Спектакль
окончен, и возникает естественный вопрос: «А при чем тут Пигмалион?»
Бернард Шоу в своей пьесе использовал древнегреческий миф о скульпторе
Пигмалионе. Он создал статую Галатеи — девушки до того прекрасной, что он
влюбился в нее и стал просить Афродиту оживить свое создание. Богиня любви
вдохнула жизнь в Галатею, и Пигмалион женился на ней.
Но,
зная содержание пьесы, легко понять, что только в насмешку Шоу окрестил
Хиггинса Пигмалионом. Генри Хиггинс не способен на серьезное чувство, он
слишком эгоистичен и по-настоящему предан только своей науке.
Однако
сюжет древнегреческого мифа в пьесе есть. Профессор фонетики решает поставить
опыт: может ли девушка из самых низов общества стать настоящей леди в одежде,
манерах и речи. Иными словами, он берется за создание совершенства из
«сырого материала» — за труд Пигмалиона. И объектом его эксперимента
становится Элиза Дулиттл.
Впервые
мы знакомимся с ней на улице во время грозы. И, в отличие от стереотипной в
английской литературе красавицы-цветочницы с голубыми глазами, Шоу дает нам
образ несуразного, растрепанного существа в грязных лохмотьях и промокшей
соломенной шляпе, с характерной, грубой речью. Однако с того момента, когда
Хиггинс начинает обучать ее фонетике, мы видим, что в ней скрываются хорошие
душевные качества. Девушка хочет вырваться из среды, которая ее окружает.
Однако
Хиггинс видит в Элизе только объект для своего эксперимента, кусок гранита без
эмоций, мыслей и чувств. И с течением времени из гранита появляются формы
будущей Галатеи, однако с приобретением хороших манер и внешнего благородства в
ней проявляются и внутреннее благородство, гордость и душевная красота, которая
не имела выхода в трущобах: «В ту минуту, когда вы назвали меня мисс
Дулиттл… это впервые пробудило во мне уважение к себе. И потом были еще сотни
мелочей…» И пока формируется ее внешний облик, перестраивается ее душа.
Наконец, она уважает себя как личность: «Мне все равно, как вы со мной
обращаетесь… Но раздавить себя я не позволю».
И
когда Элиза открывает себя, оказывается, что она теперь может любить, и,
естественно, Галатея полюбила своего создателя. Возникает конфликт между
любовью Элизы к Хиггинсу, ее желанием, чтобы Генри, сделавший из нее леди, и
относился к ней, как к леди, и эгоизмом Хиггинса.
В
результате Хиггинс вынужден признать за Элизой «право на жизнь», но
свой характер менять не может и не хочет: «Так уходите с дороги, останавливаться
из-за вас я не буду». Элиза обретает самостоятельность, но вызвать у
Хиггинса любовь к себе не может — у него есть «свой собственный
путь».
Тут
спектакль кончается, и будущее Элизы Дулиттл туманно. Однако, по-видимому, она
все же не выйдет замуж за Генри, а станет супругой Фредди. Ей нужно, чтобы ее
муж видел в ней то единственное, ради чего стоит жить, Хиггинс же слишком
независим, и у него есть его любимое дело.
Однако
Пигмалион останется для Галатеи самой сильной привязанностью в жизни, к нему
она испытала такое сильное чувство, какого, скорее всего, больше ни к кому не
испытает.
«Вы,
я и Пикеринг… мы теперь будем не просто двое мужчин и одна глупая девушка, а
три дружеских старых холостяка».
