Содержание
Введение
Глава I. Дореволюционная историография о П.И. Пестеле
Глава II. П.И. Пестель в советской исторической науке
Глава III. П.И. Пестель в постсоветской историографии
Заключение
Список используемых источников и
литературы
Введение
Сегодня в нашей стране мы
наблюдаем возрастающий интерес к Отечественной истории, проявляющийся в
общественной и культурной жизни общества. Снимается обилие фильмов на
историческую тему, представляющих различные точки зрения на нашу историю. В
литературном мире стали активно издаваться исторические романы и книги на
историческую тему по-разному показывающие историю. Особую роль в этом процессе
занимает вопрос декабристов и ее центральных деятелей. В основном это
историческая беллетристика, не показывающая действительности и не ставящая
задачи ее поиска, а зачастую и просто искажая, коверкая образы деятелей
движения.
Изучение декабристского
движения началось в середине XIX
века, но активное изучение велось спустя полвека, в начале XX века. Особую активность оно
приобрело в советский период, в котором он играл большую идеологическую задачу.
Изучение велось на основе марксистко-ленинской концепции- декабристы
представлялись дворянскими революционерами. В начале девяностых годов XX в. происходят изменения в изучении
этого вопроса, концепция Ленина и Маркса окончательно перестает довлеть в
изучении декабристов. Появляются новые взгляды и мнения на движение.
Актуальность изучения
проблемы, Павла Ивановича Пестеля в отечественной историографии, во многом
определяется тем, что в большей части процесса изучения декабристов над
историками стояла определенная жесткая задача, представить его в определенном
свете, и никогда не велось свободное объективное изучение. Новый процесс
начался с начала девяностых годов, но и в нем еще нет полностью сложившейся
объективной картинки.
Новизна исследования
состоит в том, что постараться дать объективную оценку личности Павла Ивановича
Пестеля, используя источники всех периодов отечественной историографии —
дореволюционной, советской и современной.
Цель нашей работы состоит
в том, чтобы проследить эволюцию взглядов в отечественной историографии в
отношении изучения декабристов и в частности Павла Ивановича Пестеля,
проследить эволюцию изучения в условиях изменения государственной политики.
Указанная цель
подразумевает необходимость решения следующих задач:
1) 
рассмотреть
отечественную историографию в дореволюционный период, дать оценку деятельности
и личности П.И. Пестеля в этот период;
2) 
рассмотреть
отечественную историографию в советский период, дать оценку деятельности и
личности П.И. Пестеля, выявить сходства и различия с дореволюционной оценкой по
донному вопросу;
3) 
рассмотреть
отечественную историографию в современный период, дать оценку деятельности и
личности П.И. Пестеля, выявить сходства и различия с предыдущими периодами.
Объектом исследования
является личность Павла Ивановича Пестеля в отечественной историографии.
Предметом исследования: отечественная
историография по данной теме.
Таким образом, в данной
работе будет рассмотрена отечественная историография с последней трети XIX века до наших дней, касающаяся Павла
Ивановича Пестеля, его личности и деятельности в декабристском движении.
Среди основных
методологических принципов работы стоит выделить принцип историзма, научности и
объективности. Принцип историзма обязывает рассмотреть предмет исследования в
свете действия совокупности объективных закономерностей его зарождения,
формирования и функционирования. Таким образом, этот принцип базируется на
осознании неразрывной связи между прошлым, настоящим и будущим. Следование
указанному принципу позволило изучать историографию о Пестеле с точки зрения
того, как происходила эволюция взглядов. Согласно этому принципу данный вопрос
изучался, как непрерывно продолжающийся процесс, изменяющийся в зависимости от
государственной политики по отношению к данному вопросу.
В основу
историографического анализа данной работы положен хронологический принцип. Это
позволило проследить эволюцию взглядов не только между различными этапами
отечественной историографии, но и внутри каждого из периодов.
К числу первых
исследований касающихся личности П.И. Пестеля относятся работы А.И. Герцена,
который в своих работах одним из первых рассматривал декабристское движение. В
работе «О развитии революционной идеи» он развивает свою линию, считая Пестеля
гением революции, опередившем свое время[1].
А.Н. Пыпин в монографии
«Общественное движение Общественное движение в России при Александре I», богата
новыми материалами и впервые даёт цельную картину эпохи, до того известной по
отрывочным данным и официально-безличным документам, историк пытается усмотреть
во всех эти движениях и брожениях исток, или, скорее, возможность зарождения
российского либерализма.
Павлов-Сильванский Н.П. в
работе «Павел Иванович Пестель. Биографический очерк» проделал уникальную
работу, проанализировав всю жизнь революционера, дал умеренную оценку его
личности, отметив положительные и отрицательные моменты.
Среди главных трудов стоит
выделить книгу М.В. Довнар-Запольского «Тайное общество декабристов», в которой
автор выдвинул ряд оригинальных идей относительно Павла Пестеля. Он видит
Пестеля теоретиком революции, но не практиком[2].
Так же следует выделить
книгу В.И. Семевского «Политические и общественные идеи декабристов», который
как историк либерально-народнического направления, рассматривая личность
Пестеля, пишет о нем очень высоко, делая образ романтика революции.
В советской историографии
стоит выделить С.Я. Штрайха, который в своей книге «Декабристы. 1825-1925 г.»
писал о декабристах, проводя параллели с современными историками, считая их
планы и действия были оправданы историей.
Особое место занимает М.Н.
Покровского, который, несмотря на то, то не считал декабристов революционерами,
вопреки ленинской концепции, о П.И. Пестеле писал, идеализируя его образ,
выделяя из всего движения.
Нельзя не упомянуть
фундаментальной работе М.В. Нечкиной «Движение декабристов», в
которой автор всесторонне изучила декабристское движение со стороны ленинской
концепции о декабристах. В двух томах она открывает внутреннюю историю
движения, используя новые материалы.
Стоит упомянуть и о
работе Н.М. Лебедева «Пестель — идеолог и руководитель декабристов», в которой,
продолжая линию М.В. Нечкиной, автор открывает нам образ лидера Южного движения.
Особо отметить следует
работу Н.М. Дружинина «Революционное движение в России в XIX в.» изданную в 1985 году,
представляющую собой обобщение всех работ автора по данной теме. В книге автор
затрагивает, как жизнь Пестеля до участия в заговоре, так и во время участия в
движении.
В современной
историографии можно выделить работу В.А. Федорова «Декабристы и их время»,
который являясь учеником М.В. Нечкиной, продолжил развивать ее линию.
С.А. Экштут в книге «В
поиске исторической альтернативы: Александр I. Его сподвижники. Декабристы»
выдвинет интересную идею об особой роли Александра I и Павла Пестеля, проведя между ними параллель. Напишет об их
общности поисков лучшего будущего для России.
Особое место в
современной историографии занимает О.И. Киянская и ее монография «Павел
Пестель, офицер, разведчик, заговорщик», в которой всесторонне и подробно
рассмотрена жизнь революционера. В книге использованы ранее не использованные
материалы и открыты темные стороны из биографии П.И. Пестеля.
Таким образом, тема Павла
Ивановича Пестеля в отечественной историографии изучена достаточно глубоко.
В рамках поставленной
цели и сформулированных к ней задач наша дипломная работа имеет следующую
структуру: введение, три главы («Дореволюционная историография о Павле
Ивановиче Пестеле», «Павел Пестель в советской исторической науке», «П.И.
Пестель в постсоветской историографии»), заключение и список литературы.
Глава I. Дореволюционная историография о П.И.
Пестеле
пестель отечественный
историография
В дореволюционной
историографии вопрос оценки и освещения личности П.И. Пестеля и его
деятельности долгое время был закрыт для историков. О нем крайне мало писали, а
написанное было далеко от истины. Изучение практически началось с восьмидесятых
годов девятнадцатого века. В этом направлении работали и до этого направления,
А.И. Герцен, М.А. Корф. Но работы А.И. Герцена нельзя назвать историческими и
близкими к действительности, т.к. он писал о декабристах, идеализируя их образ.
М.А. Корф писал о них согласно государственной позиции и о П.И. Пестеле
практически не упоминал. В 1885 году выходит работа Александра Николаевича
Пыпина «Общественное движение Общественное движение в России при Александре I»,
с которой, можно сказать, и началось активное изучение этого вопроса. Выходят
работы В.И. Семевского; Н.П. Павлов-Сильванского; М. В. Донвар-Запольского; В.
И. Сеиеновского, В. Богучарского, В. И. Штейнгеля, на страницах, которых
происходил поиск истины.
О Пестеле, как о личности
в дореволюционный период писали с разных точек зрения. Одни его идеализировали
и считали его пророком[3],
как например А.И. Герцен. Другие же, к примеру, А.Н. Пыпин, уничижали его.
Третьи же оценивали его как неоднозначную личность.
Александр Иванович
Герцен, писатель, публицист, философ, революционер. Оценивая П.И.Пестеля, как
личность полностью идеализирует его, считая его гением революции, жившим не в
то время, оправдывая его диктаторство.
«Он ошибался практически,
в сроке, теоретически же это было откровением. Он был пророком, а все общество
— огромной школой для нынешнего поколения.»[4]
«…весьма вероятно, что в
случае успеха он стал бы диктатором,- он, который был социалистом прежде, чем
появился социализм.»[5]
Противоположную точку
зрения занимает Александр Николаевич Пыпин, русский литературовед, этнограф,
представитель культурно-исторической школы. Он низко оценивает его личность.
Ставя в один ряд с передовыми деятелями того времени (Мордвинов, Сперанский,
Кочубей) он в уничижительном тоне пишет, что Пестель единственным средством
улучшения вещей считал переворот[6].
Считая, что из-за тактики Пестеля «энергичного вмешательства», в Южном Обществе
было больше фантастических планов, необузданных разговоров и никакого принятого
плана[7].
Василий Осипович
Ключевский, русский историк, последователь государственной исторической школы,
создатель московской исторической школы, так же не высоко оценивал личность
П.И. Пестеля, отмечая диктаторские намерения Павла Ивановича.
«Пестель не создавал
определенной формы правления в уверенности, что ее выработает общее земское
собрание; он надеялся быть членом этого собрания и готовил себе программу,
обдумывая предметы, о которых будут говорить на соборе.»[8]
Но справедливо подмечал,
что Пестель человек образованный, умный, с очень решительным характером;
считал, что благодаря ему, Пестелю, в Южном обществе получили преобладание
республиканские стремления[9].
В дальнейшем начинается умеренная
оценка П.И. Пестеля. Николай Павлович Павлов-Сильванский, русский историк, в
90-е гг. XIX в. испытал воздействие
социологических идей «легального марксизма». В своей книге «Павел
Иванович Пестель. Биографический очерк», написанном в 1901 году, пишет о
Пестеле, как о человеке большого ума, широкого образования, обладающего сильным
и властным характером[10].
Но отмечает:
«Его явное превосходство
и властолюбивый характер действовали на многих отталкивающе.»[11]
Такого же мнения
придерживаются и В.И. Сеиеновский, В. Богучарский и В.И. Штейнгель, дополняя
Н.П. Павлов-Сильванского, мыслью о гениальности П.И. Пестеля. Но отмечают:
«…он не обладал даром,
столь необходимым для предводителя политической партии — привязать к себе
людей. В душе его было, что-то черствое, отталкивающее симпатическое сочувствие
тех, которых он должен был вести к цели.»[12]
Митрофан Викторович
Довнар-Запольский, белорусский историк, профессор, доктор исторических наук.
Выходит на абсолютно новый уровень в оценке Пестеля, говоря, что император
Николай I ошибался в своей характеристике
Пестеля, называя его плохим заговорщиком. Считает, что в лице Пестеля Южное
общество руководителя обширного ума[13].
«Ум и познания Пестеля
давали ему возможность господствовать над людьми, с которыми он сталкивался…»[14]
Оценивая П.И. Пестеля,
сравнивает его с Сократом, в манере вести беседу[15];
с Наполеоном и Гегелем, в отрицании значения народной массы; с Наполеоном, в
честолюбии и властолюбии[16].
Ссылаясь на Русскую Правду, автор характеризует Пестеля больше, как ученого,
чем заговорщика[17].
«…Пестель лишен
способностей революционера- практика.»[18]
Но, несмотря на все
высокие оценки, автор замечает, что он проповедовал цареубийство[19].
Василий Иванович
Семевский, историк либерально-народнического направления. Так же дает высокую
оценку личности П.И. Пестеля, считая его самым выдающийся из членов Южного
Общества; одним из наиболее образованных людей своего времени[20].
В целом Можно сказать,
что в дореволюционный период П.И. Пестеля, как личность оценивали очень высоко,
отмечая его заслуги. Появлялись интересные мнения о нем — идея М.В.
Довнар-Запольского «Пестель-теоретик, но не практик». Негативно же личность
Пестеля оценивали на начальном этапе изучения, т.к. работа велась историками
монархистами.
