Янычары часто сидели за
спиной мчавшегося на прорыв сипахи и, соскочив с седла, рубились в пешем строю.
Вместе они — янычары и сипахи — были непреодолимой силой для разобщенных, слабо
дисциплинированных рыцарей и ополченцев центральноевропейских и балканских
государств. Они же воплощали этническое слияние и религиозное единство под
знаменем ислама, бесконечное разнообразие этносов и общественных устройств,
унаследованных османскими правителями в Малой Азии и на первых завоеванных ими
землях Балкан. 

Военно-ленная
система была упорядочена, кодифицирована в первой половине XV в. Ее сутью стала
централизованная власть над главным богатством во все времена — собственностью
на землю, состоявшей из мелких условных держаний вои-нов-сипахи при наличии
немногих частных, передаваемых по наследству богатых земель мусульманского
духовенства и высшей знати. Причем частные владения в большинстве своем
появлялись на территориях, захваченных во время военных походов на Балканах и в
других регионах.

Список литературы

1.
Шеремет В.И. Становление Османской империи; Новая и новейшая история, №1, 2001