Вопрос о деятельности
П.И. Пестеля в ранних декабристских организациях затрагивали не многие ученые и
изучали они его неравномерно. А.Н. Пыпин и Н.П. Павлов-Сильванский захватили
этот вопрос лишь поверхностно, в своих исследованиях они сильно не углублялись.
Этот вопрос более подробно рассмотрел М.В. Донвар-Запольский, выводя
исследование по этому вопросу на более высокий уровень.
А.Н. Пыпин в своей работе
«Общественное движение Общественное движение в России при Александре I» пишет,
ссылаясь на слова П.И.Пестеля, устав Союза благоденствия был написан под
влиянием уставов некоторых масонских лож, но суровые клятвы не представляли
ничего страшного, т.к. даже в самых простых ложах они были наполнены страшными
проклятиями[21].
Эта идея была и осталась в этот период новой для историографии о Пестеле, т.к.
многие историки, приводя в пример воспоминания современников или отмечая властолюбие
и диктаторство Пестеля, не учитывают этого аспекта, формальности угроз в
масонских ложах.
Н.П. Павлов-Сильванский
считает, что устав «Союза спасения» разработал Пестель, при участии Трубецкого
и Долгорукова. Он, как и А.Н. Пыпин, отмечает, что устав был написан под
влияние уставов масонских лож, но особо отмечает его жесткость и жестокость.
«Этот устав…был основан
на клятвах, правилах слепого повиновения, и проповедовал насилие, употребление
кинжала и яда.»[22]
Он, Н.П.
Павлов-Сильванский считает, что первоначальная главную цель Общества,
освобождение крестьян, с принятием устава и, возможно, под влиянием Пестеля,
расширили, добавив введение конституционного правления[23].
Считает, что Пестель добивался руководящего положения в Союзе благоденствия,
которое он получил в Тульчинской управе[24].
Он подчеркивает активную деятельность П.И.Пестеля, по прибытии Пестель начал
привлекать новых членов в Общество. Н.П. Павлов-Сильванский отмечает, ссылаясь
на Н.Муравьева, что Пестель не признавал Зеленой Книги и стал действовать
самостоятельно[25].
М.В. Донвар-Запольский
поддерживает Н.П. Павлов-Сильванского и пишет, что члены тайного общества не
соглашались с характером будущего устава. Пишет, что за масонские обряды
высказывались Пестель и А.Муравьев, считая их полезными, остальные были против
них[26].
Автор считает, что Пестель занимал главенствующую роль в «Союзе спасения». М.В.
Донвар-Запольский пишет, что в Тульчине Пестель пользовался наибольшим влиянием
и считает, что там он готовил из членов Общества более активную группу, не
обращая внимания на первую часть устава[27].
Он пишет, что на собрании в квартире у Глинки о разных образах правлений, на
котором все кроме Глинки поддержали Пестеля, высказавшись за республику. На
этом же заседании Пестелем была выдвинута идея о цареубийстве, горячо
поддержанная Н.Муравьевым. Так же была названа идея о диктатуре временного
правительства[28].
Автор убежден, что к 1820 году у Пестеля уже оформились мысли о республике и о
цареубийстве[29].
И добавляет, что в Тульчинской управе он подготавливал людей в этом направлении
(активно развивал в управе революционные идеи, склоняя к самообразованию в
нужном направлении), но встретил противодействие от И. Бурцова в результате,
которого Общество разделилось на две партии[30].
«Тульчинское общество
превратилось, так сказать, в Общество самообразования.»[31]
Как отмечает автор, когда
общество было подготовлено, примерно к лету 1820 года[32],
Пестель предложил ввести временную диктатуру. Это вызвало жаркие споры в Обществе.
М.В. Донвар-Запосльский связывает это решение Пестеля, ввести диктатуру, с
целью создать новый устав или план действий соответствующий петербургскому
решению (1820г.); стремлением сохранить колеблющихся членов общества[33].
В целом, этот вопрос, как
я уже писал, рассмотрел М.В. Донвар-Запольский, продолжая и развивая идеи Н.П.
Павлов-Сельванского. Но хочу отметить идею А.Н. Пыпин о серьезности «масонского
устава». На мой взгляд, это весьма перспективная идея.
О Пестеле, как создателе
Русской Правды, да и о самой Русской Правде, в этот период писали довольно
много. Этого вопроса касались: А.Н. Пыпин, Н.П. Павлов-Сильванский, М.В.
Донвар-Запольский и В.И. Семевский.
А.Н. Пыпин считает
конституционный проект П.И.Пестеля любопытным трудом, но не более того Он
называет её смешной и невежественной, ссылаясь на «Донесение Следственной
Комиссии»[34].
Автор пишет о фантастичности идей Пестеля, отмечая, что нельзя думать, чтобы
Пестель считал свои предложения немедленно применимыми[35].
«Что он действительно не
придавал иного значения своему проекту и, как Муравьев, видел в нем только опыт
в политических науках, можно видеть из того, что он читал не только членам
общества…»[36]
По поводу планируемого
освобождения Польши и отделении Литвы и Подолии, А.Н. Пыпин пишет, ссылаясь на
близко знакомых с планом людей, что у Пестеля не было мыслей о подобном
раздроблении[37].
Н.П. Павлов-Сильванский
считает, что на взгляды П.И.Пестеля повлияли Новиков; Детю де Траси;
собственные размышления о республиках Греции, Рима, Великого Новгорода;
современные ему события. Автор считает, что идеалом для Пестеля было едино, тесно
сплоченное государство.
«Для большей сплоченности
государства он считал необходимым национальное объединение входящих в его
состав племен и народностей.»
Как пишет автор, для
этого объединения он собирался вести обрусительную политику в государстве, он замечает,
что П.И.Пестель повторяет все обычные антисемитические обвинения. В
неоднозначном положении в его конституции Польши и Финляндии, автор видит
стремление Пестеля не допустить в стране даже тени федерации , против которой
он горячо выступал. По вопросу освобождения крестьян, Павлов-Сильванский пишет,
что было задумано освобождать крестьян с землей, но особо подчеркивает, это не
должно лишить дохода дворян, получаемого с поместий. Так же автор отмечает, о
строгости проекта Пестеля против «нарушителей общего спокойствия». Автор
считает, что теория национализации земельной собственности произвела на него
сильное впечатление, но он не решился вполне отвергнуть частную собственность,
поэтому он сделал попытку согласовать существование частное земельной собственности
с социалистическим ее обобществлением.
М.В. Довнар-Запольский
оценивает конституцию, как интересный научный трактат, в котором П.И. Пестель
продумывал все до мельчайших подробностей. Считает, что на воззрения Пестеля
оказал огромное влияние труд Детю де Траси. Пишет об утопичности взглядов П.И. Пестеля,
считая, что он стремился написать не только конституцию, а научный трактат,
который убедит освобожденных граждан в необходимости и целесообразности самой
формы республиканского правления и проводимых радикальных реформ[38].
Пишет, что «Русская Правда» не была дописана, делает предположение, что не
сохранилось всего написанного Пестелем[39].
Автор утверждает, ссылаясь на показания Якушкина, что П.И.Пестель работал над
своей конституцией уже в 1820 году, подтверждая свое мнение, М.В.
Давнар-Запольский пишет, что некоторые части конституции написаны до того
момента, когда Пестель окончательно остановился на республиканском образе правления[40].
Подробность и незаконченность проекта автор связывает со стремлением П.И. Пестеля
предотвратить послереволюционные волнения. Как пишет автор:
«По убеждению Пестеля,
отсутствие подобного рода грамоты ввергло многие народы в большие бедствия и
междоусобия, потому что правительства, возникшие после переворота, могли
действовать по произволу, по личным страстям и частным видам…»[41]
Автор считает П.И.
Пестеля противником, какого либо разделения граждан на сословия, классы,
выделяющие одну группу людей от другой[42],
поэтому он стремился уничтожит различия, дать политические и гражданские права[43].
Как пишет автор, взгляды Пестеля носят сильную социалистическую окрасу, до
конца он их в своем проекте не провел[44].
В.И. Семевский высоко
оценивает П.И. Пестеля, как мыслителя. Как и предыдущие исследователи считает,
на его взгляды повлияло сочинение Детю де Траси «Комментарии к Духу Законов
Монтескье»
[45].
Автор делает предположения об авторах, которые так же могли на него повлиять.
Автор пишет, что в труде Монтескье «О духе законов» Пестель мог найти некоторые
социалистические идеи[46].
Отмечает, что Пестель был знаком с трудами Руссо и это видно в его конституции[47].
Так же он пишет, что в трудах Гельвеция, Гольбаха, Бентама он, Пестель, мог
найти мысли о невозможности равенства имуществ[48].
В.И. Семевский считает, что «Русская Правда» являлась наказом Временному
Верховному Правлению для его действий[49].
Автор отмечает обширность проекта и мыслей П.И. Пестеля, подчеркивая, что из
предполагаемых десяти глав было написано пять, при том, что последние две
являлись черновыми[50].
Он выделяет, что в своей конституции П.И. Пестель пытался объединить
общественную и частную собственность на землю[51].
По поводу Польши, автор не соглашается с А.Н. Пыпиным и пишет:
«Пестель и не думал об
отделении всей Малороссии от России, а предлагал возвратить Польше часть
областей, присоединенных от нее к России, если жители их выскажутся в пользу
этого предложения.»[52]
В итоге, дореволюционные
историки достаточно глубоко изучили этот вопрос и представили ряд интересных
соображений о Пестеле и его конституции. В целом они оцениваю его труд, как
интересной проект отражающей в себе передовые для своего времени тенденции.
В дореволюционной
историографии слабо изучалась деятельность Пестеля в Южном обществе. Ей
занимались в основном Н.П. Павлов-Сильванский, издавший очерк о Пестеле и
работу «Пестель перед Верховным Уголовным Судом», в которой опубликовал
материалы дела о Пестеле; М.В. Донвар-Запольский, затронувший эту тему в своей
работе «Тайное общество декабристов».
Н.П. Павлов-Сильванский
считает, что с самого начала Пестель поставил целью Южного общества
установление республики[53].
Отмечает, что в новом обществе был принят устав, основывавшийся на уставе,
составленном Пестелем в 1817 году для Союза спасения[54].
Но он не соблюдался[55].
Никакой дисциплины и четкости не вышло. Особо выделяет деятельность Пестеля по
объединения Северного и Южного обществ, которая не завершилась успехом.
Причиной неудачи автор считает недоверие членов Северного общества Пестелю,
страх перед его влиянием; разногласия с руководителями Северного общества;
опасение диктаторских замашек Пестеля.
«В Петербурге Пестелю не
доверяли, опасаясь его влияния и боялись его упреков в бездеятельности.»[56]
«Его явное превосходство
и властолюбивый характер действовали на многих отталкивающе.»[57]
Автор считает, что только
зародившаяся организация начала распадаться.
«…единодушия и энергии
хватило на два заседания; влияние Пестеля было велико, но власть его была
ограничена.»[58]
Считает неудачным опыт
Пестеля по привлечению новых членов в организации.
«Старания самого Пестеля
по привлечению новых членов оказался очень неудачным, он принял общество одного
только Майбороду.»[59]
Утверждает, что в 1825
году П.И. Пестель стал трезво смотреть на деятельность общества, осознание ее
реальной слабости и неудача в объединении Севера и Юга, парализовали его
деятельность.
«Он охладел даже к своему
излюбленному труду «Русской Правде»…»[60]
Н.К. Шильдер соглашается
с Н.П. Павлов-Сильванский, считая, что именно из-за П.И.Пестеля, в Южном
обществе преобладали республиканские идеи[61].
Он считает, что для укрепления общества Южное общество вело переговоры, велись
лично Пестелем, с польскими тайными обществами[62].
М.В. Довнар-Запольский
считает, что Пестель предвидел распад Союза благоденствия, отмечая, сто еще до
приезда Бурцева из Москвы он проводил совещание по вопросу возобновления
общества[63].
Отмечая радикальность взглядов и действий П.И. Пестеля, автор пишет, что на
первом заседании Южного общества Пестель предложил цареубийство, как средство
осуществления революции.
«Пестель тут же высказал
свое мнение о необходимости лишить жизни государя, если он не согласится на
конституцию.»[64]
Автор считает, что в
Южном обществе Пестель достиг, того к чему стремился: сильная власть в
управлении Обществом, планомерности его (Общества) работы, наличие у себя
власти в управлении Обществом[65].
Он отмечает, что в Обществе было единодушие только с внешней стороны, на самом
же деле существовали разногласия по поводу действий организации. Пестель вел
теоретические беседы о республике и цареубийстве, Муравьев же составлял практические
планы и рвался их исполнять[66].
По пере Южного общества автор склонен считать, что Пестель был не доволен их
ходом в связи, с чем взял их в собственные руки[67].
Поездку Пестеля в 1824 году в Петербург М.В. Донвар-Запольский расценивает, как
последний шанс на объединение[68],
которая не оправдала надежд.
По данному вопросу, как
мы видим, историки пришли к выводу, что надежды Пестеля на новое Общество не
оправдались, оно было так же бездейственно, как и предыдущие. Они отмечают
назревающий кризис внутри общества, начавшийся сразу после его создания;
продолжившийся с противостоянием Пестеля и Муравьева; неудачами по объединению
Северного и Юного обществ, приведших Пестеля в окончательное разочарование в Обществе,
пониманию несбыточности своих идей.
По теме П.И. Пестель на
следствии в досоветской историографии писали не очень мало. Вышла большая
работа Н.П. Павлова-Сильванского «Пестель перед Верховным Уголовным Судом», в
которой автор опубликовал материалы дел касающихся П.И. Пестеля. В работе нет
комментариев автора по данному вопросу. О следствии он кратко написал в работе
«Павел Иванович Пестель. Биографический очерк». Так же кратко об этом написали Н.К.
Шильдер в работе «Император Николай I» и Д. Соловьев в книге «Декабристы».
Н.П. Павлов-Сильванский
считает, что П.И.Пестель на следствии был героем, которого предали и сломали
этим предательством. Автор пишет, что после ареста Пестель отказывается давать
показания, но после 14 декабря, когда большая часть декабристов уже арестована
и дает показания против него, обеляя себя, он перестал упорствовать и на одном
из первых допросов в Петербурге назвал фамилии всех участников обществ с 1817
г., каких вспомнить[69].
Автор отмечает, что на показаниях Пестель защищая себя, старался ослабить
самостоятельное значение Южного общества, настаивал на тесной связи между
Обществами, которые были отделениями сохранившегося Союза благоденствия[70].
Противоположную точку
зрения имеет Н.К. Шильдер, который негативно пишет по данному вопросу, считая
П.И.Пестеля предателем движения. Он пишет:
«Ближайшее расследование
заговора в С.-Петербурге открыло след сношений и переговоров между членами
русских тайных обществ и представителями подобных обществ, существовавших в
Польше. Пестель и Бестужев-Рюмин не замедлили выдать своих польских собратьев
головою, представить даже, может быть, установившиеся между ними сношения в
преувеличенном виде.»[71]
Д. Соловьев оценивает
Пестеля на следствии, как героя. Продолжая линию Н.П. Павлов-Сильванского, он
считает, что Пестеля предали товарищи по тайному обществу. Автор отмечает твердость
характера и стойкость П.И. Пестеля на следствии.
«Из всех показаний
выделяются только ответы Пестеля, который вначале отказался от дачи каких бы то
ни было сведений о тайном Обществе и не назвал ни одного имени. Но когда он
увидел, что следователям уже все известно, Пестель дал ценные сведения по
истории тайного Общества. Его показания изложены в спокойном, почти эпическом
тоне, с глубоким достоинством и сознанием своей правоты. Лично он ни в чем не
кается, стараясь оправдать всех остальных обвиняемых, уверяя, что мысль о
цареубийстве никогда не ставилась серьезно в Обществе.»[72]
В итоге можно с
уверенностью сказать, что историки монархисты явно принижали образ П.И. Пестеля
на следствии, используя материал в свою пользу и не освещая его полностью.
Другие же историки считали П.И. Пестеля на следствии героем-революционером,
которого предали, оболгали собственные товарищи. Данные им показания они
считают актом самообороны.
Подводя общий итог можно
сказать, что в оценке личности и деятельности П.И. Пестеля в декабристском
движении дореволюционная историография прошла путь от запрещенности и
необъективной низкой оценки к умеренному освещению и подробному изучению этого
вопроса.
В вопросе оценки личности
П.И. Пестелю давали достаточно приличную характеристику для того времени,
отмечая его качества, как лидера и мыслителя. Да же историки монархического
(В.О. Ключевский и Н.К. Шильдер) направления не уменьшали его качеств. В
дальнейшем оценка продолжала развиваться и становиться объективнее (Н.П.
Павлов-Сильванский, М.В. Довнар-Запольский). Н.П. Павлов-Сильванский посвятил
личности П.И. Пестеля отдельную книгу «Иванович Пестель. Биографический очерк».
А М.В. Довнар-Запольский дает необычайно высокую для того времени оценку
открыто споря с официальной позицией, не соглашаясь на страницах своей работы с
позицией императора Николая I.
По деятельности в ранних
декабристских организациях дело обстоит не так хорошо. Процесс изучения шел
неравномерно. Наиболее подробно по этому вопросу писал М.В. Довнар-Запольский,
который продолжал развивать идеи Н.П. Павлов-Сильванского и оценивал
деятельность П.И. Пестеля, как полностью направленную на формирование четкой и
дисциплинированной организации, способной провести поставленную им задачу.
Дореволюционные историки
достаточно глубоко изучили вопрос о Пестеле, как создателе «Русской Правды» и
самой. Оценивали его проект, как оригинальный и интересный научный трактат, но
не выполнимый в реальности. Пестеля видели, как ученого и теоретика Южного
общества.
О деятельности
П.И.Пестеля в Южном обществе они склонились к мнению, что в нем он получит, то
за что боролся в ранних организациях, Общество, созданное по его идеям. Но
впоследствии добавляли, что много ему не удалось, объединение с Северным
обществом, не работоспособность созданной им внутренней организации. Особо
отмечая, что в конце пути он понял неспособность организации к действиям, ее
слабости и несбыточности его замыслов. Пишут о связанным с этим внутреннем
кризисе, вызвавшем бездействие и апатию Павла Ивановича.
В вопросе действии
Пестеля на следствии, дореволюционные историки не концентрировали внимания на
этом вопросе, он остался мало изученным по сравнению с остальными вопросами.
Историки монархического направления использовали факты для создания низкого
образа П.И. Пестеля. Другие же считали его преданным героем революционера,
сломанного под давлением следствия.
Глава II.
П.И. Пестель в советской исторической науке

С образование нового
советского государства начинается новый этап в отечественном декабристоведении.
Начинается переоценка декабристов и их движения. В историографии доминирует
марксистская, материалистическая точка зрения и марксистская концепция
революционного движения в России, которая трактует его развитие как единый
процесс, тесно связанный с выступлением народных масс внутри страны и с
международным освободительным движением, дана в произведениях В.И.Ленина,
который на основании «критерия классов» провел периодизацию освободительного
движения в России и выделил три этапа его истории: дворянский, разночинский,
пролетарский. Движение декабристов, согласно ленинской концепции, относилось к
дворянскому этапу, охватывающему четыре предреформенных десятилетия. Историки
по-новому рассматриваю декабристов. Главным образом это касается личности
П.И.Пестеля, его деятельности в движении декабристов. Историки стремятся
раскрыть его роль для всего движения и последующего революционного движения.
Вопрос личности Павла
Ивановича Пестеля выделяется своей значимостью для нового государства. Историки
активно стремятся ответить на вопрос: Кто был П.И. Пестель?
Соломон Яковлевич Штрайх,
историк литературы так же занимавшегося и историей декабристского движения. В
1925 году в своей книге «Декабристы. 1825-1925 г.» дает очень лестную оценку
личности П.И. Пестеля. Проводит параллель между Пестелем и современными
революционерами. Считая, что в конечном итоге он бы пришел к положению о
социализации земли. Так как это было после него: сначала отрезки, потом
муниципализация; постепенно к декрету о земле 1917 года[73].
Так же проводит параллель о целях Пестеля об уничтожении царской семьи и
участью Романовых в 1918 году на Урале. Оценивая после этих строк, как блестящего
и героического человека.[74]
Пишет о Пестеле, да и о декабристах в целом, как о мучениках. Но в конце своей
работы он подчеркивает мелкобуржуазность Пестеля и его недостаточную
революционность и пишет:
«Прибавлю еще только, что
Пестель сдался, и что здесь нашла отражение его мелкобуржуазность.»[75]
В этом же, 1925 году,
выходит книга Николая Михайловича Дружинина, российского историка впоследствии
ставшего Академик АН СССР и лауреатом Сталинской и Ленинской премий, «Кто были
декабристы и за что они боролись?». В ней он оценивает Пестеля, как человека
исключительных способностей и огромных познаний[76],
человека с непреклонною волей, теоретика и одновременно организатора,
талантливого оратора[77].
Спустя еще год выходит
книга С.Я. Штайха «О пяти повешенных», в которой он продолжает себя и пишет о
Пестеле:
«Холодный, логический ум,
непреклонная воля и смелая, надменная уверенность в своих суждения и своих
силах, в своем праве господствовать над другими людьми — такие основные черты
личности Пестеля…»[78]
В 1927 году опубликовал
сборник статей о декабристах Михаил Николаевич Покровский, видный советский
историк-марксист, получивший неоднозначную оценку в среде историков, т.к.
радикальнее других рассматривал исторический процесс сугубо с марксисткой точки
зрения, ставившей идеологию превыше истины. В нем он уже не просто оценивает, а
идеализирует Пестеля, конкретно выделяя его из всего движения декабристов.
«…на юге был крупнейший,
по существу дела единственный, идеолог всего движения — Пестель.»[79]
«…Пестель был самым левым
из декабристов, потому что он был самым умным из декабристов, единственным из
дворянской верхушки заговора, кто понимал, что низвержение самодержавия может
быть делом массовой революции.»[80]
На начальном этапе, как
мы видим, личность Пестеля оценивалась не то, что положительно, она, даже,
идеализировалась, что видно в работах М.Н. Покровского. Небольшую критику в
недостаточной революционности, добавлял С.Я. Штрайх. Но в целом никаких
принципиальных нововведений и дополнений не было.
Продолжилось изучение
личности П.И. Пестеля в пятидесятые годы. В первую очередь это связывается с
именем Милицы Васильевны Нечкиной, советского историка, Академик АН СССР,
академика АПН СССР, лауреата Сталинской премии, которая преподавала в МГУ и
специализировалась на истории декабристов, революционных движений в России XIX
века, и писала о декабристах со стороны ленинской концепции.
В 1951 году выходит её
книга «Грибоедов и декабристы», в которой она соглашается с более ранней
оценкой Пестеля советскими историками и добавляет ее, оценку, пишет о П.И.
Пестеле, как об пламенном ораторе и политическом деятеле[81],
сдержанном конспираторе[82].
Высоко оценивает Пестеля, как личность отмечая его выступления на
конспиративных собраниях и стремлении к деятельности[83].
В 1955 году она печатает
свой двухтомник «Движение декабристов», в котором она наиболее
подробно изучит все движение декабристов и дополнит себя строками:
«Пестель усердно работал
над самообразованием, составляя конспекты прочитанного, записывая прослушанные
лекции, систематизируя свои знания.»[84]
В 1972 году выходит книга
Н.М. Лебедева «Пестель — идеолог и руководитель декабристов», в которой автор,
ссылаясь на А.И. Герцена, высоко оценит Пестеля, как личность, назовет его
наиболее опытным и способным организатором и руководителем тайного общества,
назовет его человеком огромных способностей[85].
В 1976 году выходит
сборник статей «Декабристы и русская культура», в котором историк Б.М. Кедров
открывает нам совершенно новую сторону П.И. Пестеля. Автор пишет о Пестеле, как
о мыслителе на примере разработанной им, П.И. Пестелем, системе и классификации
наук.
« Идейный вождь
декабристов П.И. Пестель сделал несколько набросков классификации наук на
основе принципов, близких принципам, изложенным Дидро и Д’Аламбером…»[86]
Интерес к этим вопросам
автор обуславливает с задачей просвещения народа, которая связана с
декабристскими проектами широкого распространения наук, что требовало
разработки определенной системы и соответственно классификации[87].
В дальнейшем в изучении
личности П.И. Пестеля не происходит ничего нового. Издаются книги М.В. Нечкиной
«Декабристы» в 1984 г., Н.М. Дружинина «Революционное движение в России в XIX в.» в 1985 г., в которых авторы
отмечаю написанное ими ранее.
В целом в вопросе
личности П.И. Пестеля, в советский период, оценивали как великого человека и
революционера. Со временем все глубже изучая этот вопрос в поисках истины,
отходя от идеализации его личности в пользу создания истинного образа.
На начальном этапе
советской историографии о деятельности П.И. Пестеля в ранних декабристских
организациях писалось не много. В 1926 году выходят работы Штрайха, Оксмана,
Преснякова, но в них авторы не стремились подробно рассмотреть этот вопрос,
преследуя цель показать Пестеля пламенным революционером и лидером движения,
зачастую преувеличивая его роль.
Соломон Яковлевич Штрайх
пишет, что Пестелем был написан устав «Союза спасения», что Пестель оформил
кружок с неопределенными стремлениями в общество с определенной программой[88].
Автор отдельно выделяет республиканские устремления П.И. Пестеля и пишет:
«Он выдвигает свою
программу утверждения республики революционным путем. Склонив на свою сторону
Никиту Муравьева и Сергея Муравьева-Апостола, он деятельно пропагандирует свой
план республиканского переворота среди других членов Союза.»[89]
Юлиан Григорьевич Оксман,
русский литературовед, окончивший историко-филологический факультет
Петроградского университета, исследователь документальных источников по истории
русской литературы и общественной мысли, в своей книге «14 декабря 1825 года»,
вышедшей в том же 1926 году, так же, как и С.Я. Штрайх отмечает особенную роль
П.И.Пестеля в оформлении «Союза спасения». Но его взгляды в этом вопросе уже
более объективны, т.к. наравне с работой Пестеля он отмечает и других
разработчиков устава.
«Отчетливые
организационные формы Союз Спасения получил только в январе 1817 г.- в
результате работ особой «статутной» комиссии в составе С.П. Трубецкого, П.И.
Пестеля, И.А. Долгорукова и Ф.П. Шаховского.»[90]
Ю.Г. Оксман отметит
масонские черты устава, связав это с деятельностью П.И.Пестеля[91].
Автор, ссылаясь на Пестеля, отметит радикальность его позиции и непримирение с
«Зеленой Книгой».
«…далеко не во всех
филиалах Союза Благоденствия устав этот пользовался признанием и авторитетом.
П.И. Пестель вождь левого крыла Союза, с самого начала протестовавший против
усвоенного в Москве прежними вождями Союза Спасения «умеренно либерального»
курса, прямо склонен был считать «содержание Зеленой Книги не чем иным, как
отводом от настоящей цели на случай открытия общества и для показания
вступающим».»[92]
Упомянет так же и о
деятельности П.И. Пестеля в Тульчинской управе «Союз благоденствия», где вел
активную пропаганду[93].
Александр Евгеньевич
Пресняков, российский историк, член-корреспондент АН СССР, сформулировавший
концепцию «петербургской исторической школы», в этом же году в книге «14
декабря 1825 года» продолжит Ю.Г. Оксама по деятельности Пестеля в южной группе
«Союза благоденствия», написав:
«…отсюда на север шли
поддержанные и проводимые личным влиянием Пестеля более радикальные тенденции и
в программе и в тактике; социальны и политический радикализм.»[94]
И дополнит его, Ю.Г.
Оксмана, написав:
«Пестель находил питательную
среду и опору в общественных элементах иного склада, чем северное гвардейское
офицерство,- в среде более мелкого по социальному положению офицерства
армейских полков и его разночинного мелко-буржуазного окружения.»[95]
Следующим, кто занялся
этим вопросом, был Николай Михайлович Дружинин, российский историк, в
1920—1930-е годы занимался историей декабристского движения в России. В книге
«Масонские взгляды Пестеля», вышедшей в 1929 году, он будет писать о
деятельности Пестеля в более умеренных тонах, пытаясь объяснить некоторые цели
Пестеля. Автор считает, что масонская ритуалистика, в уставе «Союза спасения»,
была введена Пестелем с целью законспирировать организацию.
«Нельзя отрицать, что
масонская ритуалистика должна была сильно осложнить деятельность тайного
общества; но ее отрицательные стороны искупались в представлении Пестеля ее
положительными чертами: она создавала непроницаемый покров для революционного
центра и способствовала более осторожному подбору членов. К тому же, масонский
элемент в Союзе Спасения был значительно смягчен и упрощен…»[96]
Так же он отмечает, что
Пестель, Лопухин, Долгорукий и Трубецкой, первоначально планировали
организовать общество, путем мирного завоевания ложи Трех Добродетелей[97].
По замыслу Ал. Муравьева и П.Пестеля революционное общество должно было
состоять в масонстве. Предполагалось создать двойное масонство — открытое и
скрытое[98].
Более подробно вопрос
деятельности П.И. Пестеля в ранних декабристских организация затронула М.В.
Нечкина. Она будет писать историю декабристов со стороны ленинской концепции
(декабристы — дворянские революционеры), отмечая это в своих работах. В книге
«Грибоедов и декабристы» она отметит, ссылаясь на Пестеля, что на первом этапе
декабристы планировали развивать общественное мнение[99].
Она пишет, что статут «Союза спасения», составленный Пестелем, был сосредоточен
гораздо более на организационных, нежели на программных вопросах[100].
М.А. Нечкина отметит, что обеспокоенные отсутствие воплощения идей на практике,
декабристы, не только один Пестель, поставят вопрос о цареубийстве[101].
Так же она отметит огромное впечатление, которое произвел на декабристов доклад
Пестеля на петербургском совещании 1820г. о преимуществах республики[102].
Подчеркнет, что Пестель не был согласен с тактикой воздействия на мнение[103].
В 1955 году выходит ее
обширный труд «Движение декабристов» в двух томах. В нем она дополнит
себя по этому вопросу. Согласится с Н.М. Дружининым о плане Ал. Муравьева и
Пестеля о внедрении тайной организации в масонскую ложу[104].
Она высоко оценит устав «Союза спасения» основным автором, которого считает
Пестеля[105],
выделяя его, устава, цели, как определение функций общества и конспирация. А
принятые конспиративные меры посчитает успешными т.к. организацию не
обнаружили. Напишет, что устав был принят единодушно. Она так же отметит
активную практическую деятельность Пестеля, написав об организованном, Пестелем
в 1817 году, отделении «Союза спасения» в Митаве, в который он принял четырех
членов[106],
и Отделении в Тульчине. Она не согласиться с мнением Ю.Г. Оксмана о непринятии
Пестелем «Зеленой Книги», утверждая, что он полностью действовал по правилам
Союза Благоденствия и его программы. Аргументирует, это, свое мнение
показаниями доктора Ф.Вольфа, которого он пропагандировал и наталкивал на
нужные мысли[107].
Говоря о радикальности взглядов П.И.Пестеля, автор отмечает, что они привели к
распаду Тульчинской управы «Союза благоденствия» на два лагеря: П. Пестель —
радикальный революционный путь, И. Бурцов — сторонник умеренных действий[108].
Она подчеркивает, что, не смотря на вс. Радикальность и революционность
взглядов П.И. Пестеля, он не первым поставил вопрос о цареубийстве. В
доказательство своего мнения она называет совещание Коренной Думы на квартире
И. Шипова, на котором этот вопрос поставил Никита Муравьев и был поддержан
только Пестелем[109].
В 1972 году Н.М.Лебедев в
книге «Пестель — идеолог и руководитель декабристов» продолжит и дополнит линию
М.В. Нечкиной. Отмечая активную деятельность Пестеля он, напишет:
«Вступив в общество Пестель
сразу же проявил энергичную деятельность по вербовке новых членов. Еще до
принятия устава, т. е. до 1817 г., он ввел трех человек…»[110]
Особо выделит
деятельность П.И. Пестеля в Тульчине, по прибытии сразу же начал действовать,
приняты новые члены в общество, первые полгода он действовал один[111].
Автор делает
предположение, что сторонники радикальных мер (Н.Муравьев, С.Муравьев-Апостол)
сгруппировались вокруг Пестеля и приняли решение отделаться от умеренных
членов. С этой целью они задумали роспуск Союза Благоденствия[112].
С М.В. Нечкиной не
согласиться историк Семен Семенович Ланда в своей книге «Дух революционных
преобразований», выпущенной в 1975 году. В ней он продолжит мнение, что П.И.
Пестель не согласился с «Зеленой Книгой».
«…некоторые члены Союза
спасения отказались признать программу нового общества. С нею не согласился
Пестель, в 1818 г. находившийся в Митаве.»[113]
В 1985 году Н.М. Дружинин
в книге «Революционное движение в России в XIX в.» разделит мнение С.Я. Штрайха и Ю.Г. Оксмана о
решающей роли П.И.Пестеля в оформлении «Союза спасения», считая, что
предпринятые организационные совещания не получили реального результата, пока в
группу инициаторов не включился П.И. Пестель[114].
Подчеркивая, что руководящую роль Пестеля в разработке устава «Союза спасения».
По вопросу цареубийства он согласиться с М.В. Нечкиной, считая, что Пестель
поддержал Н. Муравьева. Автор пишет, что Пестель и Муравьев действовали
совместно и планомерно, осторожно завоевывая внутренние позиции[115].
В целом в советский
период деятельность П.И. Пестеля в ранних декабристских организациях оценивали,
как решающую для оформления всего движения. Историки выясняли истинное
положение Пестеля в обществе, стараясь прийти к истине, отходя от явно
идеализирующего и преувеличенного образа к более реалистичному и близкому к
действительности.
Вопрос об конституции
П.И. Пестеля, как и его личности был центральным в этот период отечественной
историографии. Поиски его сути были важны для создания нужного образа П.И.
Пестеля.
С.Я. Штрайх в работе
«Декабристы. 1825-1925 г.» дает неоднозначную оценку «Русской Правды». С одной
стороны он критикует ее в недоконченности и мелкобуржуазности и пишет:
«Программа Пестеля не
исключала, таким образом, образования в России буржуазного землевладения, при
чем только оставался неясным вопрос: откуда же будут брать наши буржуазные
землевладельцы доставать рабочие руки, поскольку все крестьяне будут наделены
землей…Что тогда может побудить этих крестьян работать на землях этих частных
землевладельцев, в этих буржуазных имения?»[116]
С другой стороны, пишет,
что основная мысль конституции Пестеля, что ближе всего может быть
охарактеризована, как национализация земли[117].
Отмечает ненависть Пестеля к аристократии богатств, считая, что главное для
него установление в России совершенного равенства[118].
Подчеркивает отсутствие избирательного ценза[119].
В этом же 1925 году
Николай Михайлович Дружинин более подробно рассматривает этот вопрос и дает
однозначно положительную оценку конституции Пестеля.
«Это- документ еще более
замечательный, чем конституция Н.Муравьева…»[120]
Он видит в П.И. Пестеле
горячего поклонника свободы и равенства.
«Пестель — горячий
поклонник свободы и равенства, но равенство он ставит выше личной свободы.
Гражданин будет счастлив, если он будет иметь равные права, и по возможности,
равное имущество с другими гражданами; если он будет равноправной частицей
целого,- могущественного, единого, крепкого государства.»[121]
Исходя из этих мыслей,
автор видит в проекте Пестеля попытки добиться этого равенства. Он считает, что
во имя равенства Пестель не допускал мысли о федерации, во имя равенства не
хотел признавать самостоятельных прав за малыми народностями и стремился их
объединить в единый русский народ, во имя равенства уничтожает сословное
неравенство и дает единые политические права. Считает, что Польский и еврейский
вопросы у Пестеля вынужденные меры. Так как Польша из-за независимого прошлого
не впишется в состав государства[122],
а еврей будут плохо проходить процесс обрусения[123].
Автор пишет, что частную собственность Пестель считал необходимой, но
подчеркивает, что он ее ненавидел. Дружинин отмечает, что Пестель совмещает
выгоды общественного и частного владения.
В 1926 году А.Е.
Пресняков в книге «14 декабря 1825 года» так же положительно отзывается о П.И.
Пестеле и его конституции. Пишет, что в 1823 году Пестель в основных чертах
разработал свою конституцию и в дальнейшем занимался ее правкой[124].
Отмечает, что его план строился на двух мыслях: неизбежном уничтожении
императорской фамилии и длительной диктатуре временного верховного правления[125].
М.Н. Покровский так же
неоднозначно, как до него С.Я. Штрайх и Н.М. Дружинин, оценивает конституцию,
неприятно говоря о ее мелкобуржуазности, но при этом, отмечая в «Русской
Правде» Пестель является врагом крупной собственности вообще, как буржуазной,
так и феодальной[126].
Автор пишет, что на Пестеля повлияли сочинение Детю де Траси, впечатления от
испанской и итальянской революций[127].
М.В. Нечкина в своей
книге «Грибоедов и декабристы» однозначно оценивает конституцию Пестеля и ее
автора. И вводит новые идеи по данному вопросу. Она считает, что первый
набросок «Русской правды» относиться к 1820 г. и утверждает, ссылаясь на
показания Н.Муравьева, что он, набросок, изначально был республиканским,
несмотря на фигурирующего в нем императора[128].
Она отмечает освободительную направленность конституции.
«Пестель в «Русской
Правде» полагал, что «рабство крестьян» есть «дело постыдное, противное
человечеству», «рабство должно быть решительно уничтожено…».»[129]
Сравнивая «Русскую
Правду» с проектом Муравьева, отмечает, что у Пестеля крестьянам дается больше
земли[130].
Так же отмечает, что Пестель в свое конституции опирался на общественное
мнение, считая его способным потрясти феодально-крепостнический строй[131].
М.В. Нечкина в своей
статье «Из работ над «Русской Правдой» Пестеля» дополняет себя по вопросу о
ранней редакции «Русской Правды». Она пишет, что Пестель в ранней редакции
предполагал сохранить дворянство, называя его «отличными гражданами отечества».
«Он считал необходимым
существование знатных людей, но знатных не по предкам, а лично заслуживших
знатность своими делами на пользу родине.»[132]
Предполагалось, что это
сословие освобождалось от некоторых «тягостнейших» повинностей, но про
сохранение привилегий ничего в проекте не указано. [133].
Так же она отмечает, что в «Русской Правде» нет и намека на образование
сословия потомственного дворянства[134].
В сохранение этого сословия она видит дворянскую ограниченность мировоззрения
П.И. Пестеля. По вопросу упоминаемого в конституции «грамотного дворянского
собрания», Нечкина пишет, что оно должно было состоять из «отличных граждан
отечества» и должно было разработать проект решения крестьянского вопроса[135].
Автор отмечает неоднозначность проекта и его противоречивость, задавая вопросы:
За что же платить, если
земля, по признанию самого автора проекта- общественное достояние? Почему
дворовый должен выкупаться, если человек не может быть товаром?
С.М. Ферштейн в статье
«Два варианта решения аграрного вопроса в «Русской Правде» Пестеля» проводит
масштабное изучение эволюции идей П.И. Пестеля и его конституционного проекта.
Он отмечает, что Пестель работал над своим планом конституции более семи лет,
над планами конституции он размышлял уже с 1816 г.[136]
Такой длительный процесс написания, автор связывает с эволюцией взглядов
декабристов и борьбой различных идейных направлений в тайном обществе. Из-за
этого в ней и различные противоречия. Считает, что пять написанных глав,
отражают смену этапов в работе Пестеля, позволяющие говорить о двух основных
редакциях конституции. Проведя анализ текста и обработав показания Пестеля,
автор делает вывод, что для того чтобы проследить эволюцию взглядов Пестеля,
нужно прочитать Русскую Правду от конца к началу, т.е. от более ранней к более
поздней редакциям[137].
С.М. Ферштейн считает, что было два варианта решения аграрного вопроса в
«Русской Правде». По первому варианту: главное место занимало волостное
переустройство казенных земель и второстепенное место решению крестьянского
вопроса[138].
По второму варианту: главное внимание отведено решению крестьянского вопросу, а
остальные пункты ему подчинены[139].
Он соглашается с М.В. Нечкиной, считая, что в первой редакции Пестель сохранял
дворянство, выделяя его из общего состава привилегиями. В поздней редакции, как
пишет автор, Пестель эти преимущества убирает, т.к. видит в этом нарушение
принципа равенства перед законом[140].
Так же отмечает утопичность отдельных суждений Пестеля, которые, по мнению
автора, направлены на повышение нравственности, воспитание гражданских качеств.
«Будет утрачена нищета,
толкающая людей на путь преступлений, и повыситься по сему нравственный уровень
народа.»[141]
Пишет, что после 1823
года она, работа над конституцией, стала более интенсивной. Ссылаясь на
показание Пестеля, пишет, что интенсивная работа над конституцией продолжалась
до 1825г.[142]
Автор соглашается с Н.М. Дружининым, считая, что Пестель в своей конституции
стремился объединить существование частное земельной собственности с
социалистическим ее обобществлением[143].
Высоко оценивая Пестеля и его проект конституции, автор отмечает, что в нем
сохранилась дворянская ограниченность (и в новой редакции): сохранение
помещичьего землевладения, компенсации за отчужденную землю[144].
В своей новой работе
«Движение декабристов» М.В. Нечкина продолжает исследование конституционного
проекта П.И. Пестеля. Она дополняет М.Н. Покровского, считая, что на П.И.
Пестеля повлияла не только одна книга Детю де Траси, но и происходившие в мире
события — реставрация Бурбонов, убедившая, по его собственным словам, в
революционном пути; влияние конституции М.И. Новикова, которая была похожа на
американскую; история Великого Новгорода, так же утвердившая его в
республиканском образе мыслей. Автор отмечает, исходя из совпадений
терминологии и будущих столиц, период общей работы Пестеля и Муравьева над
конституциями. В переписке между ними и обмене конституциями она видит работу
над созданием общего проекта[145].
М.В. Нечкина соглашается с С.М. Фирштейном и М.Н.Покровским, так же считая, что
Пестель объединил принципы общественной и частной собственности на землю[146].
В ранней редакции «Русской Правды» она видит дворянскую ограниченность Пестеля,
аргументируя свое мнение предполагаемой в проекте постепенностью и
длительностью освобождения крестьян[147].
Она так же соглашается с С.М. Фирштейном и по вопросу об активной деятельности
П.И. Пестеля после 1824 года, считая, что Пестель начинает писать вторую, более
зрелую редакцию конституции[148].
«Новая редакция «Русской
Правды» еще отчетливее первой формулирует решение Пестеля разрушить
самодержавие…»[149]
Н.М. Лебедев в своей
книге «Пестель — идеолог и руководитель декабристов» по данному вопросу не
вводит никаких новых идей, полностью соглашаясь по всем пунктам с М.В.
Нечкиной.
Семен Семеныч Ланда в
книге «Дух революционных преобразований» соглашается с М.В. Нечкиной о причинах
монархичности раннего проекта Пестеля, считая его агитационным. Дополняя эту
идею, автор пишет, что в самом идеологическом содержании
конституционно-монархических проектов содержание должно была заключаться
возможность их республиканской интерпретации[150].
Считает, что на Пестеля повлияли события, происходившие в 1820 г. в мире, споры
с Новиковым и его конституция, а было последним толчком в переходе к
республиканским идеям была книга Детю де Траси[151].
Н.М. Дружинин в книге
«Революционное движение в России в XIX в.» высоко оценит проект Пестеля,
написав:
«Конституция Пестеля не
ограничивалась провозглашение общих политических принципов: она давала точное
описание будущего государственного устройства и разрешала важнейшие
социально-политические государственные вопросы — об источнике избирательных
прав и о формах крестьянского освобождения.»[152]
Он считает, что на
Пестеля повлияли события в Неаполе, Испании, Португалии, они убедили его в
непрочности монархических конституции[153].
Он отметит первоначальную неоформленность его взглядов, их общую
противоречивость.
«…идеи диктатуры и
революционного насилия противоречиво уживалась в нем с надеждой предупредить
«ужасные происшествия» французской революции.»[154]
Как мы видим, на
начальном этапе в советской историографии оценка проекта Пестеля была низко
оценена и так же низко изучена. Основная работа началась в начале пятидесятых
годов и связана, в первую очередь и именем М.В. Нечкиной, которая широко
затронула этот вопрос. Она высоко оценивает конституцию Пестеля, считая ее
изначально республиканской, становившейся по мере разработки все революционнее.
Последующие работы либо незначительно ее дополняют, либо перечисляют ранее
написанное.
Подводя итог, можно
сказать, что конституционный проект П.И. Пестеля и его самого, как создателя, в
советской историографии оценивали весьма высоко. Считая его мелкобуржуазным,
отмечали его революционность, оригинальность и значимость. Выделяли
особенность, сочетание частной и общественной собственности на землю. По
вопросу Пестеля, как мыслителя было выяснено, что повлияло на Павла Ивановича.
Выяснили причины и их последовательность.
Деятельность П.И. Пестеля
в Южном обществе так же был очень важным. Его изучение показывало внутреннюю
деятельность П.И. Пестеля в его собственной организации, организованной по его
принципам и идеям. На начальном этапе этот вопрос изучали не так широко,
остановившись на нужных моментах.
Н.М. Дружинин отмечает
несогласие с роспуском, видя в этот революционную убежденность Пестеля[155].
Автор пишет, что южное общество не имело выработанной общеобязательной
программы, но у него была неписанная программа, проповедовал Пестель[156],
которая воплотилась в «Русской Правде». Он отмечает, что Пестель понимал
необходимость объединения с Петербургом.
«…необходимо было покрепче
связаться с Петербургом: южные полки бессильны закончить начатое дело,
победоносное восстание зависит от столицы…Нужно договориться с северянами,
вдохнуть в них живую энергию, выработать общие планы, обеспечит совместные
действия.»[157]
Н.М. Дружинин отмечает
активную деятельность Пестеля в объединении обществ.
«Из Южного общества один
за другим отправляются делегаты, несколько раз едет сам Пестель»[158]
Причиной неудачи
объединения считает расхождение в планах, подозрения в личной
заинтересованности Пестеля. Единственным положительным результатом Н.М.
Дружинин видит то, что Пестель смог только зажечь Рылеева и близких к нему
молодых членов общества. 
С.Я. Штрайх в 1926 году,
так же как и Н.М. Дружнин, писал, что П.И.Пестель решительно восстал против
решения о роспуске тайного общества и склонив на свою сторону тульчинских
членов, положил начало Южному обществу[159].
Он особо выделяет стремление Пестеля к объединению организации, которое не
увенчалось успехом.
«Пестелю не удалось
достигнуть этой цели об’единения двух Обществ. Главной причиной было
принципиальное разногласие его с руководителя Северного общества.»[160]
Он склоняется к мнению,
что эта неудача вызвала разочарование в своих планах, парализовав его энергию с
конца 1824 года[161].
Ю.Г. Оксман, дополняя
С.М. Штрайха и Н.М. Дружинина, пишет, что полемикой Пестеля с Н.Муравьевым,
начались сношения северян с южанами, оживившиеся с многократными поездками в
Петербург сменяющих друг друга делегатов от Южного общества. Результатом этих
поездок автор видит активизацию деятельности Северного общества, отчасти в
попытке сохранить себя[162].
А.Е. Пресняков, так же
отмечает, что Пестель не признавал закрытие Союза, но видит в этом стремление
Пестеля и его сторонников к подготовке вооруженного восстания, установления
твердой программы революционной диктатуры[163].
Считает, что на юге поднималось республиканское движение, окрашенное
«якобинскими» тенденциями и радикализмом Пестеля[164].
Он пишет, в течение 1823 года Н. Муравьев обрабатывает свою конституцию, обсуждая
с Пестелем, который ее раскритиковал[165].
Отмечает, что поездка Пестеля в Петербург 1824 года убедила его в отсутствии
единства в целях, средствах и мнениях. Положительным результатом стало только
находка новых единомышленников по республике[166].
Автор оценивает, характер переговоров с Польшей, как нечеткие намеки на
возможные преобразования, которые будут решаться после революции[167].
На последок, он отмечает, что в 1825 году, после неудач в объединении обществ,
энергия Пестеля иссякает и главной движущей силой в южном обществе становиться
Сергей Муравьев-Апостол[168].
М.В. Нечкина считает, что
после поездки в Петербург 1824 года в Пестеле появляются сомнения в тактике
военного переворота и в успехе революции. Ссылаясь на показания Пестеля, она
пишет, что в течение 1825 года сомнения полностью захватили его, он ничего не
писал на протяжении всего года, он охладел к революции[169].
Отмечает о внутреннем кризисе организации, нарастающем противодействии Павла
Пестеля и Сергея Муравьева[170].
Л.А. Медведская в статье
«Южное общество декабристов и Польское патриотическое общество» пишет, что П.И.
Пестель не был доволен ходом переговоров, т.к. ему казалось недостаточно
выясненными многие основные вопросы. Поэтому он считал необходимым взять их ход
в свои руки, чтобы более решительно и детально договориться по всем вопросам, в
частности о совместном выступлении и взаимоотношениях после революции[171].
«Пестель сумел поднять
переговоры с членами Польского патриотического общества на должную высоту.»[172]
М.В. Нечкина, продолжая
изучать этот вопрос, пишет, что именно Пестель и его сторонники были против
роспуска Союза, в отличие от И. Бурцова[173].
Она подчеркивает влияние П.И. Пестеля на членов Южного общества[174]
и его пропагандистскую и образовательную деятельность [175].
Автор отмечает, что все действия П.И. Пестеля в Южном обществе были направлены
на выполнение своего плана, который он детально разрабатывал. Аргументирует
свое мнение Бобруйский планом, отвернутым П.И. Пестелем, считавшим общество не
подготовленным к поставленной задаче, считавшим крайне недостаточной мерой
арест императора[176].
М.В. Нечкина отвергая и опровергая свое предыдущее мнение о внутреннем кризисе
П.И.Пестеля после 1824 года и вызванном им бездействии. Автор пишет, что,
несмотря на внутренний кризис, Пестель продолжал активную деятельность в
обществе.
Отмечает, что после
съезда Пестель вновь начинает работать над конституцией[177].
Активно ведет переговоры с поляками.
«Переговоры с
А.Яблоновским вели в январе-феврале 1825 г. непосредственно Пестель и
Волконский. »[178]
«…он вел переговоры о
вступлении новых членов- одобрял или отвергал их кандидатуры, обсудил и одобрил
присоединение Славянского общества,…встречался с представителями Польского
общества, вносил поправки и дополнения в проект «Русской Правды»…обсуждал с
членами общества намечаемый большой «План действий».»[179]
Н.М. Лебедев, соглашаясь
с точкой зрения М.В. Нечкиной, дополняет ее, вводя новые данные о результатах
поездок делегатов Южного общества в Петербург. Пишет, что в 1823 г. Пестель
посылал в Северное общество Давыдова с критикой конституции Муравьева[180].
Затем Барятинского с рядом поручений и задачей создать филиал Южного общества в
Питере[181],
полностью его миссия не удалась, но было организованно отделение в Петербурге[182].
Отмечает результат деятельности М.Муравьева-Апостола — обнаружена рылеевская радикально
настроенная группа[183].
«Революционизирующее
воздействие Пестеля на членов Северного общества несомненно.»[184]
Отмечает, что готов был
пойти на уступки в своей конституции, но не отступая от основных ее положений[185].
Считает, что в 1825 году, несмотря на всю свою активную деятельность, выработка
плана выступлений, Пестеля посещают мысли отойти от деятельности в Южном
обществе[186].
Н.М.Дружинин не
соглашается с мнение М.В. Нечкиной о периоде общей работы севера с югом в
начальном этапе Северного и Южного обществ. Он пишет, что в тактическом плане
Пестеля подчинение Северного общества был главной составляющей успеха[187].
Переписку между Пестелем и Муравьевым о конституциях Дружинин считает началом
борьбы между обществами с попытками к объединению[188].
По поводу поездки Пестеля в 1824 году, он пишет:
«Петербургская поездка
П.И. Пестеля не была его личным самостоятельным начинанием: это был
политический акт, обдуманный т разработанный на заседаниях директории южного
общества.»[189]
Отмечая общий ее провал,
Н.М. Дружинин пишет об вызванном резонансе в Северном обществе. Упоминает об
указании Пестеля укрепить существующее в Петербурге отделение Южного общества и
сохранить его тайным от Северного[190].
В целом оценивая
советскую историографию по данному вопросу, можно сказать, что она продвинулась
от периода слабой освещенности и доказанности утверждений, к периоду
практически полной изученности. Остались нерешенными вопросы о личных
намерениях Пестеля в плане объединения Севера с Югом. М.В. Нечкина видела
стремление к укреплению и обобщению революционной работы в начальном этапе,
которая не смогла преодолеть разногласия. Н.М. Дружинин однозначно считает, что
Пестель стремился захватить Северное общество.
Вопрос о П.И. Пестеле на
следствии в советский период изучен очень слабо, т.к. не представлял особой
ценности для создания героического образа.
 С.Я. Штрайх в
«Декабристы. 1825-1925 г.» пишет о П.И. Пестеле на следствии, как героическом
революционере, сломавшемся под давлением следствия и в связи с предательством
своих соратников, стали давать на него показания. Он пишет:
«Пестель сначала, не
только не стал доносить на Трубецкого, Рылеева и др., но отказался даже давать
показания, но когда увидел, что его предали со всех сторон, то и он не выдержал
и даже писал письма Николаю с просьбой о помиловании.»[191]
Он продолжит себя в книге
«О памяти повешенных», так же отмечая о первоначальном отказе Пестеля давать
показания[192].
И дополнит, упомянув, что перед казнью к нему приходил пастор Рейнбот, из
разговора с которым, он, автор, выделяет твердость Пестеля и безразличность к собственной
судьбе[193].
Новую страницу в изучении
этого вопроса начнет М.В. Нечкина. В книге «Грибоедов и декабристы» она
отметит, что 13 декабря, находясь под арестом, Пестель имел связь с южными
декабристами и обдумывал, не дать ли сигнал к восстанию[194].
В работе «Движение
декабристов» она особо отметит героическое поведение П.И. Пестеля на
следствии.
«Но были и случаи личного
героизма, отказа давать показания и выдавать заговорщиков. Пестель сначала
отвечал на все вопросы полным отрицанием…»[195]
Автор защищает Пестеля и
декабристов, от «школы» М.Н. Покровского и ее отрицания революционности
декабристов на основе покаянных писем. Она считает, что этот вопрос требует
особого подхода и комплекса фактов[196].
Следующим по этому
вопросу напишет Н.М. Лебедев:
«На допросах Пестель был
спокоен и тверд. Никто не выдержал на следствии больше допросов и очных ставок,
чем он…»[197]
Н.М. Лебедев так же, как
и С.Я. Штрайх упомянет разговор Пестеля с пастором Рейнботом, выделив особую
твердость и убежденность в собственной правоте П.И. Пестеля[198].
В оценке действий П.И.
Пестеля на следствии в советской историографии мы видим, практически полное
согласие в героическом поведении революционера, которая дополнялась на
протяжении всего периода, но, к сожалению, все равно осталась мало изученной.
В итоге, мы имеем
созданный советской историографией, образ П.И. Пестеля, как героя дворянского
революционера. Его личность полностью идеализирована. Особенно этот процесс
виден на начальном этапе изучения, до пятидесятых годов. Историки пишут о
Пестеле, как о гении и великом мыслителе, сравнивая его с современными им
революционера и видя в его планах будущую историческую справедливость и
истинность. На втором этапе, с начала пятидесятых годов, высокопарность слов
прекращается, но тенденция сохраняется.
На протяжении всего
советского периода отечественной историографии писали необычайно лестно,
называя его гением, человеком исключительных способностей и огромных познаний, пламенным
оратором, сдержанным конспиратором и другими подобными эпитетами. Но все они,
историки, добавляли о его дворянской ограниченности.
В вопросе деятельности
Пестеля в ранних декабристских организациях историки писали только
положительно. Считали, что он четко оформил кружок с неопределенными
стремлениями в общество с определенной программой. Отмечали радикальность его
позиции, будут писать, что вокруг себя он собирал в Тульчинскую управу наиболее
радикальных членов общества. Напишут о стремлении к наиболее действенным мерам,
цареубийстве, всецело соглашаясь с этими мерами.
О «Русской Правде» будут
писать неоднозначно, в связи с наличием двух редакции. Первую редакцию они
оценят слабо из-за переходного периода в освобождении крестьян. Будут писать,
как об черновом варианте для второй редакции. Которую оценят, как наиболее
верную из всех конституционных проектов декабристов.
О деятельности в Южном
обществе будут писать очень положительно. Считали, что Пестель создал наиболее
мощную и четко организованную структуру. Высоко отметят деятельность по
расширению и усилению общества, объединения с другими тайными обществами и
создание новых филиалов. Отметят пропагандистские действия внутри Южного и
Северного обществ. Упомянут об образовательной деятельности в Южном обществе.
По вопросу поведения П.И.
Пестеля они создадут образ героя, которого сломало предательство товарищей по
обществу. Как мы видим, советские историки продолжат эстафету изучения движения
декабристов взятую у дореволюционных историков. Продолжат деятельность В.И.
Семевского, М.В. Донвар-Запольского, Н.П. Павлов-Сильванского, усиливая
революционный образ Пестеля.
Глава III. П.И. Пестель в постсоветской
историографии
С распадом СССР
продолжается процесс изучение личности П.И. Пестеля и его деятельности в
движении декабристов. Процесс переоценки, зародившийся еще в работах М.В.
Нечкиной, Н.М. Лебедева и Н.М. Дружинина, продолжился с особым рвением в эти
годы. Марксистская концепция революционного движения перестает оказывать
давление на историков. Больше не стояло задачи дать в каждой работе оценку
деятельности декабристов по отношению революции 1917 года или отмечать о
дворянской ограниченности того или иного участника движения. Появляется свобода
действий, возможность использовать новые источники, чем активно и пользуются
историки. Несмотря на всю появившуюся свободу, резкого поворота мнений не
произошло. Процесс изучения идет постепенно, но, к сожалению, неравномерно. В
начале 90-х годов выходят две книга В.А. Федорова «Декабристы и их время»
(1992г.), затем С.А. Экштута «В поиске исторической альтернативы: Александр I. Его сподвижники. Декабристы.»
(1994г.) и наступает перерыв. В 1997 году выходит небольшая книга О.И. Киянской
(историк и литературовед, занимается вопросами революционного движения в
России, движения декабристов) «Южный бунт: Восстание Черниговского пехотного
полка, 9 декабря 1825- 3 января 1826» с которой начинается активный период в
изучении декабристов, выходят ряд статей, а в 2000-е гг. публикуются ряд книг о
Пестеле, декабристах, Южном обществе. Часть, из которых является работами О.И.
Киянской или под её редакцией.
В постсоветские годы о
Пестеле, как о личности писалось много и разное. Главной темой исследований
являлось, да и продолжает являться, ответить на вопрос: Каков был Пестель на
самом деле? Был ли он диктатором, каким его описывали современники или героем,
каким его видели советские историки? Современные историки, так же, как и
советские, оценивают Пестеля, как целеустремленного, волевого, умного и
неординарного человека. И с этого момента начинаются сами поиски ответов на
вопрос: Каков был Пестель?
В.А. Федоров, ученик М.В.
Нечкиной, в работе «Декабристы и их время», продолжая линию советских
историков, в частности М.В. Нечкиной, высоко оценивает личность Пестеля,
идеализируя его образ. В доказательство своей точки зрения он приводит воспоминания
современников Пестеля (И.Д. Якушкина, Н.В. Басаргина, А.С. Пушкина, Е.П. Оболенского
и даже А.С. Пушкина), говоря, что все кто встречался с Пестелем, единодушно
отзываются о его незаурядном уме, образованности и прочих дарованиях.
«А вот впечатления
А.С.Пушкина после беседы с Пестелем: « Умный человек во всём смысле этого
слова. Мы с ним имели разговор метафизический, политический, нравственный и
проч. Один из оригинальных умов, которых я знаю» [199].
Два года спустя выходит
работа С.А. Экштута «В поиске исторической альтернативы: Александр I. Его
сподвижники. Декабристы». Автор так же высоко оценивает П.И. Пестеля, его ум.
Доказывая свое мнение путем анализа мнений современников и источников, он приходит
к выводу, что мнение современников и документы Следственной комиссии не верно
оцениваю личность Пестеля. Мнения современников, в частности Трубецкого,
считает вообще полной ложью, т.к. он, давая показания, стремился спасти себя и
очернял Пестеля. Составитель же «Донесения» Следственной комиссии Д.Н. Блудов
фальсифицировал факты, искусно сведя их воедино, дискредитировал Пестеля[200].
«Аморальный образ Пестеля
становиться своеобразным смысловым акцентом, оттеняющим чистоту намерений
Трубецкого и других членов тайного общества, заслуживающих снисхождения
властей, ибо они действовали под влиянием «худо понятой» любви к Отечеству и не
предвидели «гибельных последствий своих действий».» [201]
Ссылаясь на Пестеля,
автор пишет, что сам Пестель хорошо знал, что его подозревают в диктаторских
намерениях, сильно страдал от этого ещё на свободе[202].
Причиной такой неприязни среди членов тайного общества автор видит в его
характере и манере вести диалог[203].
Оценивая его радикальные меры — диктатуру временного революционного
правительства, С.А. Экиштут напишет:
«В его системе ценностей
не было места для морализования при рассмотрении политических проблем…он
проповедовал политический аморализм.»
Новый этап в изучении
личности Пестеля и его деятельности начала О.И. Киянская в своей работе «Южный
бунт: Восстание Черниговского пехотного полка, 9 декабря 1825- 3 января 1826» и
продолжила её в своих работах «Павел Пестель, офицер, разведчик, заговорщик»,
«Пестель», статье «П.И. Пестель на следствии».
В «Южном бунте» она
оценивает его, Пестеля, как неординарного человека, уважаемого в Обществе за
свои способности. Называя причины низкой оценки современников, О.И. Киянская
открывает нам новую сторону Пестеля. Она считает, что из-за стиля мышления и,
соответственно действий, которые были нехарактерны для той эпохи и были
направлены на исполнение своего плана, для успеха, которого он не
останавливался не перед чем, ни перед шантажом, ни перед подкупом[204],
В статье «Профессионал
революции. К вопросу о конспиративной деятельности П.И. Пестеля в 1819-1825
годах» Киянская открывает тёмную сторону деятельности Пестеля- казнокрадство,
взяточничество[205].
Но при всем, том, что она открыла, Киянская оправдывает его, открыто говоря,
что Пестель все делал для революции.
А.В. Семенова в своей
статье «Я страстно полюбил моё Отечество», оценивает Пестеля, продолжает
советскую линию оценки личности Пестеля, как блестящего экономиста, философа,
организатора, убежденного революционера и борца за свободы[206].
Е.Л. Рудницкая в статье
«Феномен Пестеля», в оценке личности, продолжает линию О.И. Киянской, считая,
что Пестель человек действия, человек, одушевлённый стремление любой ценой
превратить слово в дело[207].
В характере Пестеля она видит огромное честолюбие и воля, связывает их с
фамильными чертами и воспитанием[208].
Иную позицию занимают
В.В. Крутов и Л.В. Швецова-Крутова, которые оскорбительно оценивают личность
П.И.Пестеля, считая его шантажистом[209]
и вором. В оскорбительном тоне будут называть его честолюбцем, деспотом. А
некоторых других декабристов назовут злоумышленниками. В доказательство своего
мнения они будут использовать статью О.И. Киянской «Профессионал революции…»,
из которой, вырвав нужные им куски, сделаю очень жесткие комментарии:
«Если бы Пестель не
встрял в тайное общество со своей надуманной «Русской правдой», которая пишется
в кавычках, то жил бы и дальше припеваючи в действительной русской правде.»[210]
«…жадный до злата
полковник Пестель не упускал любой возможности грести в свой карман и
поживиться за чужой, солдатский счет.»[211]
В 2005 году вышла работа
О.И. Киянской «Пестель». Книга представляет собой финальный аккорд в изучении
вопроса Павла Пестеля у Киянской. Несмотря на всю обширность и детальность,
новых мыслей о личности революционера автор не написала, подведя итог
предыдущих своих работ.
Подводя итог можно
сказать, что, несмотря на небольшой период времени, историки активно изучают
данный вопрос, введя новые, ранее не известные, материалы и давая новую оценку
Павла Ивановича. В их мнении он получился неоднозначной личностью, человеком,
делавшим все ради революции. Но есть и историки (В.В. Крутов и Л.В.
Швецова-Крутова), которые стремятся сделать имя, написав о нем не то, что
противоположную советским историкам точку зрения, а абсолютно облагав его,
выдав за обычного вора и казнокрада, который непонятно, как попал в движение
декабристов.
Деятельность Павла
Ивановича Пестеля в Союзе спасения и Союзе благоденствия в постсоветской
историографии изучалась неравномерно.
В 1992 году вышла книга
В.А.Федорова «Декабристы и их время», в которой автор утверждает, что на раннем
этапе члены тайного общества стремились сформировать необходимое общественное
мнение.
«Такая работа была
совершенно необходима, дабы, как говорил Пестель, «общее мнение революции
предшествовало»» [212].
Но добавляет, отмечая уже
тогда зародившеюся в нем радикальность и стремление к действию, что «Зелёную
книгу» Пестель признал не сразу.
«…его не устраивал чисто
просветительский характер этой части»[213].
Деятельность Пестеля в
ранних организация Федоров вообще слабо затрагивает, отмечая лишь упомянутую
ранее радикальность взглядов и властность.
В дальнейшем изучении
вопроса настала длительная пауза, закончившаяся в 2001 году с выходом статьи
Е.Л. Рудницкой «Феномен Пестеля». С этого момента начинается активное изучение
этого вопроса в современной историографии. Выходят монография О.И. Киянской
«Павел Пестель, офицер, разведчик, заговорщик» в 2002 году, затем её же книга
«Пестель» вышедшая в 2005 году. Последняя книга, по-сути является
переработанным для общего прочтения её же монография.
С выходом статьи Е.Л. Рудницкой
можно связать активное изучение в современной историографии вопроса
деятельности Пестеля в ранних декабристских организациях. Она пишет, что
Пестель целеустремленно и продуманно использует масонство для организации
«Союза спасения»[214],по
ее мнению, для законспирированная Общества. Считает, что именно из-за высокой
ступени в масонской ложе, на Пестеля, как члена комиссии по выработке Устава
«Союза спасения», была возложена обязанность по координации организационных
форм общества с формами масонских лож. Е.Л. Рудницкая соглашается с М.Н.
Дружининым об идее конспирации Общества, путем внедрения ее в легальную
организацию и последующего ее подчинения[215].
Эту идею продолжила О.И.
Киянская в своей монографии. Ссылаясь, на Н. М. Дружинина, она утверждает:
«… «он предпочел
масонские формы именно потому, что они казались ему подходящей оболочкой для
боевой, строго конспиративной организации»»[216].
Автор считает, что
Пестель представлял себе тайное общество «заговором в заговоре» и уже тогда
предложил себя в руководители этой структуры[217].
Она отмечает, что после распада Союза спасения, появлением Союз благоденствия,
превращавшегося, в широкую и действующую почти открыто организацию, Пестель
признал не сразу. О.И. Киянская продолжает идею В.А. Федорова о несогласии
Пестеля с Зеленой Книгой и дополняет ее, утверждая, что Зеленую книгу признал
формально, на практике руководствовался собственными принципами[218].
По поводу деятельности Пестеля во время Союза благоденствия автор проводит
широкие исследования. Она делает предположение, что во время службы Пестеля в
Митаве он создал там управу, которая распалась после его отъезда[219].
Автор утверждает, что к активной деятельности он вернулся в середине 1818 года,
когда был назначен командовать 2-й армией в Тульчин, где создал Тульчинскую
управу Союза благоденствия[220].
По поводу, взглядов Пестеля на тайное общество она отмечает:
«Пестель в этом обществе
пытался увидеть инструмент, с помощью которого можно будет когда-нибудь взять
власть»[221].
Она отмечает, что,
несмотря на революционные убеждения Пестеля, действия Тульчинской управы не
сильно отличались от действий столичных заговорщиков[222],
носили пропагандистский характер. В проходивших встречах всегда лидировал
Пестель. Так же он не оставлял попыток превратить Союз в действенную
организацию. В доказательство этого автор приводит «петербургские совещания»
1820 года, на которых он настоял на гласном обсуждении вопросов о будущем
устройстве государства и судьбе царствующего монарха[223].
В итоге в современной
историографии по данному вопросу историки согласны со мнением советской
историографии. Отмечают радикальность по сравнению с остальными декабристами и
стремление к активным и жестким действиям.
По поводу
конституционного проекта П.И. Пестеля, да и, как о самом создателе, в
современной историографии есть разные точки зрения от умеренных до крайних.
В.А. Федоров считает, что
первоначально Пестель разделял идеи конституционной монархии, ссылаясь на
«Записку о государственном правлении» написанную в 1819 году, но в начале 1820
года он меняет свои взгляды к республиканскому строю. Автор видит причины
перехода в во влиянии на него книги французского мыслителя Александра Детю де
Траси «Замечания на «Дух законов» Монтескье»[224];
положительный опыт в современных Пестелю исторических примерах[225].
Автор утверждает, что конституционный проект Пестеля носил авторский сугубо
индивидуальный характер, но так же являлся программным документом всего Южного
общества.[226]
Автор так же, как и советские историки отмечает незавершенность и обширность
конституции, наличие двух ее редакций[227].
Федоров пишет, что в 1823
году между руководителями двух тайных обществ, П.И. Пестелем и Н.Муравьевым,
велась переписка, в которой обсуждались программные документы обоих обществ[228].
В целом он оценивает проект Пестеля, как самый радикальный из созданных
декабристами.
«…выдающийся документ
декабристской идеологии, вобравший в себя лучшие достижения передовой
общественной мысли того времени.»[229]
С.А. Экштут утверждает,
что диктатура временного революционного правительства была верным решением,
считая, что Пестель трезво смотрел в глаза политической реальности[230].
Е.Л. Рудницкая оценивая
«Русскую Правду» посчитает ее крайне жестокой по отношению к народу и
народностям, видя в ней контуры унитарного, тоталитарного государства с
имперским отношением к народам ее населяющим. В негативной форме отметит
искоренение федерализма[231].
Но по решению аграрного вопроса автор отметит положительные черты —
демократические устремления конституции[232].
Я.А. Гордин в статье
«Декабристы и Кавказ» неоднозначно оценивает национальную политику в «Русской
Правде», ее двойственность. Напишет о жестоких планах по отношению к Кавказу и
при этом освобождение Польши. Но будет оправдывать эту жестокость тем, что
Пестель стремился стабилизировать положение в регионе, прекратить частые
междоусобицы[233].
В.М. Бокова в статье
««Ликурговы законы» Павла Пестеля», введет новую идею, посчитав, что программу
Пестеля в Обществе приняли все, но не все были с ней знакомы, знали ее в общих
чертах. Она утверждает, что теоретические споры в обществе не приветствовались
и пресекались[234].
Положительно оценивая
решение аграрного вопроса, уничтожение сословности, ведении прав и свобод. О.И.
Киянская негативно оценит крайнюю жестокость к малым народам и национальностям[235],
проводя параллели между «Русской Правдой» и лозунгами Французской революции XVIII века по отношению к евреям: «…Для
евреев как личностей все права, для евреев как нации — никаких»[236].
В итоге мы имеем,
неоднозначную оценку Русской Правды. Одобрение предполагаемых прав и свобод,
решение аграрного вопроса. И негативную оценку объединительной политики,
ущемлявшей интересы народностей и национальностей. О Пестеле, как о создателе
конституции историки пишут не много, соглашаясь с советскими историками.
Отмечают влияние Детю де Траси.
В отличие от деятельности
П.И. Пестеля на раннем этапе, его деятельность в Южном обществе в современной
историографии писали значительно больше. Но конкретно проблематики его
деятельности в нем затрагивали не столь подробно.
В.А. Федоров считает, что
решающую роль в плане Пестеля занимало Северное общество, а Южное должно было
поддержать его силой[237].
О личной деятельности в расширении Южного общества он пишет, что после первых
контактов с Польским Патриотическим обществом, Пестель поддержал продолжение
переговоров и в дальнейшем рад встреч были им санкционированы, он разработал условия,
по которых должны были вестись переговоры — установление дружеских связей,
гарантия независимости Польши, взаимное содействие на случай внешней войны,
введение одинакового образца правления, поддержка регулярных отношений между
русским и польским тайными обществами[238].
В 1825 году он взял их ход в собственные руки. Автор ставит под вопрос,
действительно ли были попытки установить связь с Кавказским тайным обществом[239],
о которых писали в советский период. Это сомнение он аргументирует нехваткой
имеющихся данных и их неопределенностью. В.А.Федоров склонен, считать, что
П.И.Пестеля в Южном обществе опасались и пытались сместить, как считает автор, С.И.
Муравьев-Апостол и М.П. Бестужев-Рюмин стремились занять главенствующее
положение в Южном обществе и нейтрализовать Пестеля. Как отмечает автор,
Пестелю недвусмысленно намекали, что опасаются его диктаторства, видя в нем
«нового Наполеона»[240].
С.А. Экштут, считает
подозрения в диктаторстве и единоличной власти препятствовали объединению
движения, подчеркивая его желательность с обеих сторон. Касаясь вопроса,
объединения тайных, организации автор считает, что причинами провала
объединения послужило опасение Пестеля в северном обществе, его диктаторских
замашек и единоличной власти. Особо подчеркивает, что этот союз был желателен
не только Югу, но и Северу[241].
С.А. Экштут считает, что реальная сила Южного общества была сильно преувеличена
северянами, чему способствовал и сам Пестель, стараясь добиться соединения
обществ и упрочнить свое положение[242].
Дополняя В.А. Федорова и
С.А. Экштута О.И. Киянская, считая, что в новом Обществе П.И. Пестель воплотил
ранее задуманный им способ построения тайного общества с четкой иерархией. Но
отмечает, его надежды не оправдались, новое общество было неэффективно, четкая
иерархия существовала, только в замыслах[243].
Она пишет, что в 1821-1822гг. общество бездействовало, а большая часть его
членов отошла. По переговорам с Польшей, Киянская считает, что Пестель лично
поручил Бестужеву-Рюмину и С.Муравьеву вести переговоры с Польским
Патриотическим обществом[244],
а потом продолжил вести их в 1825 году. Разделяя мнение В.А. Федорова, автор
пишет о противостоянии Павла Пестеля с Ивана Бурцова, а после с Сергеем
Муравьёвым-Апостолом. Она убеждена, что противостояние переросло к 1825 году
практически в открытый конфликт и вызвало в обществе глубокий кризис[245].
«Тактические споры
Пестеля и Муравьева-Апостола в итоге переросли в личный конфликт.»[246]
Она пишет, что
Муравьев-Апостол в Пестеле видел главное препятствие на пути к реализации своих
планов, поэтому его управа пыталась действовать самостоятельно.
В итоге, можно сказать, что
в постсоветской историографии взгляд на П.И. Пестеля, как на руководителя
Южного общества, поменялся не настолько кардинально, как этого можно было
ожидать. Основные вопросы остались без изменения с советского периода,
изменился только взгляд на личное участие Пестеля в отношениях с Кавказским
обществом, ставиться под сомнение вообще его существование. И современные историки
считают провальным организацию Южного общества, ставят под сомнение реальное
положение вещей в нем. Считая в конце периода, что организация начала
разваливаться практически с момента ее основания (О.И. Киянская).
По вопросу действий П.И.
Пестеля на следствии в современной историографии написано очень мало.
Конкретно, этот вопрос затрагивали В.А. Федоров в книге «Декабристы и их время»
выпущенной в 1992 году. И О.И. Киянская в своих работах «Павел Пестель, офицер,
разведчик, заговорщик», «Пестель» и статье «П.И. Пестель на следствии».
В.А. Федоров, как ученик
М.В. Нечкиной продолжает ее линию, считая, что Пестеля предали товарищи по
организации.
«Пестель, доставленный в
Петербург, на допросе 4 января после предъявленный ему показаний других членов
тайного общества о его активном роли в декабристском движении дал пространные
показания и сообщил в том числе о контактах Южного и Польского обществ.»[247]
О.И. Киянская в своих
работах занимает несколько другую позицию. Считая, что Павел Иванович вел
серьезную политическую игру со следствие с цель спасти себя. Она делает
предположения, что показания Пестеля были направлены на спасение его жизни,
т.е. далеки от реальности. Сравнивая его с Трубецким, пишет:
«…Пестель, как и
Трубецкой, хотел жить. И прекрасно понимал, что если следствие начнет
раскрывать реальный заговор, опутавший всю 2-ю армию…то шансов остаться в живых
у него практически не останется.»[248]
В итоге мы имеем две
противоположные точки зрения. Судя по всему, этот вопрос будет предметом
активного изучения в будущие годы, т.к. на данном этапе он практически не
изучен.
В заключении, можно с
уверенностью сказать, что ожидаемого кардинального поворота во взглядах на
проблему личности Павла Ивановича Пестеля и его деятельности в декабристском
движении не произошло. Да, были вы работы, которые давали непростительно
низкую, необъективную оценку Пестеля, к которым следует отнести книгу В.В.
Крутова и Л.В. Швецова-Крутова «Белые пятна красного цвета. Декабристы». В ней,
авторы, используя чужую работу дали оскорбительную оценку личности
революционера. Но в целом историки используют наработки советских историков, в
частности М.В. Нечкиной.
Активнейшие исследования
проводятся по вопросу личности П.И. Пестеля. Изучается детство и
дореволюционные годы Павла Ивановича, в поисках причин его взглядов, его оценки
современниками. Вводятся новые, ранее не известные, материалы и дается новая
оценка Павла Ивановича. В их мнении он получился неоднозначной личностью,
человеком, делавшим все ради революции.
По вопросу деятельности
П.И. Пестеля в ранних декабристских организация историки согласны со мнением
советской историографии, отмечая попыток превратить Союз в действенную
организацию; создание управ в Митаве и Тульчине и др. Отмечают радикальность по
сравнению с остальными декабристами и стремление к активным и жестким
действиям.
По Русской Правде мы
имеем неоднозначную оценку. Одобрение предполагаемых прав и свобод, решение
аграрного вопроса. И негативную оценку объединительной политики, ущемлявшей
интересы народностей и национальностей. О Пестеле, как о создателе конституции
историки пишут не много, соглашаясь с советскими историками. Отмечают влияние
Детю де Траси.
На П.И. Пестеля, как на
руководителя Южного общества взгляд поменялся не настолько кардинально, как
этого можно было ожидать. Основные вопросы остались без изменения с советского
периода, изменился только взгляд на личное участие Пестеля в отношениях с
Кавказским обществом, ставиться под сомнение вообще его существование. И
современные историки считают провальным организацию Южного общества, ставят под
сомнение реальное положение вещей в нем. Считая в конце периода, что
организация начала разваливаться практически с момента ее основания (О.И.
Киянская).
По вопросу действий П.И.
Пестеля на следствии мы имеем две противоположные точки зрения. Судя по всему,
этот вопрос будет предметом активного изучения в будущие годы, т.к. на данном
этапе он практически не изучен. Но уже сейчас можно с уверенностью сказать, что
точка зрения О.И. Киянской — Пестель вел политическую игру с императором за
свою жизнь, в этом вопросе намного убедительнее, чем отмеченная в досоветской и
советской историографии, поддержанной В.А. Федоровым — революционер преданный
товарищами.
Из всего выше
перечисленного видно, что современные историки переняли основные положения
советской историографии по данному вопросу. Они не уменьшают его роли, как
революционера, но делают его не просто безликим и непогрешимым «памятником
революции», а человеком, сделавшим для революции все. Будет, конечно, и негатив
в отношении национальной политики, отсутствия федерации и жесткого
централизации государства. Но к Пестелю, как к личности он будет нести мало отношения.
Да и оценка, эта негативная оценка будет недостаточно выражена. Она будет ничем
по сравнению с признаваемыми положительными моментами.
Заключение
Личность Павла Ивановича
Пестеля ключевая в движении декабристов и декабристоведении. Историки всегда
обращались к его личности, изучая общественное движение XIX века, да и будут еще обращаться, в
связи с незаконченность изученности этого вопроса. Как мы увидели с изменение
государственной политики по отношению к декабристам, менялись и взгляды историков
по этому вопросу.
В дореволюционной
историографии, до начала XX
века личность Павла Ивановича Пестеля изучали не объективно. Это видно из работ
А.Н. Пыпина, который уничижительно писал о нем, считая, что его тактика и
фантастические планы привели к отсутствию в Южном обществе реальной стратегии и
плана[249].
О конституции он такого же не высокого мнения, считает ее не более, чем
любопытным трудом.
С приходом нового века
процесс изучения активизируется, выходит ряд знаковых работ, оказавших влияние
не только в этот период отечественной историографии, но и на последующие
периоды. Это работы Н.П. Павлов-Сильванского, М.В. Донвар-Запольского, В.И.
Семевского. Которые старались дать объективную оценку его личности.
Н.П. Павлов-Сильванский,
писал о Пестеле достаточно лестно, отмечая его, как мыслителя, образованного и
волевого человека. Но, не уменьшая его недостатков — властолюбивый характер[250].
Считает, что Пестель добивался власти, которую получил в Южном обществе[251].
М.В. Донвар-Запольский,
уже отмечает о радикальности и несогласии умеренной деятельности в Союзе
благоденствия и пишет, что Пестель на Юге готовил реально действенную группу[252].
О Пестеле же он пишет очень возвышенно, сравнивая его с Сократом, Наполеоном,
Гегелем.
В.И. Семевский оценивая
П.И. Пестеля, считает его самым выдающимся из членов Южного общества, одним из
образованнейших людей своего времени.
Как мы видим, чем больше
проходило времени после событий и, чем более стихала реакция, тем больше
хорошего или объективного писали о Павле Ивановиче Пестеле. Ближе к концу
периода М.В. Донвар-Запольский и В.И. Семевский, пойдут дальше остальных в
оценке Пестеля.
В молодом советском
государстве довлела ленинская концепция революционного движения, по которой
декабристы были дворянскими революционерами. В начале этого периода из
декабристов, в особенности из П.И. Пестеля создают образ героев революционеров,
в которых «к сожалению» проявилась дворянская ограниченность во взглядах. О
Пестеле пишут, как о самом умном из декабристов, т.к. он был самым левым и радикальным[253].
Этот начальный период продолжался до пятидесятых годов.
Далее начинается новый
этап, связанный с именами М.В. Нечкиной, Н.М. Лебедева, Н.М. Дружинина.
М.В. Нечкина выпустит ряд
статей и работ по вопросу декабристов. Главной же ее работой станет
фундаментальный двухтомник «Движение декабристов», в которой автор отойдет от
слепого идеализирования декабристов и постарается представить объективную
оценку ее деятелей. Пестель еще останется революционером героем, но этот вопрос
будут доказывать убедительными аргументами. Ее продолжит Н.М. Лебедев в книге
«Пестель- идеолог и руководитель декабристов». Он не привнесет кардинальных
нововведении, практически по всем вопросам соглашаясь с М.В. Нечкиной. Отдельно
стоит отметить работу Н.М. Дружинина «Революционное движение в России в XIX в.» выпущенную в 1985 году. Она
представляет собой итоговый результат исследований Дружинина по данному вопросу
и так же, как и у М.В. Нечкиной является фундаментальной.
В современной
историографии проблема П.И. Пестеля в движении декабристов активно изучается и
еще не закончена. Происходит процесс переоценки его личности. Особого внимания
занимают труды В.А. Федорова, С.А. Экштута, О.И. Киянской. В.А. Федоров и С.А.
Экштут, писали о Пестеле, продолжая советских историков, считая, что П.И.
Пестель герой революционер. Федоров пишет об этом твердо и безоговорочно. С.А.
Экштут дает более значимую оценку, считая, Пестеля героем революционером,
опровергая все негативные высказывания современников. В защиту революционера он
приводит мысль, что их оценка не объективна и основана на личном мнении,
которое не верно, т.к. у П.И. Пестеля был не простой характер, в связи, с чем
он со многими не ладил. Особое место постсоветской историографии занимают Труды
О.И. Киянской посвященные П.И.Пестелю. В своих работах она, дополняя советских
историков, делает анализ личности Пестеля и пишет о нем, прежде всего, как о
человеке. Значимость ее работ, заключается в новых материалах, касающихся
темной стороны биографии революционера. Этот аспект не фигурировал ранее ни в
дореволюционной, ни в советской историографии. Она затрагивает темы шантажа,
казнокрадства, совершаемые П.И.Пестелем. Конечная оценка- Пестель расчетливый,
пламенный революционер и политик, не считающийся с моралью на благо революции.
Список используемой литературы
1. 
Бокова В.М.
«Ликурговы законы» Павла Пестеля. (Декабристы: актуальные проблемы и новые
подходы). М., 2008.
2. 
Герцен А.И. О
развитии революционных идей. М., 1958.
3. 
Гордин Я.А.
Декабристы и Кавказ. (Империя и либералы). М., 2001.
4. 
Довнар-Запольский
М.В. Тайное общество декабристов. М., 1906.
5. 
Довнар-Запольский
М.В. Идеалы декабристов. М., 1907.
6. 
Дружинин Н. М.
Кто были декабристы и за что они боролись. М., 1925.
7. 
Дружинин Н.М. Кто
были декабристы и за что они боролись?. М., 1925.
8. 
Дружинин Н.М.
Масонские взгляды Пестеля. М., 1929.
9. 
Дружинин Н.М.
Революционное движение в России в XIX в. М., 1985.
10. 
Ключевский В.О.
Русская история: Ч. 3. СПб., 1902.
11. 
Кедров Б.М. П.И.Пестель
о системе и классификации наук. (Декабристы и русская культура). Л., 1976.
12. 
Киянская О.И.
Южный бунт: Восстание Черниговского пехотного полка, 9 декабря 1825- 3 января
1826. М., 1997.
13. 
Киянская О.И.
Профессионал революции. К вопросу о конспиративной деятельности П.И. Пестеля в
1819-1825 годах // Литературное обозрение, 1997. №4.
14. 
Киянская О.И.
Павел Пестель, офицер, разведчик, заговорщик. М., 2002.
15. 
Киянская О.И.
Пестель. М., 2005.
16. 
Киянская О.И.
Пестель на следствии // Россия XXI, №7, 2007.
17. 
Крутов В.В.,
Швецова-Крутова Л.В. Белые пятна красного цвета. Декабристы. М., 2001.
18. 
Лебедев Н.М.
Пестель — идеолог и руководитель декабристов. М., 1972.
19. 
Ланда С.С. Дух
революционных преобразований. М., 1975.
20. 
Медведская Л.А.
Южное общество декабристов и Польское патриотическое общество. ( Очерки из
истории движения декабристов). М., 1954.
21. 
Нечкина М.В.
Грибоедов и декабристы. М., 1951.
22. 
Нечкина М.В. Из
работ над «Русской Правдой» Пестеля. (Очерки из истории движения декабристов).
М., 1954.
23. 
Нечкина М. В.
Движение декабристов. Т. 1. М., 1955.
24. 
Нечкина М. В.
Движение декабристов. Т. 2. М., 1955.
25. 
Оксман Ю.Г.
Декабристы. Неизданные материалы и статьи. Л., 1926.
26. 
Пыпин А.Н.
Общественное движение Общественное движение в России при Александре I. СПб.,
1885.
27. 
Павлов-Сильванский
Н.П. Павел Иванович Пестель. Биографический очерк. СПб., 1901.
28. 
Пресняков А.Е. 14
декабря 1825 года. М., 1926.
29. 
Покровский М.Н.
Декабристы. М., 1927.
30. 
Рудницкая Е.Л.
Феномен Пестеля. (Империя и либералы). М., 2001.
31. 
Сеиеновский В.
И., Богучарский В., Штейнгель В. И. Общественные движения в России в первую
половину XIX века. Т.1. Декабристы: М. А. Фонвизин, князь Е. П. Оболенский и
барон В. И. Штейнгель: ст. и материалы. СПб., 1905.
32. 
Семевский В.И.
Политические и общественные идеи декабристов. СПб., 1909.
33. 
Семёнова А.В. Я
страстно полюбил моё Отечество // Диалог. М., 1999. №4.
34. 
Соловьев Д.
Декабристы. М., 1912.
35. 
Ферштейн С.М. Два
варианта решения аграрного вопроса в «Русской Правде» Пестеля. (Очерки из
истории движения декабристов). М., 1954.
36. 
Федоров В.А.
Декабристы и их время. М., 1992.
37. 
Шильдер Н.К.
Император Александр Первый. Т4. СПб., 1905.
38. 
Штрайх С.Я.
Декабристы. 1825-1925 г. М., 1925.
39. 
Штрайх С. Я. О
пяти повешенных. М., 1926.
40. 
Экштут С.А. В
поиске исторической альтернативы: Александр I. Его сподвижники. Декабристы. М.,
1994